Дюна. Батлерианский джихад, стр. 65

Но вот наконец две пытающиеся вырваться из мертвой хватки роботов-охранников темноволосые сестры стоят перед ним. Эразм сложил свое искусственное лицо в спокойную улыбку. Одна из девочек яростно плюнула в это безжизненное лицо. Эразм начал думать, почему люди вкладывают в слюну такие презрительные чувства. Слюна не причиняла никакого вреда и легко смывалась с любой поверхности. Формы человеческого сопротивления никогда не переставали удивлять независимого робота.

Незадолго до этого Эразм побывал на своей вилле на Коррине, так там двадцать два раба, сняв солнцезащитные очки, намеренно посмотрели на солнце – огромный красный гигант, ослепив себя. Непослушание, сопротивление – и полная глупость. Чего они добились, кроме того, что перестали годиться для своей рабской работы?

Они надеялись, что их убьют, и Эразм пошел навстречу их чаяниям, но не так, чтобы они возомнили себя мучениками; вместо этого он отделил их от других рабочих, чтобы те не видели такого вопиющего нарушения дисциплины. Ослепшие, они не могли добыть себе пищу. Теперь, видимо, они уже умерли от голода в своей добровольной слепоте.

Однако его поражали их дух, их коллективная воля и желание бросить ему вызов. Хотя люди представляли собой весьма докучливую породу, им нельзя было отказать в диком очаровании.

Рядом зажужжала следящая камера, производя странный грубый звук. Наконец сквозь этот шум раздался голос Омниуса.

– Недавняя потеря Гьеди Первой – это твоя вина, Эразм. Я терплю твои бесконечные эксперименты в надежде, что ты сумеешь разложить на составные части и проанализировать человеческое поведение. Почему ты не предсказал самоубийственный рейд, в результате которого были уничтожены мои кимеки? Данные и опыт моего воплощения на Гьеди Первой безвозвратно утрачены, и их уже невозможно восполнить. Барбаросса также незаменим, так как именно он создал мою программу.

Земной Омниус уже знал о потере Гьеди Первой из сообщения, переданного с экстренным космическим буем, который запустил в космос робот Севрат, чей корабль с новыми данными совершал рутинный рейс на Гьеди Первую и попал туда как раз во время происшедшей катастрофы. Тревожное сообщение достигло Земли только сегодня утром.

– Я не получал данных о том, что россакская колдунья развила в себе способность к телепатическому разрушению человеческого мозга. – Лицо робота снова превратилось в мерцающее гладкое зеркало. – Почему бы, кстати, не задать эти вопросы Вориану Атрейдесу, когда он вернется на Землю? Сын Агамемнона и раньше помогал нам симулировать нестабильное человеческое поведение.

– Даже его вклад не смог предотвратить того, что случилось на Гьеди Первой, – сказал Омниус. – Мыслящие биологические субъекты являются непредсказуемыми и неустрашимыми.

Пока роботы охраны утаскивали извивающихся девочек прочь, Эразм сосредоточил свое внимание на наблюдательной камере.

– Это означает, что мне, очевидно, предстоит еще много работы.

– Нет, Эразм, это с очевидностью означает, что твои исследования не оправдываются полученными результатами. Тебе следует стремиться к самоусовершенствованию, а не к анализу нагромождения ошибок. Я настоятельно рекомендую тебе переписать программу ядра твоего разума, заменив его моей подпрограммой. Тебе следует превратиться в совершенную машину. То есть в мою копию.

– Ты хочешь принести в жертву результатам наши очаровательные открытые дебаты? – ответил Эразм, стараясь скрыть свою внутреннюю тревогу. – Ты всегда выражал свой интерес к моему необычному стилю мышления. Все инкарнации всемирного разума с нетерпением ждут от тебя сообщений о моих поступках и действиях.

Жужжание наблюдательной камеры изменило тональность. Это означало, что токи в мозгу Омниуса приняли новое направление. Складывалась неприятная, очень тревожная ситуация. Эразм очень не хотел терять свою, с таким трудом развитую и отвоеванную, независимую идентичность.

Одна из девочек-близнецов рванулась и сумела освободиться из хватки робота охраны и бросилась к бараку, который представлялся ей местом спасения. Как и предлагал до этого Эразм, робот поднял другую девочку за руку в воздух, и ребенок повис, крича и извиваясь. Освободившаяся сестра, поколебавшись, остановилась и сдалась, хотя легко могла бы убежать в барак и скрыться. Вместо этого она медленно вернулась к роботам.

Очаровательно, подумал Эразм. А ведь робот охраны не причинил второй девочке никакого ущерба, не повредив в ней ни одну клетку.

Быстро обдумав положение, независимый робот снова заговорил:

– Возможно, если бы ты обратил более пристальное внимание на вопросы, имеющие военное значение, то с большей легкостью убедился в потенциале моей работы. Позволь мне понять – ради тебя – ментальность этих человеческих созданий. Что подвигает их на самопожертвование, какое мы только что видели на примере боевых действий на Гьеди Первой? Если я смогу получить чистое объяснение, то твой Синхронизированный Мир не будет больше столь уязвимым для непредсказуемых атак.

Наблюдательная камера бешено завертелась – в исполинском электронном мозгу Омниуса начали прокручиваться миллиарды возможных решений. Наконец компьютер принял окончательное решение.

– Ты получил мое разрешение работать дальше. Но тебе не следует и дальше испытывать на прочность мое терпение.

* * *

Жестокая лихорадка свирепствовала среди грязевых плантаций и доков Поритрина, где жили рабы в своих мрачных жилищах. Несмотря на строжайший карантин и меры профилактики, эпидемия убила нескольких чиновников, купцов и добралась даже до рабов-вычислителей расположенной на высокой скале лаборатории Тио Хольцмана, парализовав работу ученого.

Когда Хольцман отметил первые случаи заболевания среди своих скученных в тесном помещении вычислителей, он немедленно перевел больных в боксы, а бывших с ними в контакте изолировал на карантин. Расстроенный савант думал, что рабы будут счастливы отдохнуть от своей однообразной работы, но они роптали и взывали к Богу, спрашивая у него, почему Его длань поразила их, а не их угнетателей.

В течение двух недель Хольцман лишился половины своих вычислителей – часть заболела, а остальные находились на карантине. Такое положение вещей отнюдь не способствовало плодотворной исследовательской работе саванта.

По ходу работы было изготовлено несколько действующих моделей по параметрам, разработанным талантливой Нормой Ценва. От возникших неудобств Хольцман был готов выть в голос, так как знал, что остановка и перерыв в исследованиях в самый их разгар приведет к созданию новой команды, которой придется заново провести всю черновую вычислительную работу. Для поддержания своей высокой репутации Хольцману нужен был скорый прорыв.

В последнее время его слава поддерживалась больше за счет идей Нормы, а не его собственных. Но, естественно, он сам провел модификацию генераторов разрушающего поля, превратив его в наступательное оружие. Лорд Бладд был в восторге от того, что два образца были отправлены в освободительные силы Армады, проводившие операцию на Гьеди Первой. Действительно, образцы хорошо сослужили свою службу, но они потребляли так много энергии, что ради приведения их в действие пришлось приземлить два больших военно-транспортных корабля, а сами генераторы рассыпались после единственного применения и не подлежали восстановлению. Кроме того, генерация импульсов дала неоднозначные результаты, так как некоторые роботы, защищенные стенами, оказались неповрежденными, а на некоторых поле почему-то вообще не подействовало даже на открытой местности. Однако изобретение показалось многообещающим, и аристократы Лиги требовали продолжения работ, не зная даже, что к ним привлечена Норма Ценва.

Репутация Хольцмана была восстановлена. По крайней мере на некоторое время.

Норма была нетороплива, но прилежна. Почти не интересуясь никакими развлечениями и забавами, она много работала и придирчиво проверяла свою собственную работу. Вопреки желанию Хольцмана она настояла на том, чтобы проводить большую часть вычислений лично, а не перепоручать их команде рабов. Норма была слишком независима для того, чтобы понимать все экономические и финансовые выгоды такого способа действий. Ее самоотдача и фанатизм в работе делали ее довольно скучной личностью.