Сбежавший тролль, стр. 6

Сэмюэль окинул взглядом написанное и обратил внимание на некоторые слова и фразы. «Злые существа… Ведьма теней… семья троллей… одно глазное яблоко… дядя Хенрик… в элкхаунда». Ему представилось, как у учительницы случается сердечный приступ, когда она это читает.

«Хмм, — подумал Сэмюэль, комкая листок бумаги. — Так не пойдет».

Он пожалел, что не заставил себя выполнить домашнее задание накануне вечером, как это сделала Марта, — тогда ему не пришлось бы делать все в такой спешке. Взяв чистый листок бумаги, он начал писать заново. Но на этот раз рассказ его был сильно короче:

Сэмюэль перечитал эти строчки. Было забавно, что ложь иногда выглядит гораздо правдоподобнее, чем правда. Потом он посмотрел на фотографию мамы с папой, которую они с Мартой держали на письменном столе. Фотография была сделана на фоне Катапульты, одной из самых страшных американских горок в мире, на которую он уговорил пойти своего папу. Папа сразу же после аттракциона побежал в туалет, где его стошнило. Он был не таким уж храбрым и пошел на это только ради него. Что в глазах Сэмюэля делало его самым лучшим папой на свете.

В этот момент Марта зашла в комнату и сказала:

— Помнишь тот браслет Хек, который был у тети Иды — тот, который защищает от всего, — так вот, она рассказала мне, где он спрятан. Он в деревянной шкатулке с розочками, которая стоит в ее спальне. Просто на тот случай, если он нам понадобится.

Сэмюэль сглотнул и спрятал лицо от сестры, чтобы она не увидела слезы в его глазах.

— Теперь уже немного поздно, не правда ли?

— Поздно?

— Я имею в виду, что единственная вещь, от которой нам стоило бы защититься, уже случилась. И теперь мы здесь — посмотри на нас: мы живем в доме, куда никто не осмеливается прийти в гости, возле леса, в который нам нельзя заходить, завтра мы пойдем в школу, где уроки ведутся на языке, которого мы не знаем, а единственная семья, которая у нас есть, — это тетя, которая хочет, чтобы мы врали в своем домашнем задании, и дядя, который думает, что он собака. Нам нужно что-то большее, чем этот дурацкий браслет, чтобы защититься от всего этого.

— Сэмюэль, что с тобой такое? Я думала, тебе нравятся тетя Ида и дя…

— Дело не в них. Они хорошие. Просто… Не знаю. Иногда мне становится так тоскливо, и тогда я хочу убежать в лес, и жить с троллями, и не беспокоиться о новой школе, и больше никогда не встречаться с людьми.

Марта рассмеялась.

— Я человек. И ты, насколько я помню, тоже! И в любом случае, сбежать в лес — это ужасно глупая идея.

— И это говоришь ты?

— Ну, что ж, я получила хороший урок. Это не поможет тебе почувствовать себя лучше. Каким бы прекрасным ни был лес сейчас.

Это была правда. Куда бы Сэмюэль ни убежал, ему в любом случае пришлось бы взять себя с собой. Он не мог убежать от воспоминаний, которые хранились не только на фотографии, но и в его голове. Они были законсервированы там, словно маринованный лук в банке. И поэтому Сэмюэлю ничего не оставалось, кроме как взять свою голову с собой в ванную, почистить этой голове зубы, собраться в школу и в молчании закончить свой завтрак, раздумывая о том, какие еще несчастья приготовила для него жизнь.

Превосходнейшая Корнелия

Было утро вторника. Первый день учебного года. Сэмюэль и Марта вошли в класс и огляделись. Все девочки разных возрастов сидели на одной половине класса, а мальчики — на другой.

Сэмюэль вздохнул. Он ненавидел это чувство, когда на тебя направлено так много взглядов. Особенно взглядов, изучающих тебя так, словно ты что-то вроде лягушки для препарирования на уроке биологии. Он узнал одного из мальчиков — мальчика в очках, которого он видел раньше у бакалейщика, — но тот не сделал никаких попыток взглянуть на него или улыбнуться. И в любом случае, он уже сидел с другим мальчиком. На самом деле все мальчики сидели с другими мальчиками, а поскольку парты были рассчитаны на двоих, Сэмюэлю пришлось усесться за пустой партой в конце класса.

Марта собралась было сесть рядом с ним, но миссис Стурдсен (низенькая, крепко сложенная женщина с румяными щечками) сказала ей сесть на половине девочек. Так Марта и сделала — села на пустое место рядом с девочкой со светлыми, безупречно уложенными волосами, которая держала спину так прямо, что можно было подумать, что она сидит на лошади. Девочку звали Корнелия Мюклебуст.

Сэмюэль тем временем одиноко сидел за пустой партой в задней части класса, а миссис Стурдсен обратилась к ученикам. Она говорила на норвежском, поэтому он не понял ни слова из ее речи, за исключением своего и Мартиного имени. Затем она заговорила на английском, с сильным акцентом.

— Итак, сегодня в нашей школе появились новые ученики из Англии. Я уверена, что мы сможем хорошо принять их… Я буду объяснять многие уроки на английском — и это поможет всем остальным выучить новые слова.

Весь класс застонал, и Сэмюэль почувствовал себя примерно таким же популярным, как школьный учебник. Миссис Стурдсен начала собирать домашние задания, а он вжался в спинку стула, мечтая оказаться где угодно, но только не здесь.

Корнелии Мюклебуст было одиннадцать лет, и она знала почти все. Она бегло говорила по-английски. Одинаково хорошо успевала по математике, гуманитарным и естественным наукам. Она могла рассказать вам, что солнцу четыре с половиной биллиона лет. Или что Малабо — столица Экваториальной Гвинеи. Или что «Лавка древностей» — это книга, написанная Чарльзом Диккенсом.

Она была такой умной, что часто поправляла миссис Стурдсен, которой это совсем не нравилось.

— Нет, — сказала Корнелия недавно на уроке, посвященном типам облаков. — Думаю, вы сами понимаете, что это кучево-дождевые, а не перисто-кучевые облака.

Однако несмотря на то что она была олицетворением всезнайки (посмотрите это слово в словаре и увидите там точное описание Корнелии), она не получала удовольствия от знаний. Точнее сказать, она получала от них удовольствие только потому, что они позволяли ей чувствовать себя умнее других людей. Она уже понимала, что она самая хорошенькая девочка в школе и у нее определенно самые богатые родители, но ей было просто необходимо стать также и самой умной. Тогда она смогла бы заставить всех вокруг завидовать ей, а вызывать у людей зависть было самым восхитительным занятием на свете.

Вот почему, когда новая девочка из Англии села рядом с ней, Корнелия задрожала от предвкушения. Ведь кем могла быть новая знакомая, если не новой жертвой, которой можно продемонстрировать свое несомненное превосходство?

— Привет, я Корнелия, — сказала она на самом безупречном английском, протягивая руку. — Я очень рада с тобой познакомиться.

Марта пожала протянутую руку.

— Я Марта.

— О, Марта. Пишется М-А-Р-Т-А, не так ли? В Норвегии есть похожее имя, Марте. Насколько я знаю, оно имеет арабское происхождение, правда?

— Я не знаю, — ответила Марта, потому что она этого действительно не знала.

— О, неужели? Ты этого не знаешь? Я думала, что все знают происхождение и значение своего имени. Мое имя значит «золотой», так что оно подходит к моим волосам.

— Мне нравится твое имя, — сказала Марта. — И твои волосы тоже.

— Ах, спасибо. Они у меня от мамы. Она была моделью, и она до сих пор очень красивая. Теперь ей не нужно работать. Мой папа очень богатый, понимаешь… А чем занимается твоя мама?

Марте внезапно стало очень грустно. Она вспомнила день, когда мама разрешила заколоть ей волосы сотней заколочек.

— Она… ее нет.

Корнелия засмеялась:

— Я знаю, что ее здесь нет. Думаю, наши мамы немного слишком взрослые, чтобы ходить в школу.