Девять королев, стр. 23

– Вот здесь я тебя и убью, – сказал он просто.

Грациллоний проверил, как закреплен на руке прямоугольный римский щит. От копья сейчас было бы мало проку, и из оружия он выбрал меч и кинжал, пожалев мимоходом, что поторопился переодеться в парадную форму – в мечтах он рисовал себе, как новый римский префект въезжает в покорный ему город, сверкая доспехами. Человек предполагает… Он усмехнулся про себя. Боевая форма пригодилась бы сейчас куда больше. Легионеры вечно ворчали, когда он требовал соблюдения устава, не позволяя им оставлять натирающие ноги поножи или тяжелые шлемы в лагере. Не всегда хотелось усталым солдатам облачаться в полную боевую форму, но именно в ней Рим завоевал полмира. Правда, основой армии был легион – отлаженный и грозный тысячерукий, тысяченогий механизм. Для схватки один на один одеяние варваров подходило, пожалуй, лучше.

«Митра, – подумал Грациллоний, – здесь стою я, как солдат, покорный долгу. В Твои руки предаю я дух мой».

Оба подняли щиты.

Мелкими шагами двинулись по кругу, ища друг у друга уязвимые места, надеясь каждый на ошибку противника. Не решаясь начать. Начать – всегда самое трудное и самое главное. И еще нужно уметь отринуть чувства.

Кто никогда не смотрел в глаза человеку, который пришел убить тебя и которого ты поэтому должен убить, тому не знакомо странное, необъяснимое чувство товарищества, близости, вдруг испытываемое к врагу.

«Что это со мной? – мелькнула мысль. – Нужно понять его. Разгадать. Предвосхитить. Следить за ногами. Левая впереди. Чуть дальше, чем в предыдущем шаге. Он разворачивается. У него длинный меч. Слишком длинный. И сам он выше на голову. Меч. Слишком длинный меч…»

Колконор стремительно атаковал, и меч со свистом рассек воздух над головой Грациллония. Центурион был готов – он чуть шевельнул щитом, встречая удар, чтобы отскочить и напасть. Смертоносное лезвие лязгнуло по краю щита и, брызнув искрами, ушло вниз. Удар был так силен, что на долю секунды парализовал левую руку Грациллония. Он припал на колено и сделал выпад. Колконор отпрянул, подставив щит. Меч вонзился в мягкое дерево и застрял. Колконор резко дернул щитом в сторону и, вспарывая воздух перед лицом Грациллония, широко отмахнул мечом слева направо. Грациллоний выдернул острие; левая рука его была как чужая. Он успел отклониться, но меч Колконора, на самом излете ударив в щит, чиркнул по правому запястью. Руку обожгло болью. Горячая кровь пролилась на дрожавшую от натуги опорную ногу. Не дать ему замахнуться. Не дать замахнуться! От следующего удара не уйти! Что с рукой?… В отчаянном броске, с колена, Грациллоний атаковал, почти наугад. Есть! Кожаный башмак Колконора потемнел от крови. Он не успел ударить, пошатнулся и с животным рыком, неуклюже ступив на раненую ногу, отпрыгнул в сторону. Глаза ему застила ярость. Отбросив щит, он схватил меч обеими руками и принялся со страшной скоростью рубить крест-накрест. Мир сузился до расстояния между Грациллонием и Колконором, до пустоты из множества изгибающихся, возникающих вдруг и ниоткуда плоскостей; в пустоте царил меч – как только обнажалась грань новой плоскости, ее в тот же миг рассекало тусклое лезвие. Кружилась голова. Толчками била кровь из запястья. Каждый раз, встречая на пути щит, меч высекал искры, и рука отзывалась одуряющей болью. Дважды меч со щита плашмя соскакивал на шлем. Один удар пришелся по металлическому наплечнику. Еще один – от щита – пониже ключицы. Выручила кольчуга, но боль была нестерпимой, такой, что земля закачалась под ногами. Чтобы не потерять сознание, Грациллоний прикусил губу.

Он пятился, пока, наконец, не оказался прижатым к шершавому стволу на краю поляны. Силы оставляли его. Еще немного, и непослушная рука, держащая щит, повиснет, как плеть. Сейчас или никогда. Колконор, рыча, рубил и рубил без устали.

Грациллоний поднырнул влево, под меч, сделав обманный взмах. Не ожидавший атаки Колконор подался назад, промедлив с ударом. Удержав руку с мечом, Грациллоний что есть сил ткнул в толстый живот шишаком щита. Колконор, поперхнувшись, с округлившимися глазами, замахнулся было, но Грациллоний ринулся к нему навстречу; лязгнули кольчуги; его обдало смрадным густым дыханием, и, навалясь всем телом, он ударил кромкой щита вверх. Хрястнула сломанная челюсть. Колконор взвыл, затряс головой, и тут Грациллоний, перехватив меч, как дротик, ударил им в багровое, потное, искаженное болью и яростью лицо. Пронзив щеку, острие рассекло небо и вошло в мозг. Грациллоний выдернул меч, поднял глаза и… оцепенел: на него пустыми белыми глазами смотрела Медуза-Горгона, только вместо змей ползли по лицу струи темной крови. В горле у Колконора булькнуло, вокруг рта вздулся алый кровяной пузырь, лопнул, и все было кончено.

Грациллоний обтер меч пучком травы. На него вдруг снизошли спокойствие и безмятежность, как будто этот поединок научил его чему-то важному. Чему? Он и сам бы не ответил. Стоя над поверженным врагом, Грациллоний принялся размышлять о возможных последствиях происшедшего. В голове мелькали обрывки разговоров мужчин из королевской свиты и жен Колконора. Что-то про короля. Кто он теперь? Король Священного леса? Чего он добился, убив короля Иса? Может, и ему придется ждать вызова каждое полнолуние? Что ж, его это не страшит. Главное – исполнить миссию, возложенную на него Максимом. А потом он уйдет. В худшем случае, он пошлет гонца за подкреплением. Но лучше бы обойтись миром. Похоже, что исанцы – достойный и доброжелательный народ. В целом. Колконор уже не в счет.

Грациллоний прочитал вечернюю молитву, присовокупив слова благодарности Митре Воителю за победу в бою, и наклонился распрямить коченеющее тело и прикрыть веки. Характер у Колконора был скверный, но дрался он отважно и заслужил уважение, хотя бы и посмертное. В слипшихся волосах на груди блеснуло золото. Теперь можно было удовлетворить любопытство. Какой талисман хранил этого человека, по обличью и манерам – невежественного варвара? Грациллоний потянул за цепь и вытащил длинный железный ключ с множеством бороздок и сложным расположением зубцов. По телу пробежал озноб. Должно быть, от ветра с моря. Грациллоний положил ключ на грудь короля. Потом поднялся и пошел к святилищу.

Глава седьмая

Легионеры, обнажив мечи, приветствовали командира троекратным победным кличем. Сорен и его спутники пали на колени. Женщины остались стоять. Малдунилис выглядела смущенной, Виндилис и Форсквилис бесстрастно смотрели поверх голов, но – это было заметно – в душе злорадно ликовали.

Грациллоний с трудом держался на ногах. Сорен сопроводил его в дом. Проходя мимо статуй портика, центурион вспомнил, что в детстве, в Галлии, он слышал имя Тараниса, и ему был знаком этот образ: мощный, властного вида бородатый мужчина с пронзительным взглядом глаз навыкате; в мускулистой руке бородач сжимал молот, наподобие молота Древа Вызова, и на груди у него висели знаки орла, вепря и тонкие стремительные молнии. Выходит, главный бог-покровитель Иса – Таранис? Скорее всего, дело обстояло сложнее.

Правую половину дома занимал зал пиршеств. В углублениях глиняного пола неярко горели костры; ветер вольно гулял по залу, ворошил огонь, и по закопченным стенам неустанно кружил хоровод зыбких теней. Два ряда изваяний кумиров подпирали высокие стропила. Кельтских богов Грациллоний узнал, остальные были ему незнакомы. Дубовые панели за скамьями вдоль стен украшали картины сражений. Сизый застоявшийся дым щипал глаза. Опушенные сажей знамена, чуть колыхавшиеся под самым потолком, навевали мысли о творимых здесь неведомых таинствах, мрачных и загадочных.

– Это храм вашего бога?

– Нет, – покачал головой Сорен. – У Тараниса большой мраморный Дом в городе и многие святилища повсюду. Это Дом Короля; его еще называют Красный Кров. В стародавние времена он служил местом ночлега королю и королевам, каждому в свой черед. Теперь же король проводит здесь лишь три ночи полнолуния и сам выбирает себе свиту и жен, которые делят с ним ложе.