Неприкасаемая, стр. 22

— Но ты здесь.

Ему показалось, что он услышал её бормотание: «Ненадолго».

— Зигмунд каким-то образом связан с тобой?

— Не по крови, — ответила она. — Он был принцем-консортом матери. Я родилась после того, как его люди смертельно ранили её.

— Ты представляешь, насколько безумно это звучит?

— Добро пожаловать в мир Ллора. Здесь немногое имеет смысл. Правила легко меняются. Как только ты думаешь, что всё понял, ты слышишь о вампирах, равнодушных к солнцу, о немых сиренах или о непорочных нимфах.

— Так здесь нет никого, подобного тебе? — спросил он.

— Ты пытаешься спланировать государственный переворот для меня, или это попытка узнать, есть ли у меня бой-френд?

Он почувствовал раздражение:

— А есть?

— А какая тебе разница?

— Я любопытен. Ты не отвергла меня и ещё недавно была в моей постели. Со всей возможной страстью.

— Эй, хватит! — Она подошла ближе и предупреждающе вскинула руки. — Не так громко, вампир. Давай не будем приближать падение моей репутации среди Ллора.

— РанР

Раньше тебя это не слишком заботило, по крайней мере, не тогда, когда ты говорила мне, что хочешь увидеться снова, — сказал он и добавил: — И что у меня прекрасно подходящие для поцелуев губы.

— Я говорила это прежде, чем пришла к заключению, что соотношение риска и выгоды — сто процентов риска и ноль процентов выгоды. — Она бросила ослепительный взгляд. — И я действительно не нуждаюсь в напоминаниях о том, что говорила вчера ночью и сегодня утром.

— Ноль процентов?

— Точно. Если, конечно, угроза укусить была не способом выведать у меня ещё больше.

Он хотел сказать, что её страх не имеет причины, что он никогда бы не ранил её. Но то, что он чувствовал тогда… Сказав это, он бы покривил душой.

— Посмотри, как ты раздосадован! Не волнуйся, Казанова, Я точно не расценила твоё поведение как приглашение. Ты ясно дал понять, что чувствуешь.

— Я всего лишь не хотел, чтобы меня возрождали.

— Большинство вампиров ждут не дождутся, когда это случится с ними, — заметила она.

— Почему? Из-за получаемой силы?

— Конечно. А еще потому, что не хотят провести в одиночестве вечность. — И вновь она показалась ему невероятно ранимой при всей своей воинственности.

— Даниэла, кого ты искала, когда мы встретились?

— Ты её не знаешь.

Не мужчина. Облегчение?

— И ты не собираешься ничего о ней рассказать? — Когда она покачала головой, он спросил: — Что случится через два дня, когда айсирийцы вернутся? Вы с сёстрами нападёте на них?

— Нет.

— Ты просто будешь ждать, пока они совершат еще одно покушение? Я думал, Валькирии считают себя вершиной пищевой цепочки. Ты никогда не затевала нападение или не посылала наёмников, чтобы убить Зигмунда?

— Есть кое-что, связанное с его замком, что защищает от нападения Валькирий. — На его вопросительный взгляд она ответила: — Я не скажу большего. Кроме того, мы не сможем найти королевство Айсирию. — Она явно с ненавистью произносила «королевство». — Никто не сможет, даже с помощью магических кристаллов. Знаешь, учитывая, что ты отказался от меня, ты чересчур беспокоишься об айсирийцах.

— Мне неважно, что произошло с нами потом, двадцать четыре часа назад я вырывал их стрелы из твоей груди.

Когда она провела рукой по своей груди, вспоминая ту боль, он смягчил тон:

— Что случилось, если бы я не уложил тебя в ледяную ванну?

Она бросила на него скупой взгляд и нехотя ответила:

— Тепловой удар. Вполне вероятно, быстрое изменение температуры раздробило бы меня на мелкие кусочки.

— Раздробило. — Он и сам заметил, сколько изумления прозвучало в его голосе. — Но как такое возможно?

— Если стекло равномерно нагревается, оно просто становится горячим. Но когда оно нагревается резко, оно трескается. Ну, я нагреваюсь неравномерно.

— Все айсирийцы восприимчивы к этому?

— Нет. Как и у них, у меня замораживающаяся кожа. Но из-за того, что я наполовину Валькирия, моя кровь частично теплее их.

Он замедлил шаг:

— Если ты так рискуешь, зачем вообще выходишь из дома в одиночку?

Глава 17

Потому что я не приспособлена к образу жизни моих сводных сестёр. Потому что настоящему товариществу я предпочту скорее одиночество и буду пропадать в своём выдуманном мире, мечтая о сексе и о снеге. Возможно, даже о сексе в снегу…

— Стрелы, вот что нагрело моё тело, — наконец ответила она, чувствуя облегчение, так как они почти достигли места назначения. — Извлеките яд — и я спасена. Обычно я довольно хорошо справляюсь в таких ситуациях.

— Обычно? С тобой и раньше случались тепловые удары?

— Нет. Вчера вечером я была к этому близка как никогда.

— Тогда откуда тебе знать, что случится?

— Меня предупредили.

«Дани, ты покраснела! — Свана кричала снова и снова. — Ты играла с сёстрами слишком долго. Ты же знаешь, что говорили твои небесные родители о перегревании…»

— Предупредили? Родители?

— Мёрдок, я ценю твою откровенность в рассказах о твоей семье. — Мягко сказано. Его рассказы неожиданно взволновали её. — Но я не буду рассказывать о своей.

Небрежно махнув рукой, она указала на их первую остановку — «Жан Лафитт».

Хотя таверна и располагалась на Бурбоне, она находилась в противоположном конце от всей суеты и уличной толкотни и скорее напоминала обычный бар, без искусственно раздутой весёлости Бурбон-стрит.

Один из союзников Валькирий, демон бури Дешазар, останавливался здесь всякий раз, когда бывал в городе. Подходящее место: в прошлом он был пиратом. Он болтался в этом здании с тех самых пор, как имеющие дурную славу братья Лафитты обустроили здесь кузницу.

На секунду задержавшись у двустворчатой двери, Дани сказала Мёрдоку:

— Ты должен остаться здесь.

— Почему?

— Потому что мой осведомитель и его парни захотят убить тебя, а кроме того — я собираюсь пофлиртовать с ним.

Словоохотливый Дешазар питал известную слабость к Валькириям — и многие из них знали об этом.

Деш даже как-то предложил Дани, торжественно заявив ей в своей сальной манере:

— Я б рискнул заморозить свои яйца, чтоб заполучить тебя, детка.

— Думаешь, я буду ревновать? — В голосе Мёрдока слышалось сомнение. — Поверь, не буду.

Так заносчиво, с таким пренебрежением. Эго нанесло ещё один удар. Раунд четвёртый, динь-динь.

С этим он проводил её внутрь. Войдя, они оказались в клубах табачного дыма. В музыкальном автомате гудела “People Ain’t No Good” Ника Кейва. Пьяные смертные угрюмо пялились в свои стаканы.

Мёрдок пробормотал:

— Это человеческий бар. Я думал, мы ищем демона.

— Я знаю, где околачиваются Ллореанцы, ясно?

Она быстро узнала Деша. Его было трудно не заметить — более двух метров роста он щеголял огромными, направленными вперёд рогами.

— Видишь того большого парня с рогами…

— Он разгуливает повсюду вот так? — еле слышно выдохнул Мёрдок. — С рогами напоказ, которые каждый может увидеть?

— Да, ему так нравится. Люди думают, что Дешазар и его парни носят костюмы. Демоны тянут жребий, чтобы определить, кто какой костюм наденет. — Она указала на мрачно глядящего демона в неоновой розовой футболке, на которой было написано «Кастинг на BigEasy! Мы приходим в костюмах!»

Люди расспрашивали их о гриме, костюмах, просили автографы, спрашивали, когда выйдет фильм — обо всём, кроме откровенно неприкрытых рогов.

Деш повернулся, заметив Дани:

— А! Неужто прекрасная леди Даниэла? — окликнул он её. Затем заметил Мёрдока и немедленно напрягся. — С кровопийцей. Мож, разъяснишь, почему б мне и моим ребяткам не распотрошить эту пиявку?

Мёрдок увидел, как дружественный настрой Даниэлы в мгновение ока сменился холодностью.

— Потому что твоя кровь станет льдом, если решишься сделать это, — сказала она, поднося ладонь к губам.

Она выглядела такой маленькой по сравнению с огромным демоном, но Дешазар опустил руки, сдаваясь.