Одна безмолвная ночь (ЛП), стр. 8

Воодушевленный, он кинулся к дочери и схватил ее сзади.

Широко раскрыв глаза, она в изумлении открыла рот.

— Я — лидер, дитя. Я ни за кем не следую. — Сжимая хватку, он со скоростью молнии перенес ее из строения в Калосис.

Глава четвертая

Медея пронзительно закричала после неудачной попытки переместиться из Калосиса. Страйкер поцокал языком.

— Я закрыл канал. Ты не сможешь выйти, пока я вновь его не открою.

Черные глаза Медеи сверкнули яростью, еще больше напоминая ему о ее матери.

— Матера убьет тебя за это.

Страйкер освободил дочь и отступил на шаг.

— Она в любом случае собиралась убить меня. Так, какая разница?

— Первоначально в ее план не входили пытки. Это… это заставит ее изменить свое мнение.

Он безразлично пожал плечами.

— Ты хотела провести время с отцом. Вот он я. — Черты его лица ожесточились, когда он встретился с ней взглядом, показывая свою решительность. — Ты должна узнать кое-что обо мне. Я ничего не делаю на условиях других людей. Я есть и всегда буду тем, кто командует. Никто не указывает мне, что делать.

Последний, кому он подчинялся — его собственный отец, — предал его. С той ночи он поклялся, что в будущем его жизнь будет принадлежать лишь ему и больше никому.

Медея скривила губы:

— Матера была права. Ты засранец.

Его забавлял ее гнев.

— Неправда, засранец бросил бы тебя своим демонам. Я — твой отец, и, честно говоря, мне не хватает моих детей. Эта слабость — единственная причина, по которой ты до сих пор жива после всех угроз в мой адрес.

Страйкер протянул руку и сжал в ладони ее подбородок. Медея напряглась, но, к его удивлению, не вонзила в нее клыки. Вместо этого она продолжала с презрением смотреть на него. Она так сильно напоминала ему дочь, умершую одиннадцать тысяч лет назад. Только Таннис никогда не была бойцом. В отличие от Медеи она никогда не разделяла любовь Юриана к жизни.

Таннис беспечно позволила себе угаснуть в свой двадцать седьмой день рождения, пока Страйкер держал ее на руках, умоляя отнять человеческую жизнь, чтобы прожить еще один день. Она упорно отказывалась. Ее пронзительные крики о милосердии по сей день эхом отдавались в его ушах.

Медея взмахом головы сбросила его ладонь, а затем резко ударила коленом в пах.

Выругавшись, Страйкер поймал ее руку прежде, чем она смогла ударить его снова, и оттолкнул ее. Его тело болело, он хотел убить ее за то, что она сделала. Но она была дочерью своей матери.

И своего отца.

Страйкер, используя свои силы, прижал Медею к стене позади нее.

— Ты понятия не имеешь, как тебе повезло, что я сожалею о том, что убил собственного сына за гораздо меньший проступок, чем тот, который ты только что совершила. Если бы не это, ты уже была бы мертва.

— Я тоже тебя люблю, папуля. — Саркастические нотки прозвучали едко и холодно.

Но, по крайней мере, она не уподобилась Юриану и не сказала, как сильно ненавидит и хочет убить его.

— Дэвин! — выкрикнул Страйкер, призывая одного из своих военачальников. Он стоял прямо, отказываясь позволить своему вассалу увидеть, что испытывает боль. Никто и никогда не узнает его слабостей.

В комнату вошел Дэвин.

— Мой повелитель?

Страйкер дернул подбородком в сторону Медеи.

— Отведи нашу гостью в мое жилище и запри ее, пока у меня не появится время, чтобы заняться ею. — Он поднял руку, позволяя дочери свободно сползти по стене, прежде чем воплотить пару наручников на ее запястьях.

Она глубоко вдохнула, пытаясь сломать их.

— Я достану тебя за это.

— И твою собачонку тоже [9], — ехидно добавил он.

Дэвин благоразумно игнорировал их комментарии.

— Да, господин. Я займусь этим.

Медея молчала, когда привлекательный мужчина шагнул вперед. К его чести, он не прикоснулся к ней.

— Следуйте за мной. — Он вытянул руку в направлении двери.

Как будто у нее был выбор? Презренные ублюдки!

Взбешенная, она свирепо посмотрела на отца, прежде чем позволить Дэвину вывести ее из комнаты.

— Ты всегда ему повинуешься? — спросила Медея, как только они остались одни.

Дэвин, высокий блондин с короткими волосами и небольшой эспаньолкой, оглянулся на нее через плечо.

— Если бы я не хотел жить, я бы перестал забирать человеческие души и скончался. Это было бы гораздо менее болезненно, чем противоречить Страйкеру.

— То есть, ты его боишься?

Дэвин фыркнул:

— Все его боятся. Мужик убил собственного сына.

— Так он мне говорил.

— Что ж, я был там, когда это произошло. Во время схватки с нашими врагами Страйкер подошел к нему, совершенно спокойный и сосредоточенный, крепко обнял, а затем перерезал ему горло и оставил умирать.

От этого рассказа вниз по позвоночнику пробежала дрожь. Как мог отец быть настолько хладнокровным? Тот факт, что он являлся и ее отцом, еще сильнее леденил кровь.

Дэвин повернул налево и направился по другому коридору.

— Юриан был одним из моих лучших друзей и любил своего отца больше, чем кого-либо. Веками он верой и правдой служил ему. Поверь мне, он не заслуживал того, что получил.

Что сделал ее единокровный брат, чтобы вызвать столь жестокое наказание?

— Почему Страйкер убил его?

— Он женился за его спиной на женщине наших врагов.

Медея споткнулась, услышав его тихие слова. Ей казалось невероятным, что столь незначительное деяние могло стоить жизни, не говоря уже о том, что это жизнь собственного ребенка.

— За это?

Дэвин застыл возле двери, не открывая ее.

— За это.

Не в силах поверить в человеческую жестокость, Медея заколебалась, почувствовав нечто в своем сопровождающем.

— Ты Акелос.

Это даймоны, которые охотились только на дурных людей. Даймоны, которые клялись забирать лишь души заслуживавших смерти. Педофилов. Насильников. Убийц. Низших из низших.

Дэвин побледнел.

— Как ты узнала?

— Я могу чувствовать души внутри тебя. Недавно ты забрал трех убийц. — В это время она осознала еще один факт. Он не походил на ее отца. У него до сих пор было сердце. Еще не уничтоженное.

Пока еще.

— Я знаю, почему ты собираешь их, но позволь дать тебе совет. Эти души будут истощать тебя изнутри. Будут разрушать тебя, пока ты не станешь в точности таким же, как те, кем питаешься.

Дэвин взглянул на нее с опаской.

— Откуда ты это знаешь?

Отвечать на этот вопрос Медея не была намерена.

Страйкер сидел в кабинете, наблюдая в своей новой сфоре, как яростно вышагивает Зефира. Женщина двигалась подобно жидкому серебру. Чувственно. Плавно. Грациозно. Воспоминание о том, как он держал ее в своих объятиях, заставляло каждый гормон его тела гореть от возбуждения. Каково это — заниматься любовью с подобной чертовкой? Ее аромат и прикосновения оставили неизгладимый след в его памяти.

Он всегда любил, когда она злилась. Однажды, вскоре после свадьбы, он вывел ее из себя, флиртуя с другой женщиной. Когда они вернулись домой, она схватила его и толкнула на пол, а затем отдавалась ему до тех пор, пока он чуть не ослеп от наслаждения. После этого у него еще целую неделю болели колени, на которых остались отметины от ковра.

Только посмотри на другую женщину, и я выцарапаю тебе глаза.

Вместо этого она расцарапала ему почти всю спину, когда они ночь напролет занимались любовью. Его сердце учащенно забилось при воспоминании об ее искусности, и он мгновенно стал твердым, жаждая вкусить ее.

Уход от нее — самое трудное решение в его жизни. Но останься он, его отец беспощадно убил бы ее. Аполлон ни за что не позволил бы им, смертным, нарушить его божественные планы. Он был еще меньше склонен к прощению, чем Страйкер.

Итак, он поступил благородно. Правильно. Вместо того, чтобы попытаться вести обреченный на провал бой, который стоил бы жизни им обоим, он оставил ее живой, думая, что Зефира сможет найти мужчину, достойного ее.