Ашерон (ЛП), стр. 97

Он посмотрел на Иаса и увидел в его глазах боль прежде, чем они опустели, и Иас умер.

С колотящимся сердцем Ашерон поднял медальон и попытался сам высвободить душу.

Не получилось.

В ярости он заморозил Лиору на месте, а потом убил ее.

— Артемида! — крикнул он в потолок.

Богиня появилась в хижине.

— Спаси его.

— Я не могу изменить правила, Ашерон. Я поставила условия, и ты согласился с ними.

Он указал на женщину, которая превратилась в статую.

— Почему ты не сказала мне, что она не любит его?

— Я знала об этом не больше, чем ты. — Ее глаза потускнели. — Даже боги совершают ошибки.

— Тогда почему ты не сказала мне хотя бы о том, что медальон обожжет ее?

— Я не знала этого. Он не обжег нас с тобой. Я никогда раньше не давала держать медальон человеку.

Голова Ашерона гудела из-за вины и горя. Ненависти к ней и самому себе.

— Что теперь с ним будет?

— Он Тень. Без тела и души, его сущность заперта в Катотеросе.

Ашерон заревел от боли из-за того, что она сказала ему. Он только что убил человека и обрек его на судьбу, гораздо худшую, чем смерть.

И за что?

За любовь?

За милосердие?

Боги, он был таким глупцом.

Ему, лучше чем кому-либо еще, следовало знать, что нужно задавать правильные вопросы. Ему не следовало верить в любовь.

Черт побери, когда же он усвоит?

Артемида подошла к нему и взяла за подбородок, пока он не посмотрел на нее.

— Скажи мне, Ашерон, есть ли на свете такой человек, которому бы ты доверял настолько, чтобы позволить высвободить свою душу?

Он покачал головой.

— Ты знаешь лучше. Ты слишком хорошо обучила меня тому, как порочны женщины. Тому, как губит и разрушает любовь. Спасибо за урок, Артемида. Это было как раз то, что мне нужно. И я уверяю тебя, об этом я никогда не забуду.

Часть 2

Глава 62

Ашерон. Наши дни.

Ты никогда не замечаешь подступающие моменты, которые могут навсегда искалечить твою жизнь — по крайней мере, пока они не подкосят тебя. (Савитар.)

21 октября, 2008 год.

Парфенон, г. Нэшвилль, штат Теннесси.

18.30, вторник.

Ашерон телепортировался в главную комнату, где стояла статуя Афины, покрытая золотом. Из-за лекции, которая должна была начаться через несколько минут в другой части Парфенона, территория вокруг статуи была огорожена. Возможно, следовало бы соблюдать правила, но зачем? Это было одной из нескольких его причуд в роли бога. Экспонаты из натурального мрамора стояли на постаментах, которые выстроились вдоль обеих стен. И все равно интерьер выглядел не совсем таким, каким был в Древней Греции. Ему так нравилось приходить сюда. Что-то в этом месте успокаивало его. Каждый раз, когда Ашерон был в Нэшвилле, он старался остановиться и осмотреть его. Ашерон пошел в центр комнаты, чтобы поближе взглянуть на видение скульптора богини Афины. Статуя совсем не была похожа на нее. С волосами цвета воронова крыла и абсолютно бледная внешность Афины показывала как ее хрупкость, так и поразительность. Но все это было определенно обманчивым. Как богиня войны, Афина могла дать фору любому здоровенному мужику.

— Ашерон… — сказала статуя, оживая перед ним, — скажи мне, чего ты ищешь?

Он закатил глаза.

— Ночь без тебя. Как будто ты этого не знаешь, Артемида.

Она вышла из статуи и предстала перед ним в своем естественном росте.

— О, это совсем не смешно.

— Ах, да конечно. Извини. Статуя растеряла все свое чувство юмора одиннадцать тысяч лет назад и со временем нового не приобрела.

Скрестив руки у себя на груди, она надулась.

— Ты выдуваешь абсолютно все веселье.

Эш медленно и нетерпеливо вздохнул.

— Херишь, Артемида. Фраза звучит так: херишь все веселье.

— Выдуваешь, херишь, одно и то же.

Он ухмыльнулся, проходя мимо нее, чтобы взглянуть на экспонаты напротив стены.

— Нет, не одно. Узнай это у кого-нибудь, кто хорошо осведомлен о втором слове.

Она скривила лицо.

— Ненавижу, когда ты такой грубый.

Именно поэтому он так себя и вел. К сожалению, всей грубости в мире было недостаточно, чтобы она отцепилась от него.

— Зачем ты сюда пришла? — спросил Ашерон через плечо.

— А ты зачем?

Артемида следовала за ним по пятам, и снова он отодвинулся от своей последней любимой скульптуры.

— Есть одна археолог, которая считает, что нашла Атлантиду. Мне стало любопытно, поэтому я здесь.

Ее глаза зажглись.

— О, я должна это увидеть. Обожаю, когда ты бьешь их по языку.

— В самое слабое место, — исправил он сквозь зубы.

Плохо, что у него не было того же энтузиазма. Он ненавидел подвергать сомнению правдоподобность людей, или что еще хуже, публично смущать их. Но еще меньше всего Ашерону нужно было, чтобы мир обнаружил Атлантиду, а потом выяснил, кем он был там. Впервые за все его существование, люди смотрели на него с уважением и не оспаривали его достоинства. Если бы они только знали… Он лучше еще раз умрет. Нет, лучше все-таки задеть самолюбие профессора, чем свое собственное. Иногда на Ашерона нападали приступы альтруизма, но в данном случае этому не бывать. Никто больше не раскроет его. Артемида заморгала в счастливом ожидании.

— Где будет проходить лекция?

— В комнате внизу.

Она испарилась, а Ашерон покачал головой. У него заняло несколько минут, чтобы обойти всю выставку, а затем улыбнуться от современной интерпретации мира прошлого. Как человечество может быть таким странно проницательным и в тоже время настолько тупым? Их ощущения находились в диапазоне от безошибочно точные до просто бредовые. И вот еще что, не страдают ли все эти создания от такой же диллемы?

— Доктор Кафиери?

Сотерия взглянула на доцента, который наблюдал за ней со сбивающим с толку выражением лица. — О, пожалуйста, только не говорите, что я рассуждала сама с собой вслух, — по лицу женщины она поняла ответ и ненавидела себя за то, что была поймана…снова, — да?

— Собирается приличная толпа людей. Я просто хотела узнать, не нужен ли вам стакан воды для вашего выступления?

От этих слов ее кишки свернулись в узел. Приличная толпа. Да уж. Она ненавидела толпы и публичные речи. Если бы не тот факт, что им нужна спонсорская помощь на новое снаряжение в Греции, то Сотерия никогда бы не согласилась на это.

— Да, пожалуйста. Только убедитесь, чтобы чашка была привинчена к трибуне. А то я всегда разливаю напитки, если нет такого винтика.

Женщина развернулась и ушла. Тори взглянула на записи, которые только что просматривала, но слова женщины повисли у нее в голове. Приличная толпа. Что за сверх идиотизм для женщины, которая просто в ужас приходит от толп? У нее в горле появился комок, и Сотерия решила пошпионить за комнатой. Да, это определенно можно было назвать толпой. Там было, по крайней мере, человек шестьдесят. Ее затошнило. Когда Тори стала пятиться назад в тень, дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина, от которого у нее перехватило дыхание. Невероятно высокий, он прошагал в комнату так, как будто владел ей. Нет, он не шагал, он бежал вприпрыжку, как соблазнительный хищник. Все женщины до одной в комнате развернулись и уставились на него. Он был словно магнит для глаз. Спереди в его длинных черных волосах проходила полоска ярко-красного цвета. Они были обрамлением такого невозможно прекрасного лица, что, даже не обладай незнакомец столь резкой аурой, он все равно был бы очень милым. Ей также очень хотелось узнать, как выглядели его глаза, но так как он носил пару непроницаемых черных очков от Оукли, Тори ничего не могла сказать о них. Мужчина был одет в длинный черный поношенный плащ, а также на нем была темно-серая байка, из-под которой виднелась футболка Мисфитс. Его черные штаны были запиханы в пару темно-вишневых ботинок от Дока Мартинса с пряжками по бокам, на которых были изображены череп и кости. Игнорируя женщин, которые строили ему глазки, он стащил черный кожаный рюкзак со своего широкого плеча и поставил его на пол в проходе между стульями прежде, чем усесться. Кожа на нем была такая же поношенная, как и его плащ, а еще рюкзак был подпорчен каким-то белым анархичным символом, состоящим из солнца и пронзающих его трех горящих стрел. Тори не знала, что такого было в этих длинных ногах, которые он вытянул перед собой, но это заставило ее сердце ускориться. Незнакомец выглядел таким мужественным, сидя там в такой позе. С огромными ручищами, частично прикрытыми перчатками без пальцев, мужчина засучил рукава своего пальто, затем откинулся на стуле в полнейшем расслаблении. Она краем глаза увидела красно-черную татуировку дракона на его левой руке. А еще в его правой ноздре виднелся маленький серебряный гвоздик, а левое ухо украшало крохотное серебряное колечко. Он глубоко вздохнул и положил свою руку на спинку стула. Черт побери, этот мужчина двигался как вода. Медленно, грациозно, но при этом создавалось впечатление, что в любую минуту он может подскочить и повалить любого, кто будет угрожать ему. Да уж…