Ночная игра (ЛП), стр. 10

Глава 2

С тяжким грузом на душе Вэйн шагал по Французскому кварталу к Авеню Урсулинок, 688, на углу которой находился Санктуарий. У этого строения из красного кирпича были двери салунного типа, а снаружи висела вывеска изображающая темный силуэт мотоцикла на холме, на фоне полной луны.

Это заведение для байкеров, привлекающее туристов, всегда было переполнено местными жителями и иностранцами. На тротуаре уже выстроились в ряд несколько мотоциклов, принадлежащих местной шайке байкеров, что называли себя Vieux-Doo Dogs [5]. В первый раз увидев, как эти недружелюбные недоноски заходят в бар, Вэйн рассмеялся. Человеческие байкеры понятия не имели, что Санктуарий – место не только для людей. Это одно из немногих надежных убежищ для таких как он.

По всему миру во все времена семьи Охотников-Оборотней создавали места, подобные этому, где члены клана Катагарии могли скрыться от преследования врагов. А из всех известных приютов самым уважаемым и знаменитым являлся Санктуарий медведицы Мамаши Пельтье. По большей части, потому что ее заведение было одним из тех немногих, принимавших одинаково как Темных Охотников и богов, так и аполлитов и даймонов. И пока вы мирно себя ведете, все части вашего тела остаются невредимыми.

Девизом Санктуария было: Не кусай меня, и я тебя не укушу.

Любой, кто нарушал это единственное правило, быстро становился жертвой одного из одиннадцати сыновей Мамаши Пельтье или ее исключительно огромного мужа. Причем, хорошо известным фактом было то, что медведь Папаша Пельтье трепетал только перед Мамашей Медведицей.

Хотя Мамаша и ее мальчики в своей основной форме были медведями, они принимали у себя все катагарские виды: львов и тигров, ястребов и волков. Здесь скрывались, по крайней мере, по одному члену каждого известного вида.

Черт, здесь были даже дракосы, а ведь, как правило, драконы не часто выбирали двадцать первое столетие своим домом. Из-за своих размеров они имели обыкновение проживать в прошлом, где открытые пространства и малочисленное человеческое население облегчали им возможность скрываться.

У Пельтье был даже аркадианский Страж, который присматривал за этим местом, что являлось величайшим достижением из всех. Аркадианцы были Охотниками-Оборотнями с человеческим сердцем и являлись смертельными врагами катагарцев с их звериными сердцами. По сути, эти две разновидности тысячелетиями находились в состоянии войны друг с другом.

По общему мнению, аркадианцы считались превосходящей ветвью популяции, к которой принадлежал Вэйн, но по опыту он знал, что это принятие желаемого за действительное. Он предпочел бы довериться катагарцу с его сердцем животного, чем аркадианцу с человеческим.

Звери, по крайней мере, нападают на вас открыто. Они не такие вероломные, как человек.

 Но с другой стороны, ни одна катагарская женщина не обнимала его так, как это делала Брайд. Ни одна из них не заставила его ощутить это странное покровительственное чувство, которое требовало вернуться к ресторану, где он ее оставил, взять на руки и отнести домой.

В этом нет ни крупицы смысла.

Он прошел через салунные двери и обнаружил у входа Дева Пельтье, сидевшего на высоком барном стуле. Дев был одним из четверни Мамаши Медведицы. Но даже притом, что все четверо выглядели одинаково, каждый имел свою отличительную черту и манеру держаться.

Дев был добродушным, его было трудно разозлить. Он вел себя с властной учтивостью и двигался, как большинство медведей… как будто, у него в запасе все время мира. Но Вэйн знал, что этот медведь мог быть таким же чертовски быстрым, как любой волк. Увидев в первый раз, как Дев нападал на своего младшего брата Серра, когда они в шутку боролись друг с другом, он зауважал способностям медведя.

Сегодня вечером на Деве была черная футболка, не скрывавшая знака лук Артемиды на бицепсе, дурачившего аполлитов и даймонов, которые время от времени осмеливались заходить в бар. Он играл в покер с Руди, одним из человеческих служащих, не представлявшим, что половина «людей» в баре на самом деле животные на двух ногах.

У Руди были темные волосы, стянутые сзади в конский хвост, на лице суровое выражение, показывающее, насколько тяжела жизнь бывшего заключенного, большая черная борода, а каждый видимый дюйм кожи был покрыт разноцветными татуировками.

Совершенно грязный и неопрятный, он, в отличие от Охотников-Оборотней, сделавших Санктуарий своим домом, не казался хоть сколько-то привлекательным. В сущности, это был самый легкий способ отличить людей от животных. Поскольку представители вида, к которому принадлежал Вэйн, ценили красоту прежде всего остального, редко можно было обнаружить непривлекательного Охотника-Оборотня.

Вьющиеся светлые волосы Дева, как и у братьев, падали на спину. И он всегда носил их свободными. На нем были тесные вылинявшие джинсы и черные ботинки.

Узнав его, Дев кивнул:

– Привет, волк, ты в порядке?

Подойдя к ним, Вэйн пожал плечами:

– Просто устал.

– Может быть, тебе нужно вздремнуть в гостинице, – спросил Дев, вытягивая еще две карты.

Гостиница Пельтье примыкала к бару. Именно там они могли обращаться в животных, не боясь быть раскрытыми. У Пельтье систем сигнализации больше, чем в Форт Ноксе, и все время на чеку находились, по крайней мере, два члена семьи, охраняя остальных от злоумышленников, будь то человек или кто-то еще.

– Все в порядке, – ответил Вэйн. Он зарабатывал защиту для себя и Фанга. Последнее, чего он желал, это чтобы кто-то мог обвинить его в том, что он пользуется благотворительностью семейства Пельтье. Так что ему приходилось работать на Пельтье в среднем по десять часов каждый день. – Я уже сказал Николетте, что сегодня ночью помогу Чериз в баре.

– Да, – сказал Дев, затягиваясь сигаретой и проверяя карты.– Чериз умирает, как хочет уйти домой пораньше. Это ее день рождения, и Ник собирается взять ее к Антуану.

Вэйн забыл, что это человеческий день рождения. По каким-то причинам, эти дни для людей особенные. Наверное, потому, что их так мало.

Вэйн извинился и направился к бару. Он миновал столики, которые убирал Рен, катагарский леопард редкого белого окраса. Обезьянка Марвин (единственное животное в Санктуарии, не обращавшееся в человека) сидела у леопарда на плече, вцепившись в его белокурые волосы.

У этих двоих были странные взаимоотношения. Совсем как Вэйн и Фанг, Рен был изгнанником и жил у Пельтье. Он держал все в себе и нечасто разговаривал с кем-то, кроме Марвина. Но даже в этом случае, в глазах леопарда было что-то смертельное, говорившее – «если вы цените свою жизнь, то оставите меня в покое».

Рен взглянул на проходившего мимо столиков Вэйна, но ничего не сказал.

– Привет, Вэйн! – лицо Чериз Готье засияло, когда она увидела его. Это была красивая блондинка слегка за сорок. Своей улыбкой и добрым сердцем она могла покорить кого угодно. – Ты в порядке, милый? Выглядишь уставшим.

Его до сих пор поражало, насколько чуткой для человека была Чериз. Вэйн откинул часть столешницы барной стойки и прошел на служебную территорию.

– У меня все в порядке, – солгал он.

Он чувствовал, что ему что-то недостает. Как будто он должен вернуться к Брайд.

Насколько глупо это было?

– Ты уверен? – спросила она.

Он ощущал ее беспокойство. И от этого испытывал сильный дискомфорт. Всем, кроме сестры и брата, всегда было наплевать на него.

Чериз странный человек.

Она перебросила через плечо белое полотенце, которым вытирала стойку.

– Знаешь, у меня сын твоего возраста…

Вэйн подавил смех. Нику Готье было двадцать шесть человеческих лет, в то время как Вэйну – четыреста шестьдесят. Но, конечно, Чериз понятия не имела о его истинном возрасте. Как и о том, что ее сын работает на Темных Охотников – бессмертных убийц вампиров.