Богиня по крови, стр. 12

— Лучше бы этой темной твари поискать удачи где-то в другом месте. Его злобные нашептывания не коснутся ушей нашей доченьки.

— Вот почему Эпона велела мне предостеречь отца. Прайдери не может заполучить меня, Мирну или любого другого ребенка, который у нас с тобой, возможно, родится. Поэтому логично предположить, что он остановит свой выбор на…

— Дочери Рианнон, — договорил за меня Клан-Финтан.

— Точно, — сказала я.

— Твой отец готов сразиться с темным богом за душу ребенка?

— Он ни за что не позволит тому, кого любит, перейти на темную сторону, — мрачно улыбнулась я.

Клан-Финтан, разумеется, не видел «Звездные войны», даже старые серии, но прекрасно понял, что я имела в виду, и спросил:

— Сумеет ли он остановить ее? В свое время Маккаллану не удалось помешать Рианнон соблазниться тьмой.

Я похолодела, вздрогнула и сказала правду:

— Не знаю. Нам остается ждать, надеяться…

— И молиться о помощи Эпоны, — добавил муж.

Я повторила его последние слова и мысленно взмолилась: «Пожалуйста, Богиня!.. Пусть это и не твой мир, но как-нибудь помоги отцу, маме Паркер и маленькой Морриган».

Тут моя дочь начала копошиться, и все мое внимание переключилось с Оклахомы и тьмы на Партолону и свет новой жизни.

Часть вторая

1

Оклахома

С первых своих сознательных лет Морриган знала, что она не такая, как все. Да, девочка воспитывалась у бабушки с дедушкой, но ей попадались и другие дети, которые жили точно так же. Их родители были лузерами. Дело не в том, что ее отец и мать умерли, хотя она не знала никого, кто остался бы круглой сиротой. Никакой роли не сыграло и то обстоятельство, что бабушка и дед учили ее каким-то странным вещам, когда дело доходило до религии. В Оклахоме всегда чтили протестантизм, но даже в Броукн-Эрроу ей попадались школьники, исповедовавшие другие убеждения. Ладно, их было немного, но все же…

Она отличалась от всех по другой причине. Девочка слышала и чувствовала то, чего не воспринимали другие.

Морриган вздохнула и продолжила свое занятие. Она доставала из стенного шкафа дневники и аккуратно складывала их в коробки.

— Вот она, вся моя странность, занесена в тетради в хронологическом порядке на радость публике. — Морриган склонилась и замахала руками так, словно принимала одобрение толпы. — Нет-нет!.. Зачем же такие аплодисменты?! Это чересчур, в самом-то деле.

— Морри, милая, тебе помочь?

— Нет, ба! Я в порядке.

— Хочешь стаканчик сладкого чая?

Морриган снова вздохнула, но приподняла уголки губ и постаралась передать улыбку голосом:

— Нет, ба. Не беспокойся. Я сама здесь управлюсь, мне немного осталось.

— Ладно, но скоро придут твои подружки. Если все-таки нужна моя помощь…

— Мама Паркер, да оставь ты девочку в покое. Если она говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть!..

Морриган захихикала, услышав, как ворчит дедушка, а бабушка спокойно ему отвечает. Дед всегда знал, когда внучку нужно предоставить самой себе. Бабушку она тоже любила, разумеется, и была ей благодарна, но та имела склонность… в общем, держать ее под прицелом. Восемнадцатилетней девушке, собирающей вещи, чтобы отправиться в колледж, такое пристальное внимание совершенно не нужно. По крайней мере, не круглые сутки.

Она взяла в руки очередную тетрадку с дневниковыми записями и быстро пролистала ее. Конечно, ей было трудно свыкнуться с мыслью об отъезде. Разумеется, Университет штата Оклахома — не такая уж даль. Всего полтора часа езды. Но все равно не здесь. Не дома. Ей придется с кем-то знакомиться, заводить новых друзей. Морриган нахмурилась. Общение всегда давалось девушке с трудом. Новые люди ее не понимали. По характеру она была застенчивой и тихой, что иной раз воспринималось незнакомцами как чрезмерная гордость. Поэтому ей частенько приходилось принуждать себя улыбаться и громко здороваться, хотя хотелось просто сидеть в сторонке и наблюдать за происходящим до той минуты, пока к ней не придет уверенность в том, что можно присоединиться. Вот почему она записалась в драмкружок и даже поучаствовала в нескольких школьных постановках.

Они с дедом придумали этот план, когда Морриган еще училась в средних классах. Занятия драматическим искусством должны были помочь ей научиться играть в повседневной жизни.

Ладно, пусть это даже неправильно. Кто-то скажет, что такое поведение — своего рода обман, но на самом деле это вовсе не так. Ей необходимо было научиться приспосабливаться, причем не только ради себя самой. Для дедушки и бабушки было важно, чтобы внучка обрела друзей, вела себя как обычный человек, хотя Морриган такой не была. Они-то ее понимали, остальные — нет.

Вот она и выучилась играть, а еще записалась в танцевальный кружок и проплясала все четыре года учебы в старших классах. Девушка даже ходила на свидания, в основном с футболистами или борцами. Дед одобрял только этих парней.

В общем, Морриган производила вполне нормальное впечатление, но уже давно прекрасно сознавала, что отличается от других людей.

Она швырнула дневник в коробку. Тетрадь раскрылась на какой-то странице, исписанной детским почерком.

Морриган взяла ее в руки и прочитала:

Ей не нужно было переворачивать страницу и смотреть на продолжение этой записи, сделанной давным-давно.

Она прекрасно помнила ту малышку, которой когда-то была. Тогдашняя Морриган больше всего на свете любила деревья, землю и красивую пеструю кобылку серой масти, которую действительно получила на свой девятый день рождения. Та девочка не имела привычки то и дело поглядывать в тень, где могло затаиться что-то плохое. Она верила, что все голоса, которые звучали у нее в голове, — добрые, хорошие друзья.

«Никакая я не чокнутая, раз способна чувствовать духов земли. Не сегодня. Я не стану думать об этом сейчас! — Морриган затрясла головой. — Хлопот и без того хватает. Нужно собрать все вещи, а затем в последний раз отправиться на прогулку с друзьями, прежде чем судьба разбросает нас по разным колледжам. Битве между добром и злом придется подождать, пока я не устроюсь в общаге. Я ведь не Баффи, истребительница вампиров. — Морриган фыркнула. — Даже не Эовин, хотя отдала бы что угодно, чтобы стать девой-воительницей из Рохана. Неужели добро и зло действительно до сих пор воюют? Или все-таки это выдумки моих чудаковатых стариков?»

— Нет, — твердо произнесла она, отмахиваясь от того факта, что сама не понимала, была ли последняя мысль ее собственной или нашептанной ветром.

Желая отвлечься, девушка пролистала несколько страниц до тридцатого апреля и с улыбкой принялась читать детские записи, наполненные восторгом:

«Дорогой дневник! Дорогой дневник! Дорогой дневник!

МНЕ ПОДАРИЛИ ЛОШАДКУ! Я так и знала! Она самое красивое, потрясающее, невероятное существо на всем свете! Ей всего два года. Дед говорит, что у нас будет возможность вырасти вместе. Он такой смешной! У нее потрясающий серый окрас, очень светлый, почти серебристый. Хочу назвать ее Голубкой, потому что она такая красивая и милая. ЭТО МОЯ ЛОШАДКА!

У меня лучшие бабушка и дедушка на свете! И не важно, что они такие старые!

Сегодня вечером, пока я чистила Голубку, дед рассказывал мне о Богине лошадей по имени Эпона. Еще она распоряжается землей, деревьями, камнями и всем прочим. Дед сказал, что если я действительно рада своей лошадке, то, наверное, мне следует поблагодарить Эпону. От нее, вероятно, не ускользнет, что кто-то получил первую и жизни лошадь. Мне показалось, что это круто. Поэтому с наступлением темноты я втайне от всех подошла к большому дереву, что растет на переднем дворе, как раз под окном моей спальни, и сказала спасибо богине Эпоне. Я специально выбрала самое высокое. Если она богиня деревьев, то оно должно ей понравиться. Потом я пододвинула к стволу садовый стул, взобралась на него, встала на цыпочки и запрятала среди ветвей свой любимый блестящий камешек, тот самый, что нашла, когда пропалывала сад прошлым летом. Я сказала Эпоне, что это подарок для нее.