Точно как на небесах, стр. 44

Гонория изобразила безмятежную улыбку и с выражением живейшего интереса приготовилась выслушать ответ на свой вопрос.

– Мне никак не хотелось пропустить музыкальный вечер, – сказал Маркус.

– Придумай что-нибудь получше.

– Помилуй, я говорю правду, – заверил он. – Сейчас, когда мне понятны твои мотивы, я буду воспринимать это мероприятие совершенно по-иному.

Она хмыкнула:

– Ради Бога. Понимание того, что теперь ты смеешься не надо мной, а вместе со мной, не избавит тебя от полнейшей какофонии.

– Я заткну уши ватой.

– Если моя матушка разоблачит твои ухищрения, она будет ранена в самое сердце. А ведь именно ей ты обязан своим спасением.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Она до сих пор считает тебя талантливой музыкантшей?

– Не только меня, – поправила Гонория. – Подозреваю, она грустит о том, что у нее больше нет дочерей, которые смогли бы играть в квартете. Но факел не угаснет. Мы скоро передадим его новому поколению. У меня полным-полно племянниц, и они уже разрабатывают свои маленькие пальчики на крошечных скрипочках.

– Неужели на крошечных?

– Нет. Но по-моему, получилось красиво. И образно.

Он коротко рассмеялся и замолчал. Они оба молчали и просто стояли посреди гостиной – непривычно смущенные и тихие.

Это было странно. И совсем непохоже на то, как они вели себя обычно.

– Ты не хочешь прогуляться? – неожиданно спросил он. – Сегодня прекрасная погода.

– Нет, – ответила она, возможно, чуть резче, чем следовало. – Спасибо.

На его лицо набежала легкая тень и тотчас исчезла. А может быть, ее и вовсе не было и Гонории только почудилось.

– Не стоит благодарности, – сухо произнес он.

– Я не могу. – Она не хотела обидеть его. Или хотела. А теперь почувствовала угрызения совести. – Меня ждут кузины. Мы собираемся репетировать.

В его глазах промелькнула тревога.

– Я бы посоветовала тебе временно покинуть Мейфэр и найти себе занятие в каком-нибудь другом районе Лондона. Дейзи еще не освоила пианиссимо, – предупредила она и, заметив его недоумение, пояснила: – Она очень громко играет.

– А остальные нет?

– Остроумно. Но нет. Во всяком случае, не так громко.

– Иными словами, ты хочешь сказать, что на музыкальном вечере мне лучше занять место в последнем ряду?

– Хорошо бы в соседней комнате. Если получится.

– Вот как? – Он необычайно, просто до смешного, воодушевился. – В соседней комнате тоже будут места для публики?

– Нет. – Она снова хмыкнула. – Но последний ряд тебя не спасет. По крайней мере от Дейзи.

Он вздохнул.

– Тебе следовало подумать об этом, прежде чем так стремительно выздоравливать.

– Да, похоже, я поторопился.

– Что ж, – произнесла она, пытаясь придать себе вид чрезвычайно занятой юной леди, у которой множество дел и которая, по счастливому стечению обстоятельств, нисколько не увлечена им. Ни в малейшей степени. – Мне действительно пора идти.

– Да, конечно, – учтиво кивнул он.

– До свидания, – вымолвила она, не трогаясь с места.

– До свидания.

– Искренне рада, что ты навестил меня.

– Я тоже, – ответил он. – Пожалуйста, передай от меня поклон леди Уинстед.

– С удовольствием. Она будет счастлива услышать, что ты поправился.

Он снова кивнул. И еще немного постоял. А потом сказал:

– Ну, всего хорошего.

– Да. Я должна идти, до свидания, – деловито повторила она.

И на сей раз действительно вышла из гостиной. Причем даже не оглянулась!

Грандиозное достижение, если вдуматься.

Глава 18

В тиши кабинета лондонского особняка Чаттерисов Маркус мысленно взвешивал свои знания, умения и навыки в области ухаживаний за дамами. Он много знал о том, как избегать общества девиц, а тем паче их мамаш. Он превосходно умел следить за тем, как ухаживают за барышнями (точнее, за Гонорией) другие джентльмены. Он в совершенстве овладел навыком напускать на себя грозный вид, убеждая тех самых джентльменов отказаться от тех самых ухаживаний.

Он не знал только одного – как ухаживать самому.

С чего начать? С цветов? Женщины любят цветы. Черт возьми, он тоже любит цветы. А кто их не любит?

Ему, например, очень нравились полевые гиацинты, но получится ли из них приличный букет? Они слишком маленькие и, вероятно, будут выглядеть бедновато. Кроме того, вручая букет Гонории, должен ли он сказать, что эти цветы всегда напоминают ему о ее глазах? Но тогда придется объяснять, какую именно часть лепестков он имеет в виду. И что при этом будет с его собственными глазами? Куда их девать?

Вдобавок, он никогда не дарил ей цветы. Гонория наверняка удивится и что-нибудь заподозрит. Хорошо, если она разделяет его чувства (хотя пока у него не было особых оснований рассчитывать на это), а если нет? Тогда, стоя посреди ее гостиной с букетом в руках, он будет выглядеть совершеннейшим ослом.

Нет, подобный сценарий его решительно не устраивает, а посему от цветов лучше отказаться.

Куда безопаснее для начала поухаживать за ней на светских мероприятиях. Как раз завтра леди Бриджертон дает бал в честь своего дня рождения. Гонория, конечно, приглашена и, конечно, приедет. Она ни за что не упустит такого случая, ведь на балу будет полным-полно холостяков. В том числе Грегори Бриджертон. Кстати, Маркус пересмотрел свое мнение о нем. У этого джентльмена еще молоко на губах не обсохло, и ему рано жениться. Поэтому, если Гонория сама не откажется от намерения увлечь юного мистера Бриджертона, придется вмешаться Маркусу.

Разумеется, он будет действовать в своей обычной неприметной, закулисной манере. От обязательства присматривать за Гонорией его никто не освобождал, и ему в любом случае непременно нужно присутствовать на балу.

Он посмотрел на письменный стол. Слева лежало официальное приглашение в Бриджертон-Хаус, справа – записка, которую оставила Гонория, уезжая из Фензмора неделю назад. Великолепный образчик пустоты. Приветствия, подпись и между ними две безликие фразы. Словно никто никого не спас от смерти, никто никого не целовал, никто никого не кормил украденным пирогом с патокой…

Такого рода послание вполне подходило для того, чтобы вежливо поблагодарить хозяйку дома за прекрасно организованный прием гостей в саду, однако вовсе не напоминало романтическую переписку с будущим супругом.

Каковым Маркус намеревался стать в самом скором времени. Он собирался просить ее руки у Дэниела (черт бы его побрал!), как только тот вернется в родные пенаты. Однако пока Маркусу предстояло искать подход к Гонории без посторонней помощи.

В чем и заключалась главная сложность.

Маркус вздохнул. Ведь есть же мужчины, которые умеют общаться с женщинами. К сожалению, он не принадлежал к их числу. Более того, раньше он хотя бы умел разговаривать с Гонорией. Однако в последнее время и тут выступал не слишком успешно.

Как бы там ни было, следующим вечером он находился в одном из самых отвратительных мест на свете. В лондонском бальном зале.

Маркус занимал привычную позицию – в углу, у стены, откуда можно наблюдать за происходящим, изображая полнейшее равнодушие и не привлекая к себе внимания. Попутно он лишний раз поблагодарил судьбу за то, что принадлежит к мужской половине человечества. Иначе он оказался бы в положении вон той барышни слева от него. Они оба просто стояли в углу бального зала. Но она была «цветком у стены» [6], а он – сумрачным, погруженным в раздумье джентльменом.

На бал съехалось множество народу – леди Бриджертон пользовалась большой популярностью в обществе, – и Маркус не знал, здесь ли Гонория. Он ее не видел, но, с другой стороны, сейчас ему не удалось бы разглядеть даже дверь, через которую он вошел. Уму непостижимо, как люди ухитряются получать удовольствие посреди всей этой жары, духоты и толчеи?

Маркус снова взглянул на барышню слева. Она казалась ему смутно знакомой, но он, разумеется, не помнил ее имени. Юная леди, откровенно говоря, была не очень юной, скорее, одних лет с Маркусом. Услышав ее вздох – протяжный и усталый, он заподозрил в ней «родственную душу». Она тоже смотрела на толпу, усердно делая вид, что не интересуется никем конкретным.