Мадонна — неавторизированная биография, стр. 20

Этот удар оказался сокрушительным для Барбоун. «Я все поставила на Мадонну, — сказала она, — а та меня чуть не уничтожила. Но, — добавляет она уже годы спустя, — у меня нет к ней ненависти.Мне ее не хватает». По здравом размышлении Барбоун пришла к выводу, что Мадонна рассматривает себя «как продукт непорочного зачатия. Правила обязательные для всех на нее не распространяются. Она была ненамеренно зловредной — просто неспособной смотреть на жизнь глазами других людей. Она хотела именно то, что хотела, а если ей этого не давали, она поворачивалась к вам спиной». Компания «Готем» не собиралась просто так отпускать Мадонну. Барбоун и Олтер объявили о намерении подать на нее в суд на основании того, что их контракт не был расторгнут в установленном порядке. Что касается демонстрационной кассеты с четырьмя композициями, которая стала известна в музыкальном мире как «Готемская запись», то Барбоун и Олтер ввязались в многолетний судебный процесс за право на потенциально ценную запись, процесс, не завершившийся и в 1990-е годы. Кассета, которой совместно владеют «Готем», Мадонна и студия «Мидиа Саунд», где она была записана, может быть тиражирована лишь с согласия всех трех сторон. «Мадонна никоим образом не позволит мне сделать миллионы на этой кассете, — говорит Барбоун. — Она все еще меня наказывает».

Одна лишь Мадонна не захотела увязнуть в трясине судебного крючкотворства. Она вернулась со Стивом Брэем в Дом музыки, где их единственной мебелью стали ящики из-под яиц. Снова представленные самим себе, Мадонна и Брэей опять сели на вынужденную диету, состоявшую из кукурузных палочек с сыром, к которым иногда добавлялся консервированный тунец. Успев отшить Перл Лэнг, Патрика Эрнандеса, Дэна Гилроя, а теперь и Камилу Барбоун из «Готем», Мадонна уже без колебаний сбрасывала за борт друзей и любовников, как только в них отпадала нужда. Еще оставался Брэй, но однажды уже Мадонна покинула его не моргнув глазом, когда перебралась из Мичигана в Нью-Йорк, и сейчас он не питал никаких иллюзий по поводу будущего. С верным Брэем, всегда готовым ее поддержать, Мадонна с головой окунулась в бурлящий, угарный мир ночной жизни Нью-Йорка. Она искала стиль, который вознесет ее к звездам, — и достаточно влиятельного и могущественного в музыкальных сферах человека, который дал бы ей старт.

Глава 9

Эрика Белл впервые попала в «Континентал клаб», и все, что она о нем слышала, оказалось правдой. «Мне говорили, что не успеешь войти, как тут же сунут в руки пакетик с кокаином, — говорит Белл, аспирантка отделения социологии Нью-йоркского университета, которая незадолго до этого открыла свой ночной клуб „Лаки Страйк“ в самом центре города на углу 9-ой улицы и 3-ей авеню. — Оказалось еще хуже:мне уже у дверей предложили кокаин, только я не употребляю». Все подробности того вечера в 1982 году отчетливо врезались в память Эрики Белл. Когда эффектная черная танцовщица, она же фотомодель, она же аспирантка-соцоилог, она же владелица ночного клуба, раздвинула пышную занавеску при входе в зал, она была поражена ультрасовременным убранством в светло-голубой гамме. «Все прямо как из „Джетсонс“, — говорит Белл. — Огромный бассейн с рыбками, какой-то бесконечный бар и белые четырехфутовые коринфские колонны для пущего эффекта. От всего этого, казалось, исходило сияние. Очень по-голливудски». У противоположного конца длинного бара на одной из коринфских колонн сидела, скрестив ноги, «эта женщина, вся в белом — в белом смокинге, в белых брюках и здорово мятой белой рубашке. Ее темные волосы торчали во все стороны; вокруг нее, естественно, вились мужчины». Это была Мадонна. «Как я на нее сразу посмотрела, — вспоминает Белл, — так просто оторваться не могла. У нее были невероятно красивые глаза. Великолепные. Она уставилась на меня, а я на нее. Эти мгновения казались мне вечностью. Из тех самых загадочных случаев, которые выпадают из жизни, когда встречаешь человека и влюбляешься в него с первого взгляда. Как ни банально, но это напоминает стоп-кадр в фильме. Потом мы часто об этом говорили».

Мужчины, болтавшие с Мадонной, разошлись, некоторые — разжились номером ее телефона, остался только один — Питер Шульц, — сосед Белл по квартире. Белл подошла к ним и велела ему уматывать. «Двигай, — сказала я. — С тобой она не пойдет. Я хочу с ней поговорить». Потом Белл обратилась к красотке в белом и пояснила: «Я с ним живу». Шульц поспешил добавить, что они просто соседи и между ними ничего нет. «Питер волновался, как бы Мадонна не подумала, что мы любовники, но ей это было без разницы. Захоти она с ним пойти, так пошла бы». (Шульц тоже ушел с телефоном Мадонны и дважды назначал ей свидания.) С Мадонной у Эрики Белл было много общего. Белл, которую ее новая подруга тут же окрестила «Рикой», тоже росла в процветающем пригороде. Только в ее случае это был Грэйт-Нек на Лонг-Айленде. Как и Тони Чикконе, отец Эрики имел хорошее образование, он был ученым и долгое время работал в Комисси по контролю за ядерной энергетикой. Требования к Белл тоже были повышенными, и она тоже отлично училась в школе. Она тоже занималась танцем, а теперь пыталась завоевать себе место в головокружительной, залитой неоновыми огнями жизни Манхеттена. Обе юные дамы прекрасно знали, что хотели, были привлекательны и уверены в себе, хотя в последнем одна из них сильно уступала другой.

До этого часа их биографии отличались лишь тем, что Эрике не приходилось голодать. Белл поражалась изобретательности Мадонны в добывании еды. «Даже потом, когда мы уже кое-чего достигли и стали разъезжать по городу на лимузинах, — говорит Белл, — она показывала мне какой-нибудь переулок и говорила: „Здесь я рылась в мусорных баках и искала чего-нибудь поесть. Удивительно сколько добра люди выбрасывают“. К Мадонне подходили владельцы закусочных и ресторанов, и она их сразу же узнавала. „Рика, я люблю этого парня. Он когда-то меня подкармливал, оставлял мне еду“. То были для нее тяжелые времена. Я хочу сказать, иной раз ей приходилось выбирать: съесть яблоко или поехать на метро. От этих ее рассказов мне хотелось реветь». Но Мадонна была не из слезливых. «Она не склонна поддаваться эмоциям, — говорит Белл, ставшая вскоре ближайшей подругой Мадонны. — В Мадонне есть внутренняя сила. По сравнению со всеми, кого я когда либо знала, у нее феноменальная воля. Насколько мы были близки? Что ж, могу сказать, что спали мы в одной постели», — говорит Белл. Еще она вспоминает об одной любопытной привычке Мадонны — полоскать горло соленой водой в шесть утра — «для голоса, наверное». Проникнувшись сочувствием к стесненным обстоятельствам своей новой подруги, Белл дала ей место в баре «Лаки Страйк». Мадонна проработала там всего два вечера — все свои силы она стремилась отдавать карьере, о которой могла говорить беспрерывно", — но этот краткий эпизод стал очередной вехой ее биографии. Барменом в «Лаки Страйк» служил высокий светловолосый флоридец с лицом херувима и обезоруживающей улыбкой, и Белл их познакомила. Как и первый наставник Мадонны, Кристофер Флинн, Мартин Бергойн был гомосексуалистом. Они с Мадонной быстро нашли общий язык, и вскоре он сподобился стать ближайшим из ее друзей обоего пола. «Мартина все любили, — вспоминает Белл. — Он был забавным и милым, красивым и приятным. Но они с Мадонной общались на своем особом уровне. Конечно, будь он гетеросексуален, их отношения не стали бы столь тесными». По словам Белл, по вечерам они с Мадонной чаще всего куда-нибудь выходили. Нередко это был один из самых модных городских клубов «Данстерия». «Мы ходили туда на свидания, — вспоминает Белл. — Мы занимались террором — так мы это называли, потому что именно это и делали — терроризировали людей. Она, бывало, говорит: „Рика, я здесь — самая красивая из белых девушек, а ты — лучшая из черных. Так что — вперед!“ Тут мы разгоняли всех с танцевальной площадки и занимали ее. Мы высматривали самых смазливых парней, подходили прямо к ним и, не говоря не слова, целовали прямо в губы. Потом мы брали у них номера телефонов, отходили и, пока парень хлопал глазами, сминали бумажку с номером и выбрасывали ее». Еще им нравилось дожидаться возле лифта какого-нибудь мужчину, войти с ним в кабину и там неожиданно его атаковать. «Помню, у Мадонны был такой случай, — рассказывает Белл. — Она просто покаталась с одним парнем на лифте вверх-вниз, а когда он вышел, у него глаза смотрели в разные стороны. Он говорил об этом несколько месяцев». По поцелуям Мадонна дотягивала, пожалуй, до олимпийского уровня. «В постели она, скорее всего, хороша, — замечает Камила Барбоун, — потому что совершенно раскована и сильна физически. Но заводится она от поцелуев». Перечисляя откровенные бисексуальные заигрывания Мадонны, Эрика Белл подчеркивает: «Я заинтересовалась Мадонной еще до того, как она меня поцеловала. Но могу сказать одну вещь: стоит ей разок тебя поцеловать, и этот поцелуй останется с тобой как печать». Когда Мадонна и Белл не ошивались по клубам, они делились друг с другом своими надеждами и страхами. Несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, Мадонна заметно боялась смерти или, точнее, забвения. «Она не раз говорила мне, что хочет стать знаменитой, — рассказывает Белл, — что она обязана прославиться. Мадонна говорила: „Мне нужно не просто внимание, а все внимание. Я хочу, чтобы все в мире знали, кто я такая, и любили меня“. Это было года два до того, как она записала свой первый хит. Мне кажется, что она больше всего боялась, что может вдруг умереть и ее забудут». Однажды вечером, когда они сидели на полу в комнате Мадонны («Ничего другого не оставалось, потому что не было стульев», — говорит Белл.), она, к удивлению Белл, достала из какого-то конверта фотографии, на которых была снята в обнаженном виде в те голодные дни, когда подрабатывала в качестве фотомодели. «Рика, ты не поверишь, — сказала она своей худощавой подруге, указав на снимки, — но тогда я была такой же плоской, как ты!» "Мы покатились со смеху, эти голые снимки показались нам жутко забавными, — вспоминает Белл. — «Ах, я просто не дождусь, когда прославлюсь и они увидят свет, — сказала Мадонна. — Кто-нибудь захочет продать их в „Плейбой“. — Она посмотрела и скривилась. — Но там их не захотят печатать. Смотри, какая я здесь плоская». (Через несколько лет, когда фотографии были опубликованы в «Плейбое» и «Пентхаусе», произведя фурор в масштабах страны, Мадонна позвонит Белл. «Рика, не могу поверить, — скажет она, давясь от смеха. — Ведь я же такая плоская».)