Темнейшая ночь (ЛП), стр. 64
Поторапливайся, Дэрроу, поторапливайся. Она не могла рисковать тем, чтоб привести за собой еще сотрудников Института. Большинство наверняка были больны, как сказал МакИнтош, но это не означало, что здоровые позволять ей убраться восвояси. Вызывая в мозгу голос заключенного, она подошла к единственному в камере унитазу и стала раскручивать болты, крепившие его к стене. Некоторые не желали подаваться, и ей пришлось прикладывать усилия, едва не ломая свои пальчики. Когда последний упал в грязь, она сбила унитаз в сторону.
Сделанная руками человека дыра уставилась на нее, дыра, которую некто прокопал прямиком наружу. Ей не хотелось лезть в узкое, черное пространство, но один взгляд на распростертое тело МакИнтоша – и девушка оказалась в отверстии. Полная темнота окружила ее.
«Не паникуй» сказала она, голос заключенного эхом раздавался в ее голове. Ее выдохи рикошетили от перепачканных болотом стен. Крыса прошмыгнула мимо ее пальцев.
Девушка зашипела, вдыхая.
Пробиралась. Было бы не так ужасно, если б не приходилось двигаться вверх. Комья земли сыпались на нее, даже забивали рот, покрывая язык.
Продолжай, только двигайся дальше.
Она чувствовала себя принцессой из «Леди Малин», боровшейся за путь на свободу. Эта мысль вернула ее к странному разговору с богиней. Или галлюцинацией. Эшлин больше никогда не пожелает очутиться в сказке.
Свет забрезжил в конце тоннеля, неяркий, но заметный. Облегчение наполнило ее, и она ускорила движения. Секундой позже наткнулась на небольшое отверстие. Даже ребенок не пролез бы там.
«Нет. Нет!» Она царапала землю, и царапала, и царапала.
Вечность спустя, она мельком увидала освещенное луною небо.
Едва не сникая от облегчения и усталости, выползла на холодную, твердую землю. Встала; колени подгибались. Укрытые снегом деревья возвышались вокруг нее. Девушку трясло от холода, мешковатые одежки Мэддокса не согревали.
Мужчина завопил – страдальческий звук.
Она замерла. Мэддокс. Мэддокс! Пришла полночь. Она осмотрелась, замечая крепость на горизонте, но вопль слышался не оттуда. Услыхав его снова, она рванула с места, несмотря на свою изможденность, следуя за звуком. Новый вопль, рев.
«Я иду. Я иду»
На бегу Эшлин начала кашлять.
Глава двадцать вторая.
Проснувшегося Мэддокса охватил ужас. Эшлин нуждалась в нем.
Он был…не в лесу, осознал Мэддокс. Нет, он был в собственной постели, в своей спальне, всматриваясь в сводчатый потолок, как и каждое утро. Но он не был прикован.
Как? Почему?
Солнечный свет лился из окна, согревая. Ему не удалось найти Эшлин и пришло время умирать, не давая продолжить поиски. Рейес! Рейес должно быть приволок его домой.
Мэддокс вскочил с кровати, намереваясь возобновить поиск. Он найдет ее сегодня, несмотря ни на что. Мы разберем мир по кусочку, пока она не найдется.
Отдыха не будет пока…
Женский кашель остановил его на полушаге. Он уже должен был быть бегущим по коридору, но обернулся сейчас. Эшлин лежала на его постели. Шок ударил его с силой меча пронзающего внутренности.
Он потер руками глаза, опасаясь поверить. Видение осталось на месте. Облегчение окутало его, затмевая шок, и он подбежал к кровати. Широкая ухмылка засияла на его лице, когда он преклонил колени, благодаря богов, и протянул руки, чтоб прижать к себе свою женщину.
Она снова кашлянула.
Мэддокс застыл, осознание завладело ним. Его ухмылка исчезла. Нет! Не Эшлин. Но он изучил ее более пристально. Она была бледна, слишком бледна, а под глазами темные круги. Мелкая красная сыпь покрывала ее прелестную кожу.
Он едва не вырвал свое сердце.
Он подозревал…он опасался…а теперь его худший страх стал реальностью. Ловцы заразили ее чумой. Они наверняка подохли, один за другим, позволив тем самым ей сбежать и найти его.
Позволив ей прийти домой умирать.
«Нет!» взревел он. Он ей не позволит; она была его жизнью. Он предпочел бы вечность поджариваться в аду, чем провести единственную минуту на земле без нее.
Рейес ввалился в комнату, словно только и дожидался хоть какого-то признака жизни. Он был мрачен и сердит, как грозовая туча, готовый сорваться.
«Она уже проснулась?» На его руках было так много порезов, что нельзя было сказать, где заканчивался один и начинался другой.
«Нет» надрывно ответил Мэддокс.
Воин оглядел ее.
«Я был неподалеку. Она кашляла всю ночь. Мне жаль» Затем добавил утешительным тоном. «Большинство умирает через несколько часов после заражения, но она смогла продержаться подольше. Возможно, она выживет»
Возможности было не достаточно. Мэддокс положил руку на ее пылающий лоб. Начал раздавать приказания.
«Принеси холодных полотенец. И еще тех пилюль, если у нас все еще есть сумка Даники. И воды»
Рейес поспешил выполнять, быстренько возвратившись со всем, что просил Мэддокс. Эшлин отказывалась просыпаться, так что он раздавил таблетки и всыпал порошок ей в рот. Потом влил воды.
Она закашлялась и содрогнулась, но все-таки проглотила. Наконец-то ее веки приподнялись, и она зажмурилась от света.
«Дома» проговорила она сиплым голосом, заприметив его. «Больно. Хуже, чем прежде»
«Я знаю, красавица» Он нежно поцеловал ее висок. Хотя его мог инфицировать Торин, смертный не мог сделать этого. Словно это имело значение. Он все равно трогал бы и обнимал ее. «Ты и на этот раз поправишься»
«Босс…Ловец. Мертв»
Он согласно кивнул, не желая говорить того, что чувствовал по поводу смерти этого человека. Удовлетворение.
«Что с Даникой?» выступая вперед, спросил Рейес. «Я последовал по тоннелю, из которого ты пришла, и нашел тюрьму и мертвых Ловцов, но Даники не было внутри»
«Должна быть…по пути в… Нью-Йорк» отрывисто произнесла Эшлин.
Рейес побледнел, цвет исчезал с его лица, будто засосанный пылесосом, по поводу использования которого всегда брюзжал Аэрон.
«Они не сказали больше ничего?»
«Прости». Она закашляла.
Мэддокс поморщился от ужасающего, звенящего звука. Он положил прохладное, влажное полотенце на ее лоб. Девушка вздохнула, закрывая глаза. Рейес запутал пальцы в своих волосах, явно расстроенный, желая уйти, нуждаясь в боли.
«Ступай» сказал ему Мэддокс. «Найди ее»
Воин взглянул на Эшлин, затем на Мэддокса, кивнул. Ушел без единого слова.
Мэддокс оставался подле Эшлин часами, смачивая ее лоб, заставляя пить воду. Он вспомнил, что видел, как Торин делал подобное после того, как притронулся к смертной женщине и заразил ту чумой.
Какое-то время Мэддокс полагал, что воля Эшлин к жизни сильнее болезни, поскольку она не умерла как остальные. Это или возможно что-то – кто-то – помогало ей.
Но затем кашель стал кровавым, ее тело слишком ослабло, чтобы сидеть. Горло так опухло, что она не могла глотать. Сколько еще она продержится?
Не зная, что еще сделать, Мэддокс сгреб ее и поднял на руки. Не говоря с друзьями, он вынес ее из крепости. Они не спрашивали о его намерениях, наверное, слишком опасаясь, что он превратится в Насилие. Так и было. Дух бурлил в нем, переживая за нее, стремясь разрушать, увечить, убивать. На этот раз от беспомощности и отчаяния, не от злобы.
Мэддокс поспешил в город; лунный свет – насмешливое напоминание о его вчерашней неудаче спасти ее.
Спасти ее, должен спасти ее.
Она не издавала ни звука, слишком ослабевшая, чтоб кашлять. Улицы были пусты, никого не было видно.
Чего бы это ни стоило, спаси ее.
Он отнес ее прямиком в больницу, на которую наткнулся вчера во время своих бесплодных поисков Эшлин. Здание было переполнено, трещало по швам от находившихся в нем людей, кашляющих людей. Умирающих. Он не хотел оставлять девушку, опасался доверить им ее жизнь. Но не знал, что еще сделать.
В заполненном людьми, белом коридоре ему попался раздающий указания человек в перчатках и маске.
«Помоги мне» сказал Мэддокс, обрывая его речь. «Помоги ей. Пожалуйста»