Темнейшая ночь (ЛП), стр. 22
«Позже», Торин бросил Мэддоксу, но тот не отрывал глаз от Люциена. «Что ты натворил, Смерть?»
«Колись», приказал Рейес.
Внимание Люциена не переключалось с Аэрона. «После их реакции на Эшлин, нам надо убедиться, что они случайно не наткнулись на наш секрет. Как полагаешь, что будет, если подобное произойдет?»
Аэрон долго не отвечал. Напряжение повисло в воздухе, мрачное, зловещее. Наконец-то, Аэрон кивнул. «Ладно. Покажи им. Но готовься к войне, мой друг, потому что они не будут счастливы».
«Кое-кому лучше бы объяснить», потребовал Рейес, переводя взгляд с одного другого.
«Объяснить будет не достаточно. Мне надо вам показать». Люцен направился вниз по коридору. «Сюда».
Пророческие слова, подумалось Мэддоксу. Он бросил вопросительный взгляд на Торина, который выдал нечто подобное только вчера ночью. Знаешь, что происходит? Спросил он губами.
Нет, был безмолвный ответ.
Ничего хорошего, это он мог угадать наверняка. Люциен никогда не вел себя так таинственно. Удивленный, заинтригованный, обеспокоенный, Мэддокс взглянул на дверь Эшлин прежде чем последовать за своими друзьями.
Глава седьмая.
Эшлин упала на кровать, борясь за контроль над своим дыханием. О, Господи. Он вернулся. Он не был сном, галлюцинацией или миражом. Мэддокс был жив. Она по-настоящему была брошена в подземную темницу; он по-настоящему воскрес из мертвых. И действительно остановил голоса.
Когда он оставил ее в этой на удивление пустой спальне, она поискала телефон, ничего не нашла, затем попыталась выбраться. Снова, ничего. Усталость быстро легла ей на плечи, почти сминая ее. Она не могла с ней бороться, тишина неумолимо расслабляла, словно любимый наркотик, которым она наконец-то смогла себя побаловать. Потому она прилегла, не беспокоясь о последствиях. Ее позабавило предположение, что возможно, только возможно, все это было иллюзией, и когда она откроет глаза, то окажется дома в своей собственной кровати.
Но это было не так.
Мгновение назад волна звенящей силы прокатилась сквозь нее, вытаскивая ее с пинками и воплями из самого умиротворенного сна в ее жизни, сна, окутанного благословенным безмолвием. А затем Мэддокс нависал над ней, всматриваясь в нее своими бездонными фиалковыми глазами.
Его лицо было покрыто кровоподтеками и порезами. Черные и синие, кровоточащие, левый глаз заплыл, губа разорвана. От одного воспоминания тошнота подступила к горлу. Неужели эти монстры пытались вновь его убить?
Опять. Ха! Она безрадостно рассмеялась. Они таки убили его. И двое из его убийц стояли по бокам от него. Казалось, он был любезен с ними, обращался так, словно ему не было за что их ненавидеть. Как они могли оставаться его друзьями?
Она выбралась из постели. Ее тело ломило и болело при каждом движении, словно ей было девяносто, а не двадцать четыре. Она нахмурилась. Слишком много переживаний, без видимости близкого их окончания.
Мужчины, должно быть, ушли прочь, поскольку она больше не слышала их из-за дверей. Отлично. Она не хотела бы иметь с ними дел прямо сейчас. Или вообще когда-либо. Займись делом, а потом ищи, как выбраться отсюда.
Она направилась в ванную, восхищенная ее неожиданной красотой, если учитывать пустынность спальни и холод подземелья. Здесь она обнаружила белые кафельные стены и соответствующий мраморный пол, встроенные хромированные и черные вешалки с полотенцами, фарфоровую раковину, блестящую высоченную кабинку с почти прозрачными стенками.
На случай если великан решить принять душ? гадала она.
По непонятной причине все было привинчено болтами.
Многоярусная люстра свисала с потолка, ее латунные «руки» торчали в разные стороны. Других украшений не было. Ни рисунков, ни удобств. Забрал ли их Мэддокс из боязни, что она попытается стащить что-либо?
Эшлин фыркнула. Институт прилично оплачивал ее выслушивание и разведку паранормальных явлений; деньги не были проблемой. Помимо того, чего бы она не пожелала, МакИнтош добровольно давал ей это. А если ей не хотелось просить у него, она заказывала это через Интернет, и ей доставляли это на порог.
Она зарделась, вспоминание некие из недавно заказанных вещиц. Любовные романы, что бесспорно вели к покупке костюма девицы из гарема или черного кожаного белья. А после прочтения одной подробнейшей книженции про агента под прикрытием и бывшей воровки – шелковых шарфов и изоленты. Она, конечно, не использовала ничего этого.
Вздохнув, смочила полотенце в уже остывшей воде. Оставаясь в одежде, она вымылась, как только смогла. Ни за что она не разденется. Любой из них может вернуться в любой момент.
Да, а тебе бы хотелось, чтоб вернулся Мэддокс.
Нет, убеждала она себя, взволнованная подобной мыслью. Не хотелось бы. Он пугал ее.
Он приносил драгоценную тишину.
Больше нет. Его здесь не было, а голоса не возвращались. Ее голова была ясной, она слышала только собственные мысли. Я исцелена.
Нет. Ты слышала голоса прошлой ночью, в темнице.
«Итак, я говорю сама с собой», воздев руки, произнесла она. «Что дальше?»
Она изучила свое отражение в зеркале. Капли воды стекали с ее лба на нос, с носа на подбородок. Ее щеки пылали румянцем, а темные глаза сияли. Странно. Она никогда раньше так не ощущала свою смертность, но также никогда не выглядела столь живой.
Заурчавший живот напомнил об оставленном Мэддоксом на полу блюде с едой. Ноги сами принесли ее к нему, минуя гардероб, в котором она рылась в поисках спрятанного телефона. Черные футболки, черные брюки, черные плавки.
Ее соски затвердели, стоило ей подумать о мускулистом Мэддоксе, одетом лишь в пару этих плавок. Он бы лежал на кровати, твердый и напряженный, с проглядывающей сквозь плавки эрекцией, и порочность сквозила бы в его глазах, пока он подзывал бы ее пальцем.
А она бы добровольно ринулась к нему.
Эшлин прикусила нижнюю губу. Мэддокс… в постели… ожидающий ее… Ее колени подогнулись, а живот затрепетал. Глупая девчонка. Очевидно, если она останется в тишине, все ее мысли будут о сексе.
Она подняла поднос и прошла к окну, где пристроилась на краю стены, забрасывая виноградины в рот. Сладкий сок потек по горлу, и она почти застонала, прежде чем заставить себя сосредоточиться на повестке дня – побеге.
Она рассказала МакИнтошу, а через него и Институту, про людей и эту крепость. МакИнтош даже знал, что она хотела здесь побывать. Скорее всего, он уже догадался, куда она запропастилась.
Придет ли он за ней? Или скормит ее волкам за ослушание? Хотя он всегда был добр к ней, он не выносил ошибок других сотрудников, а еще меньше неподчинение.
Он придет, уверила она себя. Он нуждается в тебе.
Но пока она таращилась в окно, лишь деревья и снег приветствовали ее. Она не позволила этому расстраивать себя. Он мог быть где угодно. Стоя тут, позволяя любому снаружи видеть себя, она закинула еще виноградинку в рот и подняла бокал. Я здесь. Вы меня видите?
Ей надо выбраться отсюда поскорее. С каждой уходящей секундой, сумасшествие воинов, казалось, все крепче обволакивает ее. Ради всего святого, она уже представляя себе своего тюремщика в нижнем белье.
Надеюсь, МакИнтош увидит меня, пробьет дыру в парадной двери и вытащит отсюда. Бах. Сделано. Кончено. Нет, погоди. Перемотка. Она не хотела, чтоб МакИнтош оказался внутри стен. Он не впишется в эту милую компашку. Она собиралась отвлечь Мэддокса, может оглушить его как-то, и бежать. Прочь из крепости и вниз с горы. Холод и голоса были получше, чем найденная ею здесь угроза смерти.
Итак, как же она собиралась отвлечь мужчину? Раздумывая, она съела остаток винограда. Потом она принялась за мясо и сыр, потягивая вино между укусами. Через минутку остались только крошки и полбутылки. Ей еще никогда не было так вкусно. Ветчина была приправлена коричневым сахаром, изысканное пиршество для ее вкусовых рецепторов. Сыр был гладкий, не слишком острый, превосходно контрастирующий с виноградом. Вино – отменное.