Превращение, стр. 20

— Грейс. Грейс, — повысил голос папа. — Не делай вид, будто меня здесь нет.

— Мистер Брисбен, — начал Сэм.

— Я тебе… я тебе покажу «мистера Брисбена», — загремел папа. — Как у тебя вообще хватает наглости смотреть мне в глаза, когда ты за нашей спиной…

Мне не хотелось шевелиться, потому что с каждым движением огонь у меня внутри разгорался все яростней, но я не могла допустить, чтобы папа произнес это вслух. Я обернулась к ним, морщась от невыносимой боли в животе.

— Папа. Пожалуйста. Не говори так с Сэмом. Ты ничего не знаешь.

— И ты тоже хороша! — напустился на меня папа. — Мы доверяли тебе целиком и полностью, а ты обманула наше доверие.

— Пожалуйста, — взмолился Сэм, и я увидела, что он стоит у кровати в штанах и футболке. Кулаки у него были сжаты так, что побелели косточки. — Я понимаю, вы на меня злитесь, можете злиться и дальше, я вас ничуть не виню, но с Грейс что-то не так.

— Что здесь происходит? — вклинился мамин голос. Внезапно в тоне ее послышались странные разочарованные нотки, и я подумала, что Сэм будет уничтожен. — Сэм? С ума сойти.

— Пожалуйста, миссис Брисбен, — сказал Сэм, хотя мама как-то просила, чтобы он звал ее Эми, и обычно он так к ней и обращался. — Грейс очень горячая. У нее…

— А ну-ка отойди от постели. Где твоя машина?

Папин голос снова зазвучал откуда-то издалека, и я стала смотреть на вентилятор на потолке над кроватью, воображая, что он включился и овевает мой покрытый испариной лоб.

Передо мной появилось мамино лицо, и я ощутила прикосновение ко лбу ее ладони.

— Солнышко, ты, похоже, и вправду температуришь. Мы слышали, как ты кричала.

— У меня что-то с животом, — выдавила я, стараясь не открывать рот слишком широко, чтобы не выпустить то, что рвалось из меня наружу.

— Пойду поищу градусник.

Она скрылась из виду. Папа с Сэмом продолжали бубнить что-то невразумительное. О чем они вообще могли говорить? Вернулась мама.

— Попробуй сесть, Грейс.

Я попыталась и вскрикнула. Изнутри меня рвали когтями. Мама протянула мне стакан воды, озабоченно глядя на термометр.

Стакан выскользнул из моей безвольной руки и с глухим стуком упал на пол. Сэм, стоявший у двери, вздрогнул и обернулся. Мама посмотрела на стакан, потом на меня.

Мои пальцы продолжали сжимать невидимый стакан.

— Мама, кажется, я действительно заболела, — прошептала я.

— Вот именно, — сказал папа. — Сэм, бери куртку. Я отвезу тебя к твоей машине. Эми, измерь ей температуру. Я возьму телефон.

Я вскинула глаза на Сэма. У него было такое лицо, что у меня защемило сердце.

— Пожалуйста, не просите меня оставить ее в таком состоянии.

Я задышала чуть быстрее.

— Я не прошу, — отрезал отец. — Я приказываю. Если хочешь когда-нибудь еще увидеть мою дочь, сейчас же уходи из моего дома, потому что я так сказал.

Сэм запустил пальцы в волосы и, зажмурившись, сцепил руки на затылке. На миг все в комнате затаили дыхание, ожидая, что он сделает. Вся его поза выражала такое напряжение, что взрыв казался неминуемым.

Он открыл глаза, а когда заговорил, я едва узнала его голос.

— Не смейте… не смейте так говорить. Не смейте угрожать мне такими вещами. Я уйду. Но не смейте…

Договорить он не смог. Я видела, как дернулся его кадык, и, по-моему, произнесла вслух его имя, но он уже вышел в коридор, а мой отец вышел следом.

Мгновение спустя мне показалось, что я услышала, как взревел двигатель папиной машины, но на самом деле это была мамина машина, а я сидела на заднем сиденье. Лихорадка пожирала меня заживо. За окном машины проплывали в холодном ночном небе звезды, а я была такая маленькая, такая одинокая, и мне было больно. «Сэм, Сэм, Сэм! Где ты?»

— Солнышко, — отозвалась с водительского сиденья мама. — Сэма здесь нет.

Я проглотила слезы и стала смотреть на звезды, тающие за горизонтом.

16

СЭМ

В ту ночь, когда Грейс увезли в больницу без меня, я наконец вновь обратил свой взор на волков.

То была ночь множества крошечных совпадений, которые переросли в нечто большее. Не стань Грейс плохо именно в ту ночь, не вернись в тот вечер ее родители домой раньше обычного, не застукай они нас, не реши я поехать обратно к Беку, не услышь Изабел на заднем дворе Коула, не привези она его ко мне, не будь в Коуле поровну от торчка, придурка и гения — как сложилась бы жизнь?

У Рильке есть стихи:

Помедлить, даже любуясь любимым, нам не дано. [4]

Я уже тосковал по ощущению руки Грейс в моей руке.

С тех пор ничто больше не было как прежде. Ничто.

После того как мы с отцом Грейс уселись в машину, он довез меня до узкого переулка за магазином, где я оставил свой «фольксваген». Маневрируя, чтобы не задеть зеркалами за выстроившиеся по обеим сторонам мусорные бачки, он молча остановился прямо за моей машиной. Моргающий свет фонаря озарял его лицо. Я тоже молчал; мой рот был накрепко запечатан едкой смесью вины и гнева. Какое-то время мы просто сидели в машине, потом вдруг пришли в движение дворники, и мы оба вздрогнули от неожиданности. Видимо, он случайно установил их на работу в периодическом режиме, когда включал поворотники на въезде в переулок. Дворники еще раз проехались по уже чистому стеклу, прежде чем он спохватился и отключил их.

В конце концов, не глядя на меня, он произнес:

— Грейс была идеальным ребенком. За семнадцать лет у нее ни разу не возникло проблем в школе. Она никогда не баловалась ни наркотиками, ни выпивкой. Она круглая отличница. Всегда само совершенство.

Я молчал.

— До этого года. Нам не нужно, чтобы кто-то плохо на нее влиял. Я не знаю тебя, Сэмюель, зато знаю свою дочь. И знаю, что это все из-за тебя. Я не собираюсь угрожать, но не позволю тебе испортить мою дочь. Советую серьезно пересмотреть свои приоритеты, прежде чем пытаться увидеть ее снова.

Я попытался сформулировать в уме ответ, но выходило либо слишком резко, либо слишком честно, чтобы произнести это вслух. Поэтому я вышел в ледяную ночь, оставив все слова при себе.

Он немного подождал, чтобы убедиться, что моя машина заведется, и уехал, а я остался сидеть в своем «фольксвагене», положив руки на колени и глядя на заднюю дверь книжного магазина. Казалось, много дней прошло с тех пор, как мы с Грейс вышли из нее: я в полном восторге от подарка Грейс и она в полном восторге от моей на него реакции и от удовольствия, что угадала мое заветное желание. Только теперь я не мог воспроизвести в памяти ее довольное лицо. Перед глазами упорно вставала Грейс, корчащаяся от боли на постели, раскрасневшаяся, пахнущая волком.

Это просто вирус.

Я твердил себе эти слова всю дорогу до дома Бека. Свет фар был единственным, что нарушало непроницаемую ночную тьму, выхватывая из мрака черные стволы деревьев по обочинам. Я повторял их снова и снова, пытаясь заглушить внутренний голос, нашептывавший, что это не так, и руки у меня чесались выкрутить руль и поехать обратно к дому Брисбенов.

На полпути к дому Бека я вытащил свой мобильник и набрал номер Грейс. Затея была дурацкая, и я сам это понимал, но ничего не мог с собой поделать.

Послышались длинные гудки, потом в трубке раздался голос отца Грейс.

— Не звони больше, — сказал он. — Серьезно, Сэмюель, если у тебя есть голова на плечах, ты должен понять, что на сегодняшнюю ночь хватит. Я не желаю с тобой больше разговаривать. И не желаю, чтобы Грейс разговаривала с тобой. Просто…

— Я хочу знать, как она.

Я подумал, что нужно бы добавить «пожалуйста», но не смог выдавить это из себя.

Возникла пауза, как будто он слушал кого-то другого.

— Это просто вирус, — произнес он наконец. — Не звони больше. Я изо всех сил стараюсь не наговорить тебе чего-нибудь такого, о чем потом пожалею.

вернуться

4

Перевод Г. Ратгауза.