Дрожь, стр. 45

— Никогда не слышал. О чем это?

Он прищурился, пытаясь разглядеть обложку; я повернул ее так, чтобы он мог видеть ее.

— Оперные певицы и наркоторговля. И мордобой.

К моему изумлению, лицо отца Грейс прояснилось и на нем даже мелькнуло понимание.

— Думаю, матери Грейс это бы понравилось.

Грейс развернулась на своем стуле.

— Папа, куда ты подевал труп?

Он захлопал глазами.

— Что?

— После того как застрелил волчицу. Куда ты подевал ее труп?

— А-а. Перетащил на террасу.

— И?

— Что «и»?

Грейс в раздражении оттолкнулась от стола.

— И что ты с ним сделал потом? Не мог же ты оставить ее гнить на террасе.

Под ложечкой у меня засосало.

— Далась тебе эта волчица, Грейс! Наверное, мама с ней что-нибудь сделала.

Грейс постучала кулаком по голове.

— Папа, ну когда маме было этим заниматься? Она повезла нас в больницу!

— Я как-то об этом не задумывался. Я хотел позвонить в ветеринарную службу, чтобы ее забрали, но на следующее утро на террасе ее уже не было, ну я и решил, что кто-нибудь из вас уже им позвонил.

Грейс сдавленно фыркнула.

— Папа! Мама не в состоянии даже пиццу по телефону заказать! Как бы она позвонила в ветеринарную службу?

Отец Грейс пожал плечами и помешал свой суп.

— Бывают на свете и более странные вещи. В любом случае, это не то, о чем стоит беспокоиться. Ну, утащил ее с террасы какой-нибудь дикий зверь. Вряд ли другие животные могут заразиться бешенством от мертвой волчицы.

Грейс лишь скрестила на груди руки и сердито посмотрела на отца, как будто он ляпнул такую глупость, удостаивать которую ответом было ниже ее достоинства.

— Ну, не дуйся, — сказал он и плечом приоткрыл дверь, намереваясь уходить. — Тебе это не идет.

— Все приходится делать самой, — ледяным тоном сказала она.

Он ласково улыбнулся дочери, и ее гнев отчего-то стал казаться бурей в стакане воды.

— И что бы мы без тебя делали? Не сиди допоздна.

Дверь, негромко хлопнув, закрылась, и Грейс принялась разглядывать книжные полки, стол, стены. Все, кроме моего лица.

Я закрыл книгу, не запомнив, на какой странице остановился.

— Она не умерла.

— Мама могла вызвать ветеринарную службу, — сказала Грейс, уткнувшись взглядом в стол.

— Твоя мама никого не вызывала. Шелби жива.

— Сэм. Заткнись. Прошу тебя. Мы ничего не знаем. Какой-нибудь другой волк мог утащить ее тело с террасы. Не надо поспешных заключений.

Она наконец подняла на меня глаза, и я увидел, что Грейс, несмотря на полную неспособность разбираться в людях, догадалась, что значит для меня Шелби. Она была моим прошлым, намертво присосавшимся ко мне, пытающимся завладеть мной еще раньше, чем свои права на меня заявит зима.

Моя жизнь рушилась на глазах. Я обрел рай и изо всех сил цеплялся за него, но он рассыпался, ускользал у меня из пальцев, точно бесплотная нить, слишком тонкая, чтобы можно было ее удержать.

Глава 40

Сэм

58 °F

И я начал их выслеживать.

Каждый день, пока Грейс была в школе, я отправлялся на поиски этой парочки, которой не доверял и которая должна была умереть. Мерси-Фоллз был крошечным городишком. Пограничный лес крошечным, конечно, назвать было нельзя, зато я куда лучше в нем ориентировался и, пожалуй, имел куда больше шансов раскрыть его тайны.

Я намеревался отыскать Джека и Шелби и встретиться с ними на моих условиях.

Однако Шелби не оставила никаких следов за пределами террасы, так что, возможно, она и в самом деле была мертва. И Джек тоже как сквозь землю провалился — мертвый, остывший след. Призрак, от которого не осталось даже тела. Я прочесал всю округу, но он словно в воду канул.

Я смутно надеялся, что он тоже погиб и перестал быть проблемой. Его могла сбить машина, а тело увезли на какую-нибудь свалку. Но нигде не было ни следов, ведущих к дорогам, ни помеченных деревьев, и даже на школьной стоянке я не чувствовал запаха новоиспеченного волка. Он исчез, как будто его и не было.

Казалось бы, я должен был радоваться. Исчез — и ладно. Нет человека — нет проблемы.

Но радоваться не получалось. Мы, волки, чего только не делали: превращались в людей и обратно, затаивались, выли на одинокую бледную луну — но никогда не исчезали бесследно. Исчезали люди. Люди делали из нас чудовищ.

Глава 41

Грейс

54 °F

Наша с Сэмом жизнь напоминала карусель. Мы, как те лошадки, снова и снова кружили по одному и тому же маршруту: дом — школа — дом — школа — книжный магазин — дом — школа — дом, и далее по кругу — но на самом деле топтались вокруг важной проблемы, ни на шаг не приближаясь к решению. В центре всего были они: зима, холод, конец.

Мы не говорили о надвигающемся конце, но я постоянно чувствовала его леденящую тень, нависающую над нами. Когда-то давно я читала сборник мифов Древней Греции, и среди прочих была история о человеке по имени Дамокл, который пировал сидя на троне, а над головой у него болтался подвешенный на волоске острый меч. Вот так чувствовали себя и мы с Сэмом: человеческая суть Сэма висела на волоске.

В понедельник по расписанию карусели полагалось снова идти в школу. Хотя после нападения Шелби прошло всего два дня, у меня не осталось даже синяков. Такое впечатление, что и мне тоже досталась способность оборотней исцеляться с нечеловеческой быстротой.

К моему изумлению, Оливии в классе не оказалось. В прошлом году она не пропустила ни единого дня.

До самого обеда я ждала, что она появится, однако она так и не пришла. Ее пустующее место постоянно притягивало к себе мой взгляд. Она могла просто заболеть, но какой-то внутренний голос, который я настойчиво пыталась заглушить, подсказывал мне, что дело неладно. На четвертом уроке я уселась на свое традиционное место позади Рейчел.

— Рейчел, привет. Ты Оливию не видела?

Она обернулась ко мне.

— А?

— Оливию не видела? Вы же вроде вместе ходите на естествознание?

Она пожала плечами.

— Я ее с пятницы не видела. Я ей звонила, но ее мама сказала, что она заболела. А ты сама, рыбка моя? Куда запропала? Не звонишь, не пишем и.

— Меня укусил енот, — сказала я. — Пришлось делать уколы от бешенства, и все воскресенье я отлеживалась. Чтобы удостовериться, что не взбешусь и не начну бросаться на людей.

— Кошмар. Куда он тебя цапнул?

Я похлопала по штанине джинсов.

— За лодыжку. Да там почти ничего и не видно. Но мне неспокойно за Оливию. Я так и не смогла до нее дозвониться.

Рейчел нахмурилась и положила ногу на ногу; она обожала одежду в полоску, и сегодня на ней бы ли полосатые колготки.

— И я тоже, — сказала она. — Думаешь, она нас избегает? Может, она до сих пор на тебя злится?

Я покачала головой.

— Вряд ли.

Рейчел поморщилась.

— Но у нас ведь все по-прежнему? Ну, то есть в последнее время нам толком не удавалось поговорить. О том, что происходит. А происходит много чего. А нам все некогда поболтать. Или собраться у кого-нибудь дома. Или еще что-нибудь.

— У нас все по-прежнему, — твердо сказала я,Она почесала обтянутую пестрыми колготками коленку и закусила губу.

— Как думаешь, может, нам заглянуть к ней домой? Вдруг застанем?

Я отозвалась не сразу, и она не стала развивать эту тему дальше. Для нас обеих это была незнакомая территория: прежде нам никогда не приходилось прикладывать усилия, чтобы сохранить нашу компанию. Я не очень понимала, правильно или нет будет пытаться застать Оливию дома врасплох. Эта мера казалась чересчур радикальной, но, в самом деле, когда мы в последний раз виделись или хотя бы разговаривали с ней?

— Может, подождать до конца недели? — нерешительно произнесла я. — Если она так и не объявится, тогда мы...

Рейчел с явным облегчением кивнула.

— Ладненько.

Мистер Ринк, стоя перед классом, кашлянул, чтобы привлечь наше внимание, и Рейчел поспешно отвернулась.