Премьера без репетиций, стр. 7

– Сбор за шоссе… – негромко приказал Астахов. Здесь оставаться было бессмысленно. Маловероятно, что ушедшие могли снова вернуться. – Секреты отозвать.

За шоссе красноармейцы отнесли пятерых убитых бандитов к корявому высокому пню. В другой стороне под охраной стояли пленные. Их, не считая его собственного трофея, было двое.

Рябов, взъерошенный, с оторванной пуговицей на шинели, носился, отдавая распоряжения красноармейцам. Таким Астахов аккуратиста Петра Николаевича еще не видел. При появлении Астахова он кинулся к нему. Увидев кровь, чуть побледнел:

– Задело, Сергей Дмитриевич?

– Ничего, не смертельно… Потери?

– Одного легко ранило. Одного тяжело, да вот вас…

Около Астахова уже хлопотал санитар, разрезая рукав, перебинтовывая руку.

– Товарищ Астахов, разрешите… – К ним подошел сержант, отвечавший за секреты. Он был мрачен.

– Что случилось?

– Пятый секрет не возвращается. На условные сигналы не отвечает.

Астахов молчал. Пятый секрет – это здесь, с этой стороны шоссе, на островке, в болоте, метрах в ста отсюда.

– Сколько людей там? Кто старший?

– Трое. Старший – сержант Когут.

– Выяснить и доложить. И побыстрее, мигом!

«Что там еще случилось? Опять сюрприз? А шло все так хорошо. Может…» – додумать Астахов не успел.

«…Ду-ду-ду… ду-ду… ду-ду-ду…» – гулко застучал откуда-то из глубины болота пулемет.

Астахов, крикнув «сложись!», потянул на себя Рябова. Падая, тот дернулся всем телом. Тяжелые пули шмелями гудели в кустах, шлепались о стволы. Вразнобой ударили в ответ винтовки. Неизвестный пулемет сделал еще три короткие очереди и замолчал…

Петр Николаевич, полежав в тишине, завозился и поднялся. Болезненно морщась, ощупал голову и с жалостью посмотрел на свою окровавленную ладонь.

– Сержант! Быстро людей в цепь. – Астахов левой рукой неуклюже вытаскивал из кармана шинели за что-то там зацепившийся пистолет. – Рябов, да ложитесь вы! А то в следующий раз не промахнется.

Петр Николаевич послушно шлепнулся на землю.

Когда стало ясно, что больше выстрелов не будет, Астахову доложили о потерях. Неизвестный пулеметчик отлично владел своим оружием. Первой же очередью скосил пленных. С ними погибли и два красноармейца охраны. Убило еще одного бойца, ранило троих. Рябова задело вскользь, разорвав кожу над ухом.

– Откуда стреляли? – дергая раненой головой, спросил Петр Николаевич.

– С островка пятого секрета, – мрачно ответил Астахов. Сердито стукнул здоровой рукой по земле. – Очевидно, подкрались бесшумно. Погибли бойцы.

– Кто же знал, что бандиты пойдут несколькими группами?! Своих ведь, гады, положили. Чтоб не сказали, значит, ничего…

– Распорядитесь, чтобы провели опознание убитых… Учиться нам надо воевать с новым противником.

– Дорога учеба-то, Сергей Дмитриевич! – Рябов помог встать Астахову. – Собак нужно. Хоть верхним чутьем, а поведут по болоту-то, пока следы свежие.

– Не в собаках дело! Базу их надо знать, базу! Не знаем мы еще местности как следует – они нас и научили. А собаки что? Поведут, конечно. Но могут ведь и на засаду вывести. Банда болота как свой двор знает… Скорее всего, кто-то из местных у них в проводниках. Кстати, как там наш «художник»?

– Пока ничего. На место прибыл.

– М-да… А с немцами они связаны. – Астахов кивнул на трофейный кинжал. На синеватой золингеновской стали острой готической вязью темнели буквы: «Alles fur Deutschland!» – «Все для Германии!»

Опознание убитых бандитов ничего не дало. Погибших красноармейцев похоронили, как предписано уставом, с воинскими почестями. Астахов, с потемневшим лицом, готовился к разговору с начальством…

А по ночам то там, то здесь в болотах слышались выстрелы. Крестились женщины, поправляя огонек лампады у образов святых. Накинув на белое исподнее вытертые кожушки, прислушивались у дверей своих хат мужики. Оперуполномоченные в районах спали не раздеваясь и, заслышав далекую стрельбу, судорожно шарили под подушками, нащупывая рубчатые рукоятки наганов и ТТ.

«ГОНЧАР» – «ДОНУ»

«…По данным, полученным из проверенных источников, под псевдонимом «Полковник» в картотеках немецких спецслужб проходит бывший сотрудник 2-го (разведывательного) управления белопольского генштаба полковник Барковский Станислав Казимирович. Приметы Барковского полностью идентичны приметам устанавливаемого вами лица. Из тех же источников известно, что в настоящее время Барковский с группой особого назначения действует на территории Советской Белоруссии. Район действия группы – по линии Белосток – Брест…»

ЖИВУНЬ

Родни у Акима не было. Хоронили миром.

В доме приторно пахло тленом и хвоей. Собравшиеся почтительно, как полагается, постояли в молчании вокруг покойного. Хоть и не его дом, а все равно для него последнее человечье жилье. Мужики покрепче, подняли домовину.

Похороны шли тихо. Никто не причитал, не кричал в голос. Просто живые делали для мертвого все, что должны и могли сделать.

Алексей шел почти последним – приезжий. Всматривался в спину. Вспоминал, кто есть кто и что с каждым из них связано. Пытался угадать, как же изменились эти люди, что у них на душе взяло верх. Каким стал идущий за гробом молчаливый лесник Филипп? Или Андрусь – Алексей его тоже сразу узнал вечно тараторившего, дерганого мужичонку. Или скорняк Алфим. Кем стали остальные? Кто сейчас для него друг, а кто может предать? Кто в конце концов человек Астахова, который даст хоть какую-то зацепку? Ключ Алексей повесил на шею еще утром, как проснулся. На коротком шнурке, темная дужка его чуть выглядывала из расстегнутого ворота рубахи.

Алексей взглянул на девушку, шедшую чуть впереди. Взглянул и отвел глаза. Это была единственная девушка на похоронах. Когда выносили гроб со двора, она, уже выйдя за калитку, вдруг обернулась и посмотрела на него.

Кто она? Алексей не смог ее узнать…

Погост деревенский с редкими и малоухоженными холмиками располагался на небольшом пригорке, за околицей.

Яму мужики выкопали загодя. С ночи в ней собралась вода. Гроб поставили на краю могилы. Помолчали, прощаясь. Кто-то из баб всхлипнул. Паисий прочитал молитву гнусавым голосом. Изредка маленькие комочки земли с бульканьем падали в воду на дно ямы.

На веревках опустили скрипящий гроб в сырую могилу. Комья глины застучали по доскам, закрывая их. Скоро вырос небольшой холмик. В него воткнули крест…

Когда возвращались, к Алексею тихо подошел Паисий.

– Вы, я вижу, человек интеллигентный, не скромничайте. Прошу заходить ко мне без стеснения. Заскучаете без общества, без книг. У нашего священника были презанятные книжицы. М-да. Храм закрыт, настоятеля нет, но у меня имеется некоторая библиотека… Буду рад…

– Спасибо, зайду как-нибудь, – Алексею было не до разговоров.

Вежливо отказавшись от приглашения помянуть Акима, Паисий свернул по еще не просохшей дороге в сторону. Его дом был за небольшой рощицей, недалеко от церкви. Ушла и девушка.

Пропустив вперед остальных, Алексей поравнялся с теткой и, кивнув в спину уходившей по дороге в сторону леса девушки, тихо спросил:

– Тетя! А кто это?

– А-а-а… Василина. Лесника Филиппа дочь.

– Жених у ней есть?

– Ишь, любопытный… – заулыбалась Килина. – Не сговаривали.

– Да ладно вам, тетя, не жениться же я собрался. Так спросил.

– Знаю я, как парни про молодых девок просто так спрашивают.

За столом в хате у тетки Килины собрались мужики. На столе стояла нехитрая закуска. Алексей сидел напротив Филиппа. Жаль, что не было Василины! Поглядеть бы еще раз в ее глаза… Но сейчас рядом с Филиппом сидел его старший сын Нестор. Вот его-то Алексей помнил хорошо. Высокий, как и отец, с вечно спутанными, цвета ржаной соломы волосами, с фигурой кулачного бойца, Нестор с детства был слаб умом. Говорят, он стал юродивым, когда увидел, как его мать утонула в трясине. За те годы, что прошли, Нестор ничуть не переменился.