Все люди – хорошие, стр. 42
Короче говоря, спать ему было негде.
В большой комнате спать – тоже удовольствие ниже среднего, там три дивана, но все они кожаные. Эти одинаковые диваны были куплены самыми первыми из всей мебели в доме, без примерки, как он потом объяснил Людмиле. Сидеть на них было еще как-то терпимо, а вот спать – совершенно невозможно: все, начиная от подушки и заканчивая самим спящим, неизбежно скатывалось на пол через пять минут.
Он сходил покурить – в машине при Андрюшке тогда не стал, а сейчас очень хотелось. Небо совсем разъяснилось, утром тепло будет…
А, какого черта, не будет он спать где попало, устроится рядом с Натальей Аркадьевной, не раздеваясь. Он всегда просыпался очень рано, и сейчас подумал: вот он откроет глаза – а она рядом. Полюбуется немножко, она и не узнает.
Глава 18
Вот бывает такое: вроде как проснулся, но совсем чуть-чуть. Ощущаешь, что тебе тепло, удобно, мыслей никаких нет, глаза открывать не хочется, спать дальше, пожалуй, тоже. Еще не сообразил, не вспомнил, что там и как было вчера, но точно знаешь – все хорошо, все правильно. Как будто домой приехал из утомительного долгого путешествия.
Наташка чувствовала, что уже светло, но пружинисто спрыгивать с кровати ей совсем не хотелось. Как в ее раннем детстве: пока свежим хлебом не запахло, можно и поваляться, мамка не обзовет «ладохой».
Она уже лет пятнадцать так не просыпалась, забыла, какое это восхитительное ощущение – знать, что торопиться некуда. Рядом кто-то очень тихо дышал, так тихо, что она сначала и не заметила. Может, кошка Кыся? Тогда просыпаться все-таки придется, если мамка увидит кошку в кровати, достанется обеим.
Да что это с ней, какая кошка? Она у Николая Георгиевича, он вчера их с Андрюшкой к себе привез. Ну, тогда можно прямо сейчас и не просыпаться. Мало ли кто там тихонечко дышит? Колдун или бандитка, например. Интересно, что хоть за колдун?..
Наверное, она сказала это вслух, потому что совсем не сонный голос Николая Георгиевича раздался буквально над самым ее ухом:
– Вчера привидения, теперь колдун. Что-то я тебя не пойму.
– Привидения – потому, что дом с привидениями, я хорошо это место знаю. Знала… десять лет назад, – сказала Наташка, не открывая глаз и не обращая внимания на то, что он вдруг стал называть ее на «ты». – А про колдуна вчера что-то было, я не помню точно.
– Что вчера про Колдуна было? Ничего не было, не до него как-то, – удивился он.
А еще удивился тому, что она разговаривает с ним, не открывая глаз. Спокойно, как будто каждое утро рядом просыпается. Он ожидал, что она испугается спросонья, или смутится, или начнет возмущаться. Ее слова о том, что она знает это место, он как-то пропустил мимо ушей.
– Как не было? Было, только я не помню. Колдун и разбойники, как-то так.
– О, господи, так вот ты о чем. Это ерунда все, я тебя потом познакомлю. Ты, кстати, в курсе, что я как порядочный человек должен на тебе жениться?
Сказал и замер. Вроде пошутил, не шибко остроумно, но пошутил. По первой реакции всегда можно понять, как человек относится к неожиданному повороту беседы. Она немного помолчала, потом все-таки спросила:
– Почему?
– Ну… если прекрасная дама провела ночь в постели у мужчины, у них один вариант – под венец.
И зачем только он этот разговор затеял, идиот? Рано же, дураку понятно, что рано. Надо сделать так, чтобы она провела вместе с ним очень хорошее утро, лучшее, насколько это возможно. Надо показать ей, что бояться нечего, что тут просто замечательно. Он сам искренне любил это место и должен был ей представить его во всей красе. А он – под венец. Ну не идиот ли? Чистой воды идиот!
И тут она его озадачила:
– А я правда прекрасная дама? Смотрите, Николай Георгиевич, сейчас совсем проснусь, встану и пойду к зеркалу. И если окажется, что я не прекрасная дама, а среднестатистическое чучело, тогда я не знаю, что… В общем, гнев мой будет ужасен, никакие колдуны не спасут! – Наташка тихо засмеялась и открыла наконец глаза.
Они действительно лежали в одной постели: она – закутанная с ног до головы, он – поверх одеяла, в джинсах и футболке. Очень похожую одежду он принес ей вчера в ванную. Ассортимент не ахти, вспомнила она.
– А что у нас на завтрак?
Он сделал вид, что задумался, а на самом деле едва сдерживался, чтобы хоть как-то замаскировать острый приступ счастья. Он ей не противен! Она разговаривает как ни в чем не бывало… Даже нет, не так. Она разговаривает так, как будто ей все это нравится. А между прочим, девушка, которая влюблена в одного парня, не станет радоваться, проснувшись с другим мужчиной. Получается, она и не влюблена вовсе? Или как?
– С завтраком у нас проблема, наверное. Я ничего такого дома не держу…
– Какого – такого? Картошка, например, есть? Соль, спички? – с серьезным видом спросила Наташка. – Огонь, вода? Ложки?
– А хочешь парного молока?
– Только не говорите, что сейчас пойдете доить корову, – не поверила Наташка.
– Доить не пойду. Просто позвоню – и принесут.
– Точно, без колдуна не обошлось, – пробормотала она и принялась выпутываться из-под одеяла и пледа, в который он ее вчера закутал.
Искать ей ничего не пришлось: все находилось практически в одном пространстве. Из спальни она сразу попала в огромное помещение. Ей сразу очень понравился пол – цельные широкие доски, наверное, мореные, темно-коричневые, гладкие и одновременно фактурные. И стоять на полу босыми ногами было очень приятно.
Вообще, фантазией создатель этого интерьера не отличался: пол и немногочисленная мебель – одной масти, темно-коричневой, потолок и стены – другой, светлой. Непривычно смотрелись могучие потолочные балки, не забранные гипсокартоном. Как будто высокий потолок лежал на них всем своим весом. Балки разделяли этот зал – другого слова и не подберешь – на условные зоны. Балки тоже были темные, как пол и мебель.
Рядом с дверью в спальню была еще одна дверь. Наташка заглянула – вчерашний шахматный санузел. Она умылась, взялась за полотенце, висящее над раковиной, – и только сейчас вспомнила, что вчера свою мокрую и грязную одежду оставила прямо на полу. Ой, стыдобища-то какая! Нашлись свитер, брюки и белье не сразу. Одна из стен оказалась как бы двойная, просто из-за шахматного дизайна незаметно было. Там, в узком простеночке, стояла стиральная машина, еще какой-то неизвестный агрегат, похоже, из будущего, а над всем этим тянулась хромированная штанга. На ней, на этой штанге, и висели ее вещи, сохли себе спокойненько. Значит, она вчера уснула, а Николай Георгиевич, перед тем как ложиться спать, вернулся, зарядил стиральную машину, потом еще и развесил все… Кошмар! Женщина называется, хранительница домашнего очага. Причем основное занятие в последнее время – домработница. Ужасно стыдно.
Наташка помаялась, а потом придумала для себя такое оправдание: а не надо непьющих женщин коньяком поить. В лошадиных дозах. Тогда и убирать за ними не придется.
Слегка успокоившись, она пошла на кухню. Завтрак, чтобы он там ни говорил про «ничего такого», все-таки готовить надо. Не для него, так для Андрюшки.
В кухне доминировал обеденный стол. Без скатерти, круглый, дубовый, даже на вид основательный. Наташка мельком огляделась. В противоположном от входной двери углу – печка с настоящими изразцами, она такое только на картинках видела. Печка – это здорово, конечно, но кухня-столовая-гостиная слишком велика, такие территории печка отопить не сможет, даже такая высокая и широкая. Не говоря уже про весь дом. Она знала это с детства, мамка рассказывала, что у соседей всегда холодно, и не только в сильные морозы, потому что жадные они очень, пристроек понагородили, а печка-то одна. А здесь-то, на такой огромный дом, как одной печки хватает? Тут какая-то хитрость есть, не может быть, чтобы не было.
Окна тоже были непривычные. У них с матерью, в Малой Ивани, – маленькие, со старыми щелястыми рамами, крашенными в сто слоев белой краской. У Маратика – обычные, дуло из них всегда жутко. Каждую зиму Наташке приходилось конопатить щели ватой с помощью старого тупого ножа и заклеивать щели бумажными полосками, а весной эту вату выколупывать и убирать в пакет, до следующего года. У Людмилы окна были белые, пластиковые, удобные. И закрывались плотно, и красить не надо, и мыть одно удовольствие.