Чеченская рапсодия, стр. 71

— И снова моя дочь говорит правду, — подал голос профессор. — Я самолично видел документы, которые студент Дарганов сдавал в приемную комиссию санкт-петербургского университета.

Король заложил руки за спину и продолжал молча всматриваться в жениха Ингрид, черты его лица преображались на глазах. И когда он полностью осмыслил, что происходит, снова обернулся к подданному, потерявшему над собой контроль. На губах монарха все отчетливее проявлялась маска брезгливости. Наконец он кинул мимолетный взгляд в сторону Захара, как бы сравнивая соперников между собой, и непримиримо свел брови над переносицей.

— Поздно рассуждать о чести, милейший, вы успели втоптать ее в грязь своими поступками, — сказал он кавалерийскому офицеру своей армии. — И скажите спасибо мадемуазель Ингрид за то, что она вам, своему другу детства, сохранила жизнь, — монарх вытащил носовой платок, вытер им уголки волевых губ и добавил: — А теперь покиньте этот зал, мы объявляем вас арестованным до особого нашего распоряжения.

Виленс Карлсон со свистом рассек воздух шпагой, лицо его покрылось красными пятнами гнева. Даже родная сестра почувствовала опасность, она быстро попятилась назад и затерялась среди приглашенных. С нескольких сторон к бывшему сопернику Захара уже приближались офицеры королевской охраны, вид у них был весьма суровый. Но Виленс Карлсон и не думал складывать оружия, он встретил гвардейцев прямыми выпадами, успев проткнуть на одном из них мундир, а второму поранить щеку. Потеряв разум, он рвался к своему обидчику, не замечая ничего и никого вокруг. Яростный звон шпаг заполнил зал, заставив гостей прижаться к стенам. Мужчины с раздражением наблюдали за схваткой, женщины не скрывали своего страха, с ужасом следя за дерущимися.

Король Бернадотт с возмущением вздернул светлые брови, на лице его было написано недоумение. Захар повернулся к невесте, заметил с чувством внутреннего успокоения, что в глазах у нее нет и намека на жалость к бывшему ее другу детства. Девушка словно ушла в себя.

Но схватка продолжалась недолго, скоро один из гвардейцев сделал ложный выпад, и когда кавалерийский офицер попытался отразить его, второй из нападавших тут же нанес ему укол в область живота. Карлсон выронил шпагу и медленно сложился пополам. Его подхватили под руки и потащили к выходу из зала.

— Я еще вернусь, — вывернув шею, хрипло выкрикнул он от дверей. — Русский казак Дарганов, ты мой враг на всю жизнь!

Глава двенадцатая

Обед в доме Даргановых закончился, женщины быстро убрали посуду со стола и каждый занялся своим делом. Панкрат поехал проверять посты, расставленные по берегу Терека, за ним увязался младший брат Петр. Дарган отправился на хозяйственный двор, вывел полуторагодовалого необъезженного жеребца на просторный баз, накинул длинный аркан ему на шею и принялся гонять его по кругу. Чем дольше длился этот бег, тем ярче возникали в его голове слова Софьюшки о том, что сыновьям и дочерям жизненно необходимы подсказки родителей. То ли об этом невольно напоминал игривый скакун, вымахавший в добрую лошадь, но не набравший еще нужного разумения, то ли подобные мысли вызывало упоминание супруги о бое под Гудермесской. Но чем дольше полковник занимался с норовистым конем, тем сильнее у него в груди разрасталась тревога за младшего сына. А поздним вечером, когда Панкрата с Петром не оказалось дома вовремя, он вскочил на лошадь и сам поехал им навстречу.

Атаман застал обоих сыновей на кордоне, мирно беседующими с секретчиками.

— Вас уже домой не загонишь, — набросился он на братьев. — Почему вечерять не приехали?

— Тю, батяка, да мы тут только что поели, — воззрился на отца Панкрат. — А что случилось?

— Ничего… Петрашка, садись на коня и скачи за мной, нечего тебе здесь делать.

— Батяка, я по своим друзьям соскучился, — заартачился было тот. — Дай хоть словом перемолвиться, почти год не виделись.

— На конь, я сказал, — вышел из себя полковник. — Тебе еще доучиваться надо, а ты тут сам под пули лезешь.

Ночью Дарган долго не мог заснуть, заново переживая тот неравный бой. Тогда он ради спасения остальных казаков повел своих подчиненных не на поддержку Панкратовой группы, сражавшейся недалеко от него, а совсем в другую сторону, пообещав себе вернуться к нему со скорой подмогой. Он не ведал, как обстоят дела у хорунжего, мысли были лишь об одном — вырваться из горского железного кольца. И сейчас Дарган в который уже раз мысленно снял папаху перед своей Софьюшкой, благодаря ее за светлый ум, потому что и правда получалось, что не казачьи кровавые игрища являются в этом мире главными, и не стремление к подвигам, а то разумное и светлое, предлагавшее начать вершить судьбу по новому. Он снова и снова бросался в тот роковой бой, стараясь найти там ответы на свои вопросы. И не находил.

А тогда случилось вот что…

Отряд терских казаков, приданный батальону русских пехотинцев, вслед за ними перешел Терек по временной переправе и углубился на неспокойную территорию. Снег, размягченный февральской оттепелью, поскрипывал под копытами коней смоченной в спирте хлопковой ватой. Путь воинов лежал через Гудермесский аул к высокогорным чеченским селениям, с обитателями которых Российская империя никак не могла найти общего языка. Если равнинные чеченцы еще как-то терпели российское присутствие на их землях, то горные джигиты не переносили его на дух, признавая лишь османов и арабов, обративших их четыреста лет назад в ислам. До этого горские народы, живущие в этом благодатном краю, были православными и находились в подчинении другой империи — Византийской. Теперь же вместе с дагестанцами, тоже живущими в заоблачных аулах, они нападали на воинские части, идущие в Азербайджан, в Грузию, в Персию и в Османскую империю, и вырезали солдат, не давая пощады никому. Воины аллаха под зелеными знаменами ислама появлялись внезапно, порубив не успевающих применить оружие пехотинцев в капусту и прихватив с собой все, что плохо лежало, они исчезали, как мираж в пустыне, только заснеженной.

На каждой дороге батальон ждала засада, из-за каждой складки местности раздавались выстрелы. Русские отряды постоянно проверяли близлежащие аулы, но следов разбойников они так и не находили. Требовалось во чтобы то ни стало отыскать базу немирных горцев и переломить обстановку, иначе идти вперед, так же, как и поворачивать назад, стало бы некому.

Пехотный подполковник вызвал к себе командира терцев сотника Дарганова.

— Это черт знает что! Мы попали в какую-то немыслимую западню, из которой не видно никакого выхода. А ведь мы еще не вошли в мирный Гудермесский аул, что же ждет нас в Аргуне и Шали? — бегая по кабинету, нервно размахивал он руками, затем остановился и вопросительно уставился на казака. — Что вы можете нам предложить, голубчик? Срывается исполнение приказа, скоро я тут весь личный состав положу. А это верная отставка.

Сотник снисходительно посмотрел на метившего в полковники сытенького офицеришку, огладил светло-русую бороду и сказал:

— Я уже говорил вам, ваше высокоблагородие, как надо поступать с абреками, но меня никто из ваших офицеров не желает слушать.

— Как же так, когда за советом я сам призвал вас к себе, — притворно поджал губы подполковник Он помнил рассуждения этого диковатого на вид бородача, но никогда не придавал им значения.