Оборотная сторона, стр. 6

— Мы пережили детские страхи Эго и страх перед смертью Стиса. Что нам осталось еще?

— Сейчас я не боюсь ничего.

— Продолжай таким и оставаться. А я боюсь. Боюсь за тебя и за... — он хотел сказать «за Землю», но промолчал. — Я устал. Помоги мне добраться до постели.

— Он ударил тебя! — крикнул Бимон. — Как у него поднялась рука!

— Стис экспериментировал, сынок. Он очень хотел оправдать себя. Несколько секунд я был без сознания. И все-таки остался здесь. Это значит...

— Это значит, что ты не можешь вернуться на Землю! Так вот какие эксперименты проводил Стис!

— Помоги мне добраться до кровати. Одному мне не дойти.

Бимон уложил Ройда в постель, и тот затих в каком-то полусне. Иногда он открывал глаза, смотрел невидящим взглядом сквозь Бимона и не произносил ни слова.

Бимон около часа просидел рядом с кроватью Ройда, потом вышел из комнаты и направился в отсек управления, чтобы посмотреть ролики, которые принес с собой. Он успел просмотреть видеозаписи, сделанные автоматами с воздуха. Работа продвигалась быстро, и он даже успевал следить за показаниями анализаторов полей. Все было спокойно. Появись _оно_ сейчас, анализатор поля сознания наверняка бы засек его.

Бимон так увлекся работой, что первый приступ страха просто удивил его. Он бросился к анализатору, но было уже поздно. Поле сознания было искривлено его страхом.

Он не боялся за свою жизнь. Она теперь была в безопасности. Он был в этом твердо уверен. Страх был за кого-то другого. И не его собственный, а навязанный извне. Чужой страх. Но ведь их здесь было всего двое. Он и Ройд. Если Ройд спит, то страх можно было рассматривать поданным в чистом виде. Страх, которым мучило его _оно_. Близость к разгадке немного приободрила его. Да и страх был какой-то неясный. Страх вообще, не за себя. Это Бимон мог утверждать наверняка.

Стараясь держать свою волю собранной, он вернулся к Ройду. И пока он шел к старику, страх принял более конкретное содержание. Теперь Бимон боялся, что _оно_ добралось до Земли. Теперь он видел, что делается на Земле. Всеобщее безумие и слабые попытки группы людей как-то справиться с _ними_. К чувству страха приметалось сознание собственной вины. Вины, потому что он так и не узнал, что представляет собой _оно_. И теперь уже было поздно. Земля гибла.

Бимон рывком открыл дверь комнаты Ройда. Тот метался в постели. Бимон трясущимися руками смочил тряпку холодной водой из стакана и наложил ее старику на вспотевший лоб, а потом попытался разбудить его. Наконец это ему удалось. Ройд проснулся. Лишь секунду он не понимал, что происходит вокруг него. Потом взгляд его стал осмысленным, и он попытался приподняться. Бимон помог ему. Страх внезапно прошел.

— Бимон, _они_ были?

— Да.

— Как это было? В чем проявилось?

— Страх за Землю. Страх, что они уже там.

— Я бредил?

— Ты метался в постели.

— Это был мой страх. Я бредил этим страхом. Но пока я бодрствую, я буду держать себя в руках. Положи мне подушку под голову. Повыше.

Бимон исполнил просьбу. Ройд тихо улыбнулся и сказал:

— Мне долго не протянуть. Когда меня не станет, ты немедленно катапультируешься на Землю.

Бимон отрицательно покачал головой.

— В твоем присутствии здесь не будет смысла. Ты должен будешь вернуться на Землю и рассказать все... Помнишь первые минуты, когда мы только прибыли сюда? Страх тогда не проявлялся конкретно. Нас просто окружало что-то враждебное, неприятное, липкое. Мы все время ждали враждебных действий. Мы были готовы поддаться страху. Первым не выдержал Эго. И мы увидели его «материализованные» страхи. Они были первыми, поэтому казались предельно невыносимыми. Потом не выдержал Стис. Не осуждай его строго. Стис был железный человек. Мы летаем с ним десять лет. И начали тогда, когда о катапультировании на Землю никто из космолетчиков и не мечтал. И снова его страх передался нам. Почему? Пытка страхом наиболее ужасна, потому что она сразу же лишает человека воли. Теперь нас только двое. И снова мой ужас, мой страх передался тебе... Но ведь сейчас мы ничего подобного не чувствуем...

Бимон согласился.

— Почему мы сейчас с тобой ничего не боимся? Потому что я не боюсь смерти? Хохота? Выстрела из бластера? Прыжка дикого зверя? Мне нечего бояться. И теперь _оно_ надо мной не властно. А ты?

— Я спокоен. Меня сейчас интересуют только две вещи: твое здоровье и суть того, что мы называем _оно_.

— Моему здоровью ни ты, ни я помочь не сможем. Я слишком стар. А у Стиса слишком крепкие кулаки. И потом... я очень устал. Устал вообще, устал от всего, устал от жизни... Нет. Давай говорить только о _нем_.

— Согласен.

— _Оно_ действует на нас только страхом. Страхом, повод к которому мы ему сами же и выдаем на тарелочке. Стоит испугаться одному, как все оказываются под гнетом тех же страхов. Я бы назвал это усилением страха. Ведь ничто, кроме того, что мы сами придумали, нас не мучило! Даже тот убитый человек.

— Да. Эго сказал, что он убил человека. Это ему показалось. Ведь он даже не стрелял.

— Но он испугался того, что убил человека. А _оно_ предъявило нам доказательства этого.

— Это не доказательства.

— Пожалуй, ты прав. Мы-то знаем, что этого не могло быть. Но для Эго с его страхами это было неопровержимым доказательством. И он не выдержал. Так происходит везде. _Они_ усиливают наши страхи. Но что _они_ такое? Неизвестное поле или чуждое нашему сознание? Сознание, у которого есть только один метод борьбы?

— Ройд, когда-нибудь раньше случалось такое?

— Нет, я не слышал. Не знаю. В экспедициях всегда кто-нибудь оказывается слабее других. Но его поддерживают остальные. Те, кто оказался сильнее. И он постепенно мужает. Сейчас же все наоборот. И началось это пять лет назад.

— Хорошо, что не раньше. Раньше не было катапультирования на Землю. Что бы делали экипажи экспедиций, не имей они сейчас возможности в любое время вернуться на Землю? Все бы посходили с ума.

— Да. Хорошо, что есть катапультирование.

Ройд закрыл глаза. Было видно, что этот разговор отнял у него все силы.

— Мне плохо, Бимон. Я приношу теперь только вред. Бластер, Бимон, или укол. Я не...

Он не договорил, потеряв сознание.

Ройд снова бредил страхами за Землю. Его видения передавались Бимону с такой отчетливостью, словно происходили наяву. Исчезли стены корабля. Исчезла Агриколь-4. Только горячая рука Ройда удерживала его на грани помешательства.

Он не знал, сколько времени это продолжалось.

Внезапно Ройд очнулся. Слабеющей рукой прикоснулся он к щеке Бимона.

— Бимон, _оно_ в нас. Я не могу больше.

Рука Бимона повисла в воздухе. Ройда рядом с ним не было. Сначала Бимон ничего не понял. Потом восхитился: вот это старик! Даже в бреду он удерживал себя от желания очутиться на Земле. Даже когда он был без сознания. И только когда он убедился, что не может катапультироваться на Землю, боль и случайная фраза, совпавшая с его желанием, перенесли старика на Землю.

Ройд выпал из четырехмерного пространства на операционный стол.

— Инструменты, — сказал хирург. — У него раздроблена височная кость.

Бимон невольно восхитился выдержкой и силой воли старика. А в следующее мгновение до него дошло, что это _его_ система катапультирования вышла из строя и что он остался один на один с _ними_.

7

Сначала его охватил ужас, но он сумел овладеть собой. Нельзя поддаваться страху. Страх будет все усиливаться и усиливаться. Нужно держать себя в руках. И ему удалось остановиться. Страхи, правда, теснили его со всех сторон, но он не поддавался им. Он запел песню. Любимую песню Эго. Он выпрямился. Он даже усмехнулся. И страх стал проходить. Тогда он вышел из комнаты Ройда, вышел из корабля. Он не взял с собой бластера. Его не прикрывал колпак силового поля.

Солнце вставало над планетой. Краешек его уже показался из-за горизонта.