Убить Батыя!, стр. 24
Поехали, куда денешься.
Следующая ночь ночью любви не была, потому что провели мы ее в лесу у костра, я спала под тулупом у Вятича, но ведь не на волчьей полости и не голышом. Утром, закутывая меня в мой тулупчик, Вятич вдруг притянул к себе и так крепко поцеловал, что голова закружилась.
Он волхв и чувствовал, что следующие несколько месяцев заниматься любовью нам не предстоит…
На следующий день к нам присоединились парни, решившие идти в мою рать. Вятич успел тихонько посоветовать мне:
– Настя, теперь нельзя показывать, что мы вместе, рать не должна знать.
Я кивнула, женщина на корабле – это всегда беда. А если эта женщина еще и капитан?
– Может, ты встанешь во главе, я же все равно делаю, как ты скажешь?
Он покачал головой:
– Нет, рать пошла за тобой и тебе верит, не смей отказываться. Или у тебя уже весь боевой запал погас?
Я фыркнула:
– Вот еще!
Сотник задумчиво покусал губу. Вообще-то он прав, запал у меня не то чтобы снизился, но как-то избрал другое направление, что ли… В голове злость на Батыя чуть не сменилась мечтами о страсти по ночам. Баба есть баба, что ли? Это плохо, не многого я стою, если поцелуи на волчьей полости так легко заставили меня забыть даже свою маниакальную страсть убить Батыя.
При этом я нутром чувствовала, что сам Вятич раздвоился. С одной стороны, ему явно хотелось сгрести меня в объятия, а с другой – он вроде чуть разочаровался во мне. Слаба оказалась?
Вернула меня на стезю праведной мести следующая деревня. Она оказалась, как десятки других, не просто погублена, но и не восстановлена, видно, некому было похоронить убитых, некому снова отстроить избы…
Избранная
Мы были в другой, параллельной Руси. Здесь не стояли храмы, не было перезвона колоколов, не во всех избах даже божницы, а если и были, то какие-то хилые. Да, православие явно не прошло здесь победным маршем, люди куда больше помнили древние праздники и верили местным ведьмакам и ведьмачкам, и заговоры знали куда лучше молитв.
Раскинувшаяся на пригорке деревня была прекрасно видна с другого пригорка, на который мы выехали. Но между нами и деревней лежал лес, и что-то насторожило Вятича. Это верный признак, что дело нечисто, причем в буквальном смысле этого слова.
– Нежить или нечисть? – деловито осведомилась я.
Вятич с насмешкой оглянулся:
– Ох ты грамотная стала! Ты хоть разницу знаешь?
– Конечно! – пожала я плечами, словно классифицировать всякие потусторонние силы с детства было моим любимым занятием.
Я объяснила, что такое нежить и нечисть, Вятич согласно кивнул и тут же показал на столб пыли, двигавшийся прямо на нас:
– А это что?
– Как что? Пыль…
– Эх ты! Это встрешник, а значит, неприятности близко.
Пыльный столб не успел дойти до нас, Вятич вытянул вперед руку и что-то зашептал. Пыль остановилась, словно сомневаясь, и направилась в сторону, сотник повернулся за ней, все так же настойчиво в чем-то убеждая. Пришлось ей улечься на дорогу.
Я поскребла подбородок:
– Может, обойдем?
– Боишься?
Мои ратники не вмешивались, спокойно ожидая, чем все закончится.
– Не боюсь, просто надоела эта нечисть.
– Ну, пошли вокруг…
Это был уже почти вызов, сдаваться не хотелось, я боднула воздух головой:
– А что в лесу?
Сотник спокойно, словно это было какой-то нормой, пожал плечами:
– Лес заколдован.
– Заколдован?
Кивок.
– Лес?
– Угу.
– Вот так вот прямо?
– Криво!
С одной стороны, спорить вроде глупо, совсем недавно я лично разбивала грязные комки какой-то нечисти, ругаясь на чем свет стоит, обещала нормальной ведьме, превратившейся в собственное привидение, задавить ее Яндексом и выбиралась из полного нежити леса под охраной волков. С другой – на дворе все же тринадцатый век нашей, а не до нашей эры, на Руси христианство, а тут так спокойно, мол, лес заколдован…
– И в чем это выражается, интересно?
– А я откуда знаю? Подойдем, увидим.
Хотелось спросить, может, лучше не ходить? Но я спросила другое:
– А деревня?
– А в деревне оборотни и живут.
– Тогда мимо! – возмутилась я. Лично мне вполне хватало Веченеги и Вуги.
– Ну, веди.
Мне бы усомниться, с чего это Вятич такой спокойный и послушный, но я самонадеянно двинулась вперед, вернее, в сторону, чтобы объехать и лес, и пригорок с симпатичной деревушкой стороной.
Мы ехали довольно долго, я честно ориентировалась на солнце, правда, переживая, чтобы не слишком забрать в сторону, не то придется потом еще два дня возвращаться на дорогу. Остальные покорно тянулись следом. Парни, потому что привыкли доверять старшим, а я для них была старшей, а Вятич почему-то подозрительно молчал.
Постепенно я начала понимать, что это неспроста. Если Вятич молчит, то я либо делаю что-то не то, либо он хочет меня проучить. Начала разбирать злость, если мы просто заплутали из-за моих ошибок, то почему не остановить сейчас, когда еще не слишком поздно?
Впереди был симпатичный пригорок. Вот въедем на него и разберемся, тем более под ногами откуда-то снова появилась дорога. Обнаружив сей факт, я даже обрадовалась, видно, выписывая полукруг, на дорогу и вернулась. Вот тебе, Вятич-насмешник, я тоже кое-чего стою!
Но, выехав на пригорок, просто обомлела: перед нами лежала та самая долинка с лесом и на пригорке за ней симпатичная деревня, в которой, по словам Вятича, живут колдуны! Я растерянно оглянулась.
– Ну? – поинтересовался наставник.
– Мы сделали круг?!
– Конечно, ты так старательно огибала, что вернулась туда, откуда начала.
Я внимательно пригляделась к холмам. Врет! Никакой круг мы не сделали, солнце все время светило так, как и должно светить. Почему Вятич мне врет? Оглянувшись на своих парней, поняла – чтобы не ронять мой авторитет.
– Ну, и что теперь?
– А теперь мы будем устраиваться на ночлег чуть в стороне, потому что солнце скоро сядет, а идти через этот лес ночью не стоит.
Вятич спешился и потянул лошадь действительно чуть в сторону к краю поля. Пока не стемнело, мы набрали дров для костра на всю ночь, принесли воды, стреножили коней, привязав их к шесту, вбитому в землю, и развели костер в ямке, старательно утаптывая землю, чтобы не загорелась трава вокруг.
Я была уже опытной и поняла – сейчас будет чертить круг и запретит за него выходить. Так и есть, убедившись, что все необходимое у нас с собой, Вятич предупредил о невозможности покидать начерченный круг и принялся обходить вокруг костра, проводя мечом по земле и что-то шепча.
Круг получился довольно большой, все же нас четверо, пять лошадей да костер…
– Вятич, меня нечисть кругами водила? Что-то сверхъестественное?
Он ответил не сразу, явно не настроенный разговаривать, но я настаивала. Все же вокруг то и дело происходило такое, чего объяснить невозможно, мы действительно сталкивались со сверхъестественным…
– Настя. – Голос Вятича почему-то стал глух. – У тебя такая мешанина в голове… как, собственно, и у всех остальных.
Вятич пошевелил сучья в костре, вздохнул:
– Это очень долгий разговор. Кроме того, я не очень хочу давить на тебя, ты ведь христианка. Видел, как крестишься, встретившись с чем-то непонятным. Если я начну тебе что-то рассказывать, получится, что перетягиваю к себе.
– В языческую веру?
Ответом был какой-то чуть неровный смех:
– Вот оно, первейшее заблуждение.
– Или как это называется, Родноверие?
Вятич чуть покусал губу, потом, видно, мысленно махнул рукой и снова усмехнулся:
– Ты знаешь разницу между верой и религией?
– Ну…
– Без ну, Настя. Это не одно и то же. Вера – это когда человек во что-то верит, чаще всего в сверхъестественное.
– Ну…
– А религия переводится как «воссоединение с какими-то силами». Так вот, для язычника вера не существует, а религия, пожалуй, да.