Кровь и пепел, стр. 28

Вопрос отпал. Правда, остался неразрешенным другой: то ли мне уже везде теткин голос чудится, то ли Воинтиха свихнулась, говорит сама с собой чужими голосами. Мелькнуло еще соображение, что я не все в комнате видела, за печь-то не глянула, но я его отогнала как совсем уж идиотское, тетка Анея не из тех, кто станет в закуте прятаться.

Но беспокойство из-за сна не проходило. Я решила не разгадывать сам сон (чего тут гадать?), а лучше поговорить с отцом по поводу угрозы с востока. Воевода должен озаботиться.

К моему удивлению, он повел себя совсем не так, как я ожидала.

– Настя, доченька, ну твое ли дело мечом биться да про укрепления козельские узнавать? К чему вам с Лушкой такое? У тебя свадьба на носу, а ты с парнями днями оружием размахиваешь. Не дело это, что люди подумают…

Пока тон был мягким, почти ласковым, но я уже понимала, что это пока. И все-таки продолжила настаивать:

– Отец, я во сне видела…

– Настя, перекрестилась бы или вон к Иллариону сходила поговорить.

– Ничего твой Илларион не знает и знать не хочет!

Я снова и снова пыталась твердить о приходе огромного войска и угрозе для Руси.

– Сядь и слушай! Ты думаешь, я или кто из князей не знает, что монголы рядом? Они булгарское царство еще загодя разгромили и половцев по степи точно кот мышей гоняют. В Дешовке беглая половецкая семья с лета живет. И в Чернигове половцев полно. Они от этой напасти уже который месяц бегут.

– Так что же вы не готовитесь?!

У отца приподнялась бровь:

– Да о том ли ты, девонька, речи ведешь? Твои ли то заботы?

Мягкий тон на глазах черствел. В голосе появились металлические нотки, девка явно лезла не в свое дело, и это воеводу раздражало. Ни фига ты еще не знаешь, с кем связался, я тебе не твоя покорная Настя, я Настя из двадцать первого века! И я не отстану, пока не пойму, что в Рязани знают о грядущей беде. Не может быть, чтобы знали и не мобилизовали все силы. Написано же в летописях, что нападение было неожиданным, с востока, откуда ни возьмись, появилось несметное количество всадников на низкорослых лошадках и черным валом прокатилось по Руси. Я что, этого ждать должна?! Нет, Рязань имеет право узнать заранее об этом черном вале, виденном мной во сне.

Я попыталась рассказать отцу доходчиво о том, что видела, конечно, не упоминая о том, что поцарапала Батыя. Просто сказала, что обязана известить Рязань об этой угрозе.

Отец изумленно смотрел на меня:

– Да знают они!

– Кто знает?

– Рязанцы знают.

– Как знают? А чего же не готовятся?

– А как готовиться? Сама твердишь, что войско такое большое, что и взглядом не окинуть, что Рязань против них может? Только затвориться и молиться, чтоб мимо прошли. Но мимо них никто не проходит.

Я не верила своим ушам. А как же Великий князь, он должен собрать все дружины вместе и вместе разбить Батыя!

Отец снова сокрушенно покачал головой, мол, вот что бывает, когда неразумные девки лезут не в свои дела.

Нет, неправда, в Рязани ничего не знают, и во Владимире тоже, иначе как объяснить то, что татары так легко возьмут многие большие города?

– Мне надо в Рязань!

– Зачем народ страшилками пугать?

– Мне надо к рязанскому князю!

– Тебе надо в Коломну, но только тогда, когда за тобой Андрей приедет! – отрезал отец, которому, видно, надоело уговаривать неразумную дочь. И очень уж его интонация походила на ту, с которой Глеб Жиглов говорил: «Вор должен сидеть в тюрьме. Будет сидеть! Я сказал».

Отец сказал и менять решение явно не собирался. Я едва сдержалась, чтобы не заявить: пешком уйду.

Что за люди, им твердишь об угрозе, а они отмахиваются, мол, степняки никогда не ходят зимой. Им говоришь, что татар уж очень много, а они руками разводят: отсидимся. Рассказываешь о страшной судьбе русских городов – вздыхают, что за грехи и кара… Нет, Русь просто нужно разбудить, не может быть, что, зная об угрозе, князья ничего не делали! Я помнила виденный в детстве фильм про Александра Невского, помнила тот патриотический порыв и песню «Вставайте, люди русские…». Вот как надо, а не благодушествовать. Теперь мне казалось, что стоит приехать в Рязань и открыть им глаза на грядущую беду, как вся Русь проснется, обязательно проснется!

Я уже осознала свою роль – разбудить Русь. Начнем с Рязани. Почти Жанна д’Арк, та тоже вынуждена была разбудить сонного дофина Карла, чтобы французы наконец изгнали захватчиков со своих земель. Мне не слишком нравился конец жизни героини, но ведь на Руси на кострах не сжигали, тем более я ничего не имела против церкви… В общем, со мной все ясно – я тот самый колокол, что заставит встряхнуться сонное русское царство и дать отпор Батыю, какого он никак не ожидает.

Но отец так не считал, он считал меня своей дочерью, которую надо обязательно выдать замуж за боярина Андрея Юрьевича. И никакие возражения не принимались. А о Рязани и обо мне в роли будильного петуха он и слышать не желал.

Я, правда, тоже чуть призадумалась. Жанна д’Арк нашлась, на костер, может, и не отправят, но ведь и обратно в Москву тоже. Вот тогда моим костром может стать замужество с каким-нибудь хмырем похуже Андрея Юрьевича, который, по словам Лушки, весьма хорош. Отдадут за старого боярина, и сядешь до скончания века в светелке под замок.

Это была нешуточная угроза, не замужество со стариком, а невозможность вернуться в Москву. Приходилось задумываться. Может, достаточно того, что я сказала отцу? Он же воевода, и если твердит, что все все знают, значит, так оно и есть.

Внутри начался раздрай, одна половина требовала, чтобы я немедленно, вот просто пешком или с рыбным обозом, как Ломоносов в Москву, топала спасать Рязань. А вторая подленько убеждала, что я не имею права этого делать, что прошлое менять нельзя, не за тем меня сюда пустили… А зачем? Просто погулять по лесу с лешим? Душевного спокойствия в ближайшее время не предвиделось. А стресс, как известно, враг здоровья и красоты. К чему мне эти душевные терзания? Может, согласиться с отцом и жить себе спокойно? До какого времени, пока татары за косу в свой стан не поволокут? Ну, можно же уйти в Новгород и отсидеться там…

Так, героиня хренова, только что хотела быть Жанной, а теперь нору в Новгороде себе подыскивает, чтобы переждать. Никакая я не героиня и угрозы остаться здесь навсегда боюсь!

Быть иль не быть – вот в чем вопрос… Товарищ Шекспир прав, только надо бы чуть изменить: жить иль не жить… или кем быть? Душевный раздрай продолжался.

Чужая свадьба

Я давно заметила, что Лушкина Таюшка слишком часто исчезает со двора, словно куда-то бегает. Конечно, до их деревни недалеко, но ведь это опасно, девчонка просто не знает, как умеет наказывать Анея за непослушание. Надо предупредить.

Лушка заметила Таюшкину тягу к прекрасному, то есть к парням, и сама, но помотала головой:

– Не, Насть, у нее в деревне любовь… Мать оттого и нам отдала, чтобы чего не утворила.

– А у нас что, спокойней?

– К нам ее Яшка не сунется, к нам побоится.

– А что за любовь?

– Ой, она с Яшкой даже бежать собралась, да вовремя поймали. Вот шалава!

Так, у Таюшки налицо любовные похождения, тогда куда она пропадает время от времени? Или Анея считает, что глупости сотворить долго на нашем сеновале?

– Лушка, я ее вчера из нашего сеновала выходившей видела.

– Вот и я про то! Как бы матери сказать? Она на сеновале с Гриней тискается, а мне Яшку жалко.

Но прежде чем жаловаться на поведение девки Анее, мы решили попытаться воспитать ее сами. Таюшка была вызвана «на ковер».

Она стояла перед нами, привычно стреляя глазками по сторонам и ничуть не смущаясь выговоров двух боярышень. А ведь девка права, кто мы для нее такие? Анею она, может, и боится, а нас? Лушкина попытка вразумить по поводу неприличной слабости к мужскому вниманию вызвала у Таюшки усмешку. Я прекрасно понимала выражение ее лица: дуреха-боярышня говорила о том, в чем сама разбиралась как свинья в апельсинах. Подозреваю, что Таюшка смыслила в отнюдь не плотской любви куда больше. Не стихи же ей Гриня читал на сеновале…