Золотое дерево, стр. 48

— Я тоже думал, что он прежде всего пошлет на подмогу вам своих людей, но ведь была суббота, и во второй половине дня все рабочие и служащие его ткацкой мастерской разошлись… Как бы то ни было, ничто не могло удержать месье Дево от решительных шагов, он первым бросился вам на помощь.

— Я еще раз благодарю вас, Гастон. Вы — надежный защитник.

Выйдя за дверь спальной комнаты Габриэль, Гастон криво усмехнулся и пробормотал про себя:

— Надежный защитник…

Пропасть социальных различий между ними была слишком огромна, и это мешало Габриэль разглядеть истинные причины беззаветной преданности Гастона, которая заставляла его неусыпно следить за каждым ее шагом, чтобы в нужный момент прийти на помощь. Не то, чтобы он любил ее — у Гастона просто не было времени на ненужные сантименты, но он отдавал себе отчет в том, что именно из-за Габриэль медлил с женитьбой, о которой мечтал во время службы в армии. Гастон знал, что женится не раньше, чем найдет умную порядочную женщину, похожую — пусть отдаленно — на Габриэль. Выйдя из дома Рошей, он потряхивал в кармане золотыми монетами, которые дала ему мадам Вальмон в качестве вознаграждения за услуги. Гастон предпочел бы получить от нее вместо них совсем другую награду, но он слишком хорошо знал, что это невозможно…

Через некоторое время Эмиль, которого неотложные дела заставили вернуться на шелководческую ферму, вновь приехал в Лион, надеясь забрать жену домой, как только доктор разрешит ей предпринять это путешествие. Доктор, наложивший на рану Габриэль четыре шва, порекомендовал ей соблюдать строгий покой в течение как минимум трех недель. Эмиль решил про себя настоять на том, чтобы этот срок был увеличен. Все подозрения, дремавшие до поры в его душе, пробудились с новой силой. Его не убедили попытки Габриэль объяснить появление Николя Дево на ее фабрике желанием последнего оказать ей услугу по доброте душевной и в знак примирения. Она ссылалась на то, что только ее фабрика и мастерская Дево были оборудованы станками Жаккарда, и именно это обстоятельство будто бы подвигло Дево прийти ей на помощь в трудную минуту.

Вскоре Габриэль начала поправляться. Особое беспокойство у нее вызывали дела на фабрике и в фирме. Она посыпала Анри запросы с требованием выслать ей текущую документацию, но от брата не было ни привета, ни ответа, и тревога Габриэль с каждым днем нарастала. В конце концов, измученная неизвестностью, она не выдержала и решительно заявила Эмилю:

— Я должна завтра вернуться в Лион. Я пробыла здесь в покое и безделье дольше, чем того требовал доктор. Анри не ответил ни на одно из моих посланий. Должно быть, что-то случилось.

— Ах, оставь! К чему это беспокойство, — Эмиль взял жену за плечи и с нежностью взглянул на нее.

— Твой брат всего лишь выполнял мои распоряжения. Я не хотел допускать, чтобы заботы о делах фирмы вновь захватили тебя. А теперь, когда ты немного отвыкла от бесконечных дел и отошла на продолжительное время от руководства Домом Рошей, ты наверняка почувствовала и осознала то, какое благо наш с тобой тесный семейный мирок, как нам хорошо жить вместе.

Габриэль с недоумением уставилась на мужа.

— Ты подговорил Анри открыто выступить против меня? Перехватить бразды правления фирмой в свои руки, лишив, таким образом, меня моих законных прав? — Габриэль отстранилась от мужа, высвободившись из его объятий. — Ну хватит. Я еду в Лион немедленно. Гастон прямо сейчас отвезет меня в город.

— Я запрещаю тебе делать это! — лицо Эмиля окаменело, выражение глаз стало суровым и непреклонным.

Габриэль бросила на него такой взгляд, как будто перед ней стоял чужой незнакомый человек.

— Никто не может мне запретить заботиться об имуществе, завещанном мне отцом в опеку.

— Дом Рошей может обойтись и без тебя. А я не могу. Твое место здесь, рядом со мной.

— Неужели ты не видишь, что наш брак только упрочился после того, как я занялась делами фирмы, став более самостоятельной в своих поступках? — увидев затравленный взгляд мужа, Габриэль вновь почувствовала к нему сострадание и положила руку ему на плечо. — Не бойся, я никогда не оставлю тебя. Я обещаю тебе это, как обещала в день нашей свадьбы.

Эмиль порывисто обнял ее и поцеловал со страстью и неистовством — он испытывал досаду от того, что так и не сумел обуздать ее неукротимую волю, побороть ее тягу к независимости, которая, кстати, в первую очередь и привлекала его в ней.

Габриэль пошла на компромисс и уехала в город лишь на следующий день. Анри встретил ее появление довольно спокойно, без тени удивления, что было само по себе подозрительным. Габриэль была уверена, что он в полной мере воспользовался ее отсутствием и извлек из него пользу для себя. Однако служащий, которому она вполне доверяла, развеял ее подозрения, показав ей безупречно составленные отчеты и всю текущую документацию, свидетельствующую о том, что ни о каких махинациях и подлогах в ее отсутствие не могло быть и речи. В конце концов Габриэль пришла к заключению, что причиной его необычной любезности и приветливости являлось его хорошее настроение, вызванное везением за карточным столом. Следствием этого, должно быть, были и три совершенно новых, роскошных наряда Ивон, а также браслет с сапфирами, которого Габриэль прежде на ней не видела. Кроме того, в ее отсутствие — как она узнала позже — в доме был устроен великолепный званый вечер, который обошелся Анри в кругленькую сумму.

На комоде в своей спальной комнате Габриэль увидела свежевыстиранный носовой платок Николя, которым он останавливал кровь, сочившуюся из ее раны на виске. Габриэль поднесла его к губам и поцеловала вышитые на нем инициалы. Несмотря на сильное искушение оставить платок себе, Габриэль все же решила вернуть его хозяину, разум одержал в ней верх над чувствами. Она аккуратно завернула платок в тонкую оберточную бумагу и вложила в пакет короткую записку со словами благодарности.

Гастон отвез пакет по адресу. Габриэль не стала его спрашивать, видел ли он самого Николя. Она все еще пыталась сделать невозможное — забыть человека, которого любила.

Глава 6

Габриэль увидела Николя лишь через несколько месяцев после описанных событий, на текстильной выставке, привлекшей внимание многочисленных шелкопромышленников и состоятельных горожан. Ткацкая фабрика Габриэль продолжала успешно работать. Дом Рошей получил много заказов на изготовление шелковых тканей, однако долгожданный заказ от «Мобилье Империаль» так и не пришел. Габриэль воспользовалась случаем для того, чтобы показать потенциальным заказчикам, съехавшимся со всей Европы и даже прибывшим из Америки, все, на что была способна ее фирма. Она обсудила с Марселем эскизы тех узоров, которые годились для изготовления выставочных образцов. Анри, организовавший за свою жизнь множество подобных выставок, проявил себя с лучшей стороны. Габриэль знала, что брат затаил на нее в душе горькую обиду, однако он старался быть с ней любезным и обходительным, сдерживал себя, когда был не согласен с сестрой, и частенько проявлял готовность уступить ей в споре. Время от времени у Габриэль возникало желание понять те причины, которые скрывались за поступками брата. Супружеские отношения Анри и Ивон явно улучшились, возможно, это было следствием того, что он не жалел денег на прихоти жены, тратя на нее все выигранное им за карточным столом.

Под выставочный зал было приспособлено красивое здание, выстроенное в Лионе после осады города правительственными войсками. Каждый член Большой Фабрики имел здесь свои витрины, где выставлялось все лучшее, произведенное его фирмой. Каждый участник выставки получил особое приглашение с указанием того места, где будут выставлены изделия его мастерских. Самым почетным считалось место в главном, центральном зале. Менее солидные фирмы размещали свои образцы в соседних, смежных комнатах. На нынешней выставке стены главного зала были увешаны тканями, изготовленными на станках лионского Дома Камила Пернона. К полному разочарованию Габриэль, хотя она и получила приглашение принять участие в выставке, ей был предоставлен дальний угол одной из смежных с центральным залом комнат. Когда же она с негодованием заявила Анри, что Дом Рошей заслужил более почетного места для своих витрин, Анри только пожал плечами, и в глубине его глаз мелькнуло злорадное выражение.