Фирменный поезд Фомич, стр. 31
31
Был уже третий час ночи, когда мы вернулись в вагон. Я залез на свою верхнюю боковую и сразу же уснул.
Сначала в уставшем мозгу все вспыхивали картины прошедшего дня, в самых нелепых сочетаниях и комбинациях, потом сон стал спокойнее… Я был в каком-то южном городе, не знаю каком, потому что на юге вообще никогда не был. Домики, белые с красными черепичными крышами, лепились на горе, а внизу была бухта, довольно грязная, с кораблями, подводными лодками, стоявшими как стадо уснувших китов, с катерами и лодками, с гудками электровозов, потому что железнодорожная станция была у самой бухты. Потом я поднялся в гору и увидел, что бухта, которую я только что оставил за собой, была частью залива или еще большей бухты. Кто-то объяснял мне, что вот это Южная бухта, а та — Северная. Там вот дальше Инкерман. И тогда я сообразил, что это Севастополь, в котором я никогда не был. А все объясняла мне Инга. Она даже вела меня за руку. За вторую руку держался мальчишка лет четырех, который оказался моим сыном Сашенькой и который задавал матери вопросов гораздо больше, чем я.
Мы долго гуляли по Приморскому бульвару, а потом снова вернулись к бухте Южной, затем полезли куда-то в гору. Куда, я не знал. Но это очень хорошо знала Инга, потому что она вела нас уверенно и быстро.
Оказывается, мы снимали летний домик у каких-то частников. И домик весь зарос виноградом, да и вся ограда, как плоская крыша, была сверху увита лозами на подпорках и проволоке. Потом был какой-то провал… И тут меня начали тормошить и дергать…
— Артем, проснись!
Я боднул спросонья головой стену и проснулся. Иван тряс меня за плечо. И тряс, видимо, здорово, потому что когда я оглянулся, то увидел, что все смотрят на меня.
— Что произошло? — испуганно спросил я.
— Иди, — весело сказал Иван. — Иди полюбуйся.
— Да что там?
— Он еще спрашивает? Ну ты шутник, Артем! Иди, иди скорее. Там уже скоро весь строительный отряд соберется.
— Что? Где? — Я спрыгнул с полки.
— Иди к Инге, — подтолкнул меня Иван. — У тебя дочь родилась.
Я шлепнулся, растянулся, выстелился, не знаю, как еще сказать, на полу вагона. Но что-то было в голосе Ивана, что заставило меня сразу же поверить в случившееся. Я поднялся и буркнул:
— Ну и шутки…
— Иди, иди, — еще раз подтолкнул меня Иван.
А в последнем купе что-то действительно было тесновато. Я подошел, протолкнулся. Передо мной расступились. И расступились как-то весело, с юмором.
— Что тут произошло?! — почти крикнул я. Рядом с Ингой, как и в тот момент, когда я оставил ее здесь, лежал ребенок. Еще один стоял рядом с нижней полкой. Это был мальчик лет четырех. «Откуда тут мальчик?» — подумал я.
— Ой, как это интересно! — вскрикивала Тося. Она снова была вчерашней хохотушкой и восторженной душой. — Артем! Артем! Ой, как это здорово!
— Ну поздравляю вас, Мальцев, — сказала Зинаида Павловна. — От души поздравляю!
Кто-то похлопывал меня по плечу, кто-то по спине. Все были настроены весело и добродушно.
— Девочка у вас родилась, Мальцев, — сказала Зинаида Павловна.
— Да как это? Да где это? Какая девочка?
— Девочка, — сказала Инга. — А имя теперь ты придумывай…
— Да при чем тут девочка? Ведь Сашенька…
— Я Сашенька… — внятно сказал пацан, стоявший возле Инги.
— Ты Сашенька? — машинально переспросил я. — А я кто?
— А ты папка, — серьезно сказал он. — Ты спишь, а мы нет.
— Инга?
— Вот, Артем, дочь у нас с тобой родилась сегодня. А Сашенька вырос.
— Так, так… Понятно. То есть ни черта, наоборот, непонятно. Но все же понятно, что у нас родилась дочь, а Сашенька подрос года на четыре. Только вот непонятно, как это все произошло.
— Опять остолбенел! — сказала за моей спиной Светка. — Как и в первый раз. Все в диковинку ему! Поздравь хоть жену-то.
— Поздравляю, Инга! — сказал я.
— Ты не сердишься на меня? — спросила она.
— Да за что же?
— Вот вчера сын, а сегодня дочь. Может, ты и не хотел…
— Хотел я, Инга, хотел. Пусть будет сын и дочь. Это даже лучше. Обязательно нужно, чтобы были и сын и дочь. Я читал. Писали об этом много.
— Ну зарапортовался, — все еще зло шутила за моей спиной Светка.
Меня поздравляли и другие пассажиры, и, кажется, удивления при этом никто особенного не испытывал. Привыкают люди, что ли, ко всяким чудесам? Потому что рождение дочери и слишком уж бурный рост Сашеньки все же должны были вызвать у людей удивление. Ну да! А во мне самом? Я ведь сам воспринимал все как должное! Потом, потом разберемся.
— Вот и брючки, и рубашка для мальчика пригодились, — сказала Зинаида Павловна. — Предусмотрительный вы, оказывается, папаша, Мальцев. Это хорошо.
— Да, да, — пробормотал я.
Сын теребил меня за подбородок и щеки.
— Колется, — смеясь, сказал он. — Колючий папка. С бородой будет и с усами!
Ну вот, дождался я! Ура!!! Уже папкой меня называют!
— Севастополь, — сказал я Инге.
— Да, — растерянно сказала она. — И у тебя Севастополь?
— Ага… Только я там никогда не был.
— А я была. С мамой и папой.
Этого коротенького разговора никто, конечно, не понял. И хорошо, что не понял. Это было не для других, а только для нас.
Зинаида Павловка снова обо всем распорядилась: когда нести кормить девочку, чем занять Сашеньку. В помощницы Инге была назначена немного сумрачная сегодня Светка. От всех других забот ее теперь освободили. Студенты уже разносили сухой завтрак из ресторана. И вообще вагон, казалось, начинал жить своей обычной жизнью. А за окнами расстилалась какая-то безбрежная степь без единого деревца, с чахлой травой и пятнами солончаков.
Купе Инги понемногу освобождалось.
— И как вы, молодые люди, назовете свою дочь? — спросила Зинаида Павловна.
— Только не называйте Светланой, — посоветовала Светка. — Всю жизнь будет мучиться, как я. Все Светка да Светка. Да и Светлана не лучше. Детям это, может, и идет, а уж взрослому человеку нисколечко.
— Придумывайте, придумывайте, — заторопила Тося. Она сегодня выглядела значительно лучше, чем вчера вечером. Словно веселость вернулась к ней и способность верить в чудо, которое обязательно должно произойти в следующую минуту, хотя минуту назад уже было одно.
— Пусть Артем выбирает имя, — сказала Инга.
— Давай назовем Валентиной, — предложил я. — Хорошее имя ведь? Мне очень хочется назвать дочку Валентиной. А что? Валентина Артемьевна! Неплохо, по-моему, звучит?
32
Подошел Степан Матвеевич, похлопал меня по плечу, сказал:
— Как только освободитесь, Артем, зайдите в наше купе.
— Хорошо, — сказал я, опуская сына на пол.
— Да он уже свободен, — сказала Инга и начала выбираться из-под простыни, стараясь при этом не потревожить девочку. — Ты иди, Артем. Иди. Уж тут-то мы и без тебя справимся.
— Ну, если что, я рядом, — сказал я. — Начнем новое трудовое утро. Какие еще идеи родились в головах пассажиров?
— Одна, по крайней мере, родилась, — ответил Степан Матвеевич.
— Какая же? — спросил я.
— А вот. — И Степан Матвеевич показал рукой на мою дочь. — Ишь спит, — добавил он.
— М-да, — пробормотал я. Эта идея действительно родилась сегодня ночью или под утро. Но это человек ребенок, живое существо. А вот как относительно настоящих идей, научных, оригинальных, которые помогут нашему поезду вернуться в нормальный мир?
— Я пойду, — сказал я Инге.
В нашем купе сидел Валерий Михайлович, несколько хмурый, словно невыспавшийся и чем-то растревоженный; Иван, который еще и не видел мою дочь, потому что дал, наверное, себе клятву не заходить в купе, где сейчас находилась Тося; писатель Федор, выглядевший очень устало; Валерка, расстроенный чудовищным поведением студентки стройотряда и очень сожалевший, что вчера отряд как следует не проработал Ингу на собрании — и вот результат; Михаил, странным образом переставший заикаться.