Притяжение века (СИ), стр. 58

– Моя, слышишь? Ты не будешь знать другого мужчину. Больше нет.

Она дернулась, как от удара и он заметил, как меняется выражение ее глаз. Отголоски сна покидали ее.

– Нет, сладкая, не так быстро, – он ускорил движение пальцами. – Не прячься, не надо.

Она пыталась оттолкнуть его, но он не сдвинулся ни на дюйм.

– Не надо, сладкая, – уговаривал, осыпая поцелуями шею, лицо, живот. – Моя, ты моя. Я забуду обо всем, что было, я не позволю даже тени лечь между нами. Поверь мне, Мэри. Не останавливайся, не превращайся в кусок льда. Я не вынесу.

Но она ускользала от него. Снова. И тело ее замерло, терпя прикосновения, но не наслаждаясь. Он посмотрел в глаза.

– Мэри?

– Пожалуйста, граф… слезьте с меня.

Он с трудом дышал от возбуждения, его член пульсировал и кричал о свободе и своих правах умереть у нее между ног. Но она не хотела его больше. Лед не таял в его пламени.

– Граф, будьте так любезны и слезьте с меня.

Он приподнялся на локтях. Только уловив дрожь, которая ее била, откатился в сторону, выпрямился, сел. Она натянула простынь под горло.

– Что вы делаете в моей постели?

– Ответ очевиден.

Она смутилась. Его распутная женщина смутилась.

– Я была уверена, что сплю, и…

– И во сне заниматься со мной любовью допустимо, а в реальности нет. Со мной – нет, а с другими? Ты хотела, чтобы вместо меня был кто? Кто из твоих любовников?

Он невесело рассмеялся и отвернулся, поправляя одежду. Он не покажет, что она значит для него. Не покажет больше того, что она уже знала и видела.

– А в реальности, – она прикоснулась к его спине и отдернула руку, – я не гожусь ни на роль жены, ни на роль любовницы даже для виконта, не говоря о графе.

Он обернулся, успев заметить боль во взгляде.

– В реальности, – продолжила Мэри, – я не девственница и почти так же красива, как лорд Уинслоу, с которым у нас практически одно лицо.

Теперь пришла его очередь дернуться от словесной пощечины. Он вспомнил, как говорил это на балу маркиза. Тогда он впервые столкнулся с непреодолимым желанием задрать ей юбки, разорвать корсет и панталоны и покрыть ее, как животное.

– Я люблю тебя, – устало повторил Михаэль. Он накрутил ее прядь на палец, и она позволила. Маленькая близость, но интимней, чем его пальцы в лоне. Это доверие, немая просьба не уходить, даже если она сама об этом не догадывалась.

Он улыбнулся, заметив страх в ее глазах. Нет, сладкая, не бойся, я говорю о тебе. Но она не была готова открыться ему полностью, пока нет, и он вынужден доказать свои чувства окольным путем, но так, чтобы рассеять сомнения.

– Думаю, – он поднес прядку к лицу и вдохнул запах меда и лета, – это произошло в первый же день, когда я увидел тебя.

– Нет, я…

– Да. Ты. – Снова окунулся в ее озера отчаяния. – Я помню каждую минуту, словно это произошло сегодня. Возможно, я полюбил тебя, когда ты поднялась, с кусочками грязи на лице, когда заявила, что ждешь жениха и отбросила мою руку, когда упала в обморок, увидев свое отражение в зеркале, когда растерялась, услышав дворецкого, когда вышагивала по гостиной с подолом унылого платья в руке, когда позволила Брайну интимно поглаживать твою ладонь…

Его губы крылом бабочки пробежались по ее шее, продолжая шептать:

– Или мои чувства появились, когда ты выставила меня из дома, когда довела до истерики мисс Синклер, когда провела целый день в компании моего брата, и по возвращении в БлэкбернХауз он неустанно пел тебе дифирамбы.

– Но… разве это был первый день, когда вы познакомились с леди Эл… то есть…

Он улыбнулся лениво, насмешливо.

– Это был первый день, когда я познакомился с тобой, сладкая.

– Но я…

Михаэль предостерегающе покачал головой.

– Или я влюбился, когда застал тебя без сознания, после бала у маркиза, – его пальцы сжали сосок, отпустили, потерли, утешая, – когда ты впала в странное состояние и несла бред о своей жизни, о мужчине, за которого собираешься замуж.

Она подалась вперед, и ее грудь легла в ладонь.

– Возможно, – губы Михаэля ласкали ее глаза, заставив ресницы сомкнуться, – это произошло, когда я увидел тебя спящей в старомодной сорочке и вынужден был уйти, оставить тебя без моих губ, не дав тебе удовлетворения.

Мэри изогнулась, и вторая грудь нашла колыбель в его ладонях.

– Возможно, – граф играл с маленькими полушариями, массируя и поочередно втягивая в рот соски, – это произошло, когда ты поведала мне о своем желании, заставив представить тебя в огромной ванной. Моей ванной. В пене, которую я сам сделал бы для тебя, в лепестках роз, которые ты с таким восторгом принимала от лорда Уинслоу.

Мэри хмыкнула.

– Возможно, – он оставил ее грудь, обхватив ладонями лицо, – это произошло сегодня, когда ты сказала, что любишь меня.

– Чуть-чуть, – Мэри открыла глаза.

– Но очень сильно, – настаивал граф.

Она прикоснулась к его волосам, притягивая к себе его греховный рот. Предлагая ему разделить грех.

– Да, – шепнула в губы, – очень сильно.

И впервые поцеловала его сама, первой. Впервые сердце Михаэля стучало так громко, что сотрясались стены. И впервые Михаэль был готов к убийству, когда, оторвавшись от сладких губ, понял, что кто-то колотит по двери.

– Миледи! – послышался голос Хокса. – Миледи! Пожар! Воры! Миледи, откройте!

– Пожар? – Мэри посмотрела на графа.

– Воры? – Он посмотрел на несчастную дверь. – Если и были, то разбежались от такого шума.

– Миледи! – не унимался Хокс. – Вы живы? Я жду несколько секунд и выбиваю дверь! Миледи?!

– Я его убью, – пообещал Михаэль, и подошел к двери.

Мэри выскочила из кровати, успев схватить графа за руку.

– Я убью тебя, если откроешь дверь!

– Или ты откроешь дверь, или я, или дворецкий ее выбьет – он все равно увидит меня.

– Не обязательно.

– Вот как?

Мэри красноречиво посмотрела на окно. Она предлагала ему, графу Блэкберну, бежать от дворецкого, как неудачливому любовнику от ревнивого мужа? Нет, он, вероятно, неправильно понял…

Мэри подтолкнула его к окошку. Недовольно ворча, Михаэль перекинул ногу через подоконник, но вдруг заметил, что она свободно свисает, ей не во что упереться, а это значит… Кто-то убрал лестницу.

Глава 31

Не понимая, чем вызвана медлительность графа, Мэри снова пихнула его, но он не поддался.

– Я решительно отказываюсь летать, – сказал, недовольно сдвинув брови. И только сейчас Мэри поняла, что лестницу, по которой, видимо, поднимался лорд Блэкберн, кто-то экспроприировал.

Она бросила взгляд на кровать. Ну, конечно! Вот идеальный выход: она узкая, но достаточно высокая.

– И ползать тоже, – граф скрестил руки на груди.

Стук в дверь не прекращался, обычно немногословный дворецкий уже с десяток раз повторил свои угрозы и, что еще хуже, к нему кто-то присоединился, потому что теперь возмущались несколько голосов одновременно.

– Хокс! – Мэри метнулась к двери. – Прекратите шуметь! Хокс, я сплю!

– Все еще? – усмехнулся Блэкберн, незаметно подкравшись и прижав ее спиной к себе.

– Миледи, откройте дверь! – не унимался дворецкий. – Я вынужден настаивать!

– Мы, – поправил женский голос, и Мэри узнала миссис Хэйнт, экономку.

Услышав голос хозяйки, Хокс прекратил стучать, слава Богу, но намерения стоящих по ту сторону двери не изменились.

– Мы вынуждены настаивать, – послушно исправился дворецкий.

– Хокс, вам что, не терпится увидеть меня в сорочке?! – возмутилась Мэри.

– Ее на тебе нет, – напомнил граф, пробежавшись пальцами по оголенным плечам.

Мэри обернулась, чтобы осадить его, – как можно проявлять беспечность в такую минуту, – но страстный шепот графа сковал цепями смирения:

– На тебе только простынь и следы моих поцелуев, и…

– И? – она потянулась за ним, как одуванчик за ветром.

– И влага от твоего желания, сладкая.