Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий, стр. 19

Чекистам вторит бывший германский посол в Москве Брокдорф-Ранцау (тот самый). Он вспоминает: «По меньшей мере пять тысяч немецких специалистов работали на промышленных предприятиях, рассеянных по всей огромной стране Советов… Эти инженеры были ценным источником информации. Наиболее крупные из них поддерживали тесный контакт с посольством и консульствами. Благодаря им мы были хорошо информированы не только об экономическом развитии страны, но и по другим вопросам, например, о настроении населения и внутренних событиях. Я не думаю, чтобы когда-нибудь любая другая страна располагала столь обширным информационным материалом, как Германия в те годы». [6]

Сам Нидермайер тоже регулярно общался с видными работниками РККА. По службе он поддерживал контакты с начальником управления ВВС Петром Барановым, его замом Яковом Алкснисом, начальником военно-химического управления Яковом Фишманом. Часто встречался с Тухачевским, Уборевичем, Якиром, Корком, Блюхером, а также с начальником Разведупра Арвидом Зейботом и особенно с его преемником Яном Берзиным. Имея изрядный опыт работы, Нидермайер мог без труда получать достаточно много полезных сведений. А когда фигурантов процессов конца 30-х годов начинали спрашивать о шпионаже, то они часто называли своим вербовщиком Нидермайера. Что, в общем-то, совершенно не исключено – на то он и разведчик.

Александр Зданович в одной из своих работ приводит такую историю. В 1926 году ОГПУ по своим каналам получило копию одного из докладов Нидермайера, направленного, кроме положенного адреса, и в разведывательный отдел. Там, помимо прочего, приводились достаточно секретные данные о Красной Армии, полученные от некоего Готфрида, немца, служившего в РККА. Готфрида вычислили быстро. Оказалось, что на маневрах он познакомился с офицером немецкого генштаба по фамилии Штраус. Завязалась дружба, встречи продолжались и после маневров. Поначалу отношения их были довольно невинными, просто сидели, пили кофе с коньячком, разговаривали… но Готфрид и оглянуться не успел, как стал агентом немецкой разведки. Надо полагать, что такой Готфрид был у Нидермайера-Штрауса-Ноймана-Зиберта и т. д. не один. Много с кем он встречался за кофе с коньяком, много с кем общались и его коллеги по «Ц-МО» и «ГЕФУ», а также офицеры, участвовавшие в совместных советско-германских проектах. Не всегда контакты были шпионскими, сплошь и рядом они были просто дружескими, без какого бы то ни было подтекста. Постепенно завязывалась дружба офицеров двух армий, в первую очередь наших германофилов и немецких русофилов из окружения генерала фон Секта.

С другой стороны, ОГПУ достаточно быстро отреагировало на новые обстоятельства. В 1924 году в его структуре было организовано немецкое отделение. А в 1925 году из-за границы отозвали опытного резидента, 33-летнего Отто Штейнбрюка. Это был австриец, соратник Бела Куна, бывший капитан австро-венгерской армии, который, как и многие другие, стал революционером в русском плену. Он и возглавил вновь созданное немецкое отделение. Заместителем его стал Карл Силли, тоже австриец, 1893 года рождения, тоже бывший военнослужащий австро-венгерской армии, военнопленный, член партии большевиков с 1918 года и сотрудник ВЧК с 1920 года. (Позднее, в 30-е годы, эти двое продолжили свою работу по Германии, однако уже в органах военной разведки.)

Задачу немецкое отделение имело двоякую. С одной стороны, оградить тайну советско-германских взаимоотношений от чужих разведок, прежде всего английской, французской и польской, с другой стороны, охранять наши военные секреты теперь уже от поползновений разведки новоявленных союзников. Думаем, не ошибемся, если присовокупим сюда и третью миссию: вербовать агентов среди немцев, работавших в СССР, и всеми силами выведывать их военные секреты.

Впрочем, довольно долго к угрозе немецкого шпионажа у нас относились, все-таки, непростительно легкомысленно. Готфрида, конечно, обезвредили – но это уже случай вопиющий, и улов сам в руки шел. А так…

«Те сведения, которые смогут собрать о нас и нашей армии, – писал в декабре 1928 года Сталину полпред в Берлине Крестинский, – немецкие офицеры, живущие в глухом Липецке, в Казани и под Симбирском, настолько элементарны, что они все равно имеются у немецкого военного атташе и поступают в немецкий разведупр от других гражданских разведчиков, не учащихся в этих школах. Более же серьезные и опасные для нас сведения можно получить лишь при длительной работе у нас в Реввоенсовете. Немцы, по всей вероятности, будут стараться получить разрешение командировать к нам в Реввоенсовет несколько своих штабных офицеров, но это для них менее осуществимо…»

Едва ли разделял мнение посланника профессиональный разведчик Отто Штейнбрюк, но что он мог поделать с заблуждениями властей? И только после прихода к власти фашистов, после «дела Тухачевского», с холодом в сердце сообразив, сколько среди советских офицеров выходцев из того же Липецка и Симбирска, обучавшихся в немецких академиях и пивших с ними коньяк на маневрах, стали лихорадочно составлять списки тех, кто когда-либо имел дело с немцами, проверять и перепроверять. И, судя по некоторым событиям Великой Отечественной войны, едва ли списки эти были полными, а проверка надежной.

Досье: сотрудничество

В ГОСТИ ПО-СОСЕДСКИ

Составим хронологию визитов советских военных в Германию и немецких в СССР (к сожалению, весьма неполную, ибо организовывались и проводились они в обстановке полной секретности).

В сентябре 1926 года к нам прибыли два офицера рейхсвера – обер-лейтенант Гельмут Вильберг и ритмейстер Пауль Ешоннек. В том же году СССР посетил шеф ветеринарной инспекции рейхсвера доктор Пец. Затем восемь офицеров Красной Армии поехали к немцам на маневры в Дёберице и Мекленбурге.

Шесть человек во главе с полковником Хансом Хальмом в августе – сентябре 1927 года посетили маневры в западных военных округах. После их завершения Тухачевский и командующий Киевским военным округом Якир дали прием в честь немецких гостей. (Кстати, немецкие офицеры, несмотря на количество выпитого, потом скрупулезно записывали в своих отчетах каждое слово.) В ответ в августе 1927 года восемь высокопоставленных советских офицеров побывали в Германии. Среди них были начальник штаба Северо-Кавказского военного округа Иван Федько, начальник командного управления в военном комиссариате Николай Куйбышев, корпусной командир Иван Дубовой и специалисты в области газовой войны и кавалерии Ян Жигур и Михаил Баторский. (Все они в 1937–1938 годах были репрессированы.) В том же году гостем рейхсвера стал начальник транспортного отдела штаба РККА Борис Барский. Общее количество немецких офицеров, посетивших Советский Союз за 1927 год, составило 25 человек, а в Германии побывали 27 советских командиров.

В 1928 году в СССР приехал полковник Хильмар фон Миттельбергер. Он побывал в Военной академии им. Фрунзе, военных училищах в Ленинграде и в Первой пролетарской дивизии в Москве. Советскими гостями Германии в 1928 году стали командующие ВВС четырех западных военных округов Петр Межерауп, Александр Кожевников, Феликс Ингаунис и Иван Павлов. В 1929 году, по плану, четырнадцать немецких офицеров должны были посетить различные маневры в СССР. Первая группа приехала в июле и побывала на маневрах под Харьковом и Новочеркасском. В сентябре группа подполковника Германа Гейера посетила Ленинград, где встретилась с командующим военным округом Михаилом Тухачевским и начальником его штаба Борисом Фельдманом. В 1929 году в Германии на маневрах рейхсвера присутствовали командующий Белорусским военным округом Александр Егоров, корпусной командир Михаил Калмыков, командир 24-й дивизии Евгений Даненберг и начальник Ленинградской артиллерийской школы Алексей Федотов.

А поздним летом 1928 года Советскую Россию удостоил посещением сам генерал-майор Вернер фон Бломберг, начальник войскового отдела. По своему положению эта должность равна должности начальника Генштаба. Был в СССР и его преемник Курт фон Хаммерштейн (летом 1929 года), и следующий начальник войскового отдела, генерал-майор Вильгельм Адам (осень 1931 года). Все трое – Бломберг, Хаммерштейн и Адам – являлись ревностными сторонниками сотрудничества двух армий.