Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий, стр. 120

Из протокола допроса Радека.

«Радек. Тухачевский имел правительственное задание, для которого не мог найти необходимого материала. Таким материалом располагал только я. Он позвонил мне и спросил, имеется ли у меня этот материал. Я его имел, и Тухачевский послал Путну, с которым работал над заданием, чтобы получить материал от меня. Тухачевский понятия не имел ни о роли Путны, ни о моей преступной роли.

Вышинский. А Путна?

Радек. Он был членом организации, он пришел не по делам организации, но я воспользовался его визитом для нужного разговора.

Вышинский. А Тухачевский?

Радек. Тухачевский никогда не имел отношения к нашим делам… Я заявляю, что я никогда не имел и не мог иметь никаких связей с Тухачевским по линии контрреволюционной деятельности, потому что я знал, что Тухачевский – человек, абсолютно преданный партии и правительству».

Любопытно, с каких же пор демонстративное заявление о непричастности человека к заговору стало означать его скорый арест?

Знаете, есть такой старый анекдот. Едут два еврея на пароходе в Одессу. Когда уже город показался на горизонте, один спрашивает другого: «А вы куда едете?» – «В Одессу». Тот задумался глубоко, а потом и говорит: «Не понимаю. Вы сказали, что едете в Одессу, чтобы я подумал, что вы едете в Одессу, хотя на самом деле вы едете не в Одессу Но вы на самом деле едете в Одессу – зачем же вы врете?»

Логика «политологического анализа», увы…

…Можно сказать, что Сталину повезло. Оставшиеся на свободе заговорщики могли отреагировать на происходящее двумя способами – форсировать выступление или затаиться. К счастью, они выбрали второй вариант. Тухачевский на следствии говорил: «В связи с зиновьевским делом начались аресты участников антисоветского военно-троцкистского заговора. Участники заговора расценивали положение как очень серьезное. Можно было ожидать дальнейших арестов, тем более что Примаков, Путна и Туровский отлично знали многих участников заговора, вплоть до его центра.

Поэтому, собравшись у меня в кабинете и обсудив создавшееся положение, центр принял решение о временном свертывании всякой активной деятельности в целях максимальной маскировки проделанной работы. Решено было прекратить между участниками заговора всякие встречи, не связанные непосредственно со служебной работой».

Совещание это могло иметь место осенью или в декабре 1936 года, поскольку после Нового года они уже не имели возможности собираться «в кабинете» Тухачевского – маршал в конце декабря неожиданно отправляется в отпуск, как оказалось, на целых три месяца. [55] По поводу этого внеочередного отдыха каких только слухов не было и каких только предположений сейчас не строят. Его связывают и с компроматом, полученным из Германии о давних связях с немецкой разведкой, и с начинающейся «опалой», с «конструированием „дела Тухачевского“», и даже с попыткой самоубийства, предпринятой маршалом. Все, впрочем, может быть проще: люди Ежова, раскапывая дела НКВД, нашли, например, старые донесения о «военной партии», поступили еще какие-то показания, и «до выяснения» маршала отправили отдохнуть, пока что не только не арестовывая, но даже не снимая с поста. Собственно, если он ни в чем не замешан, ничего ужасного в этом нет…

Во второй половине января всем, кто хотел увидеться с Тухачевским, сообщалось, что он находится в Сочи на лечении, а до того он лежал в госпитале, хотя всегда отличался завидным здоровьем. Поэтому и не верят в это «лечение», что никогда раньше… А с другой стороны – легко ли полгода жить под взведенным ножом гильотины? В ситуации постоянной угрозы одни ломаются духом, другие духом крепки – но подводит тело…

О его душевном состоянии говорит маленький штрих. Зимой 1937 года он горько сказал одной из сестер: «Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач…»

Можно, в конце концов, и не выдержать… Похоже, дело было серьезным, если он не приехал даже на Пленум ЦК, который состоялся в конце февраля – начале марта. Никакая «опала» не могла помешать кандидату в члены ЦК присутствовать на Пленуме, это была его обязанность, тем более в такое время, тем более, Ворошилов должен был делать на нем доклад о положении в армии в связи с прошедшими арестами. Уж коль скоро он это слушать не приехал, значит, и вправду не мог…

…По состоянию на 23 февраля

23 февраля 1937 года начался Пленум ЦК ВКП(б). На нем Ворошилов впервые заявил о том, что в рядах Красной Армии существует вражеская организация, и подробно рассказал, кто был арестован, какие давал показания. Нарком с радостью и гордостью доложил собравшимся:

«…В армии к настоящему моменту вскрыто пока не так много врагов. Говорю – к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного. Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей».

У него были основания так говорить. К 23 февраля было арестовано всего шесть «генералов» и два офицера поменьше. Это комкоры Примаков и Путна, комкор Туровский, комдивы Шмидт и Саблин, комбриг Зюк, полковник Карпель и майор Кузьмичев. Кроме того, было арестовано несколько военных, как сказал Ворошилов, докладывая об этом деле на Пленуме ЦК, «рангом и калибром пониже».

Стенограмму выступления Ворошилова опубликовали в 1997 году. Из нее видно, насколько «секретной» была подготовка удара по военным. Никто ее не засекречивал. Нарком открытым текстом говорил: «Совсем не исключено, что и в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем». Но из нее видно и многое другое, причем видно настолько хорошо, что хрущевские времена с их «срыванием покровов» оставили этот документ секретным, и горбачевские времена с их «гласностью» оставили его секретным, и только в 1997 году, когда всем уже было все равно и даже страны под названием СССР уже не существовало, мы получили возможность его прочесть. Посмотрите, как они это видели в феврале 1937-го…

Из стенограммы выступления Ворошилова на Пленуме ЦК ВКП(б).

«Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, представители фашистских японо-немецких, троцкистских банд? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимающие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы, вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях военного аппарата. Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и все обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что и в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем…

…Троцкий еще в 1920–1921 годах, когда он пошел открытым походом на Ленина, на нашу партию, пытался опереться на кадры армии… На этом этапе своей вражьей вылазки против партии и Ленина Троцкий был бит. Но он не сложил оружия, а повел углубленную подрывную работу. И к 1923 году ему удалось – об этом нужно прямо сказать – с помощью своей агентуры добиться немалых успехов в Красной Армии.

В 1923–1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помните, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская школа, а также большинство других частей гарнизона Москвы были тогда за Троцкого».

Ворошилов не зря сказал: «…Как вы помните…». Ведь речь шла, в сущности, о недавних событиях, 10-13-летней давности. В то время училища и академия, кузница офицерских кадров, были почти целиком за Троцкого. И ведь все эти люди никуда не делись, они остались в армии. К 1937 году это поколение командиров дослужилось уже до средних и высших чинов, и, будучи людьми довольно молодыми, они имели хорошие перспективы дальнейшего роста. Среди командного состава до сих пор оставалось немало выдвиженцев Троцкого – тот же Примаков, тот же Тухачевский. Во многом именно поэтому их всех будут «приплетать» к Льву Давидовичу – так удобней. Все, что угодно, лишь бы не признать, что армия готовила переворот сама от себя, что армия ненадежна. После этого можно забыть о дипломатии, о международных соглашениях, которые с таким трудом давались Советскому Союзу, а уж внутри страны это будет такой удар… Вот как раз этого, когда «завтра война», и не хватало!