Когда прольется кровь, стр. 54

Они остановились только между домами.

— Неужели ты испугал их своей голой задницей? — выдохнул Дорон, улыбнувшись.

— Ты опять спасаешь мне жизнь, Лист, — серьезно начал Магвер, не задумываясь над тем, что был совершенно гол.

— Ну-ну, — прервал его Дорон. — Лучше стащи штаны с какого-нибудь трупа.

Они двинулись к Горчему.

23. КРОВЬ И КАМЕНЬ

Несколько птиц все еще кружило над полем боя. Большинство черных стервятников давно уже пиршествовало на усеянной телами, истоптанной земле. Птичьим глазам бой видится иначе, чем людским.

Вначале пространство бурой земли на востоке — это поля, принадлежащие бану, с которых хлеб убрали еще до турнира. Дальше к западу узкая желтая полоса ржи, протянувшаяся от реки до охватывающих Дабору лесов. Затем вытоптанная земля. Горы трупов там, где сошлись две армии. Острое птичье зрение даже из-под облаков различало мертвых солдат — цветастые одежды родовых, одноцветные — наемников и подымной пехоты, немногочисленные желто-черные тела Шершней. Еще дальше плывущая на воздушных потоках птица увидела бы холм, с которого совсем недавно Белый Коготь командовал многотысячной армией. Теперь холм покрывали трупы красняков. Ни один воин не пережил своего командира — те, что не пали в бою, предпочли самоубийство рабству.

Полоса вытоптанной земли тянулась от холма до границы города. Здесь было значительно меньше трупов, зато валялась масса оружия.

Потом теплый воздух ударил бы впереди в крылья птицы, поднял ее восходящим потоком. Птица повисла бы над горящим городом. И если б ее не ужаснули дым и пожар, гул рушащихся домов и крики людей, она увидела бы маленьких человечков, борющихся за жизнь. Отдельные фигурки, бегущие по улицам. Это были самые испуганные беглецы, думающие лишь о том, чтобы выбраться из кошмара этого дня. Или же грабители, ищущие оказии поживиться именно сейчас, когда никто уже не заботился о городе. Еще парящая в небе птица увидела бы группки нападающих и обороняющихся, гоняющиеся по улочкам и закоулкам предместья. Сталкивающихся на площадях и в сквериках. И эти стычки, зачастую оборачивающиеся бегством отдельных людей, врывавшихся в дома, вдруг резко обрывались, когда огонь или дым охватывали воинов.

Если бы птиц интересовали людские заботы, они сумели бы различить лица, татуировки и знаки различия, возможно, обнаружили бы отряды бана. Владыка Лесистых Гор и его небольшая, насчитывающая всего нескольких человек свита продирались через центральную часть предместья, там, где плотнее стояли дома, где полыхал огонь и кружила масса войска. Отрядик этот старательно избегал схваток. Останавливался при виде больших групп, не задирал тех, что поменьше. И хотя из-за этого часто приходилось делать крюк, обходить не только отдельные дома, но и целые улицы, все же направление движения не менялось. Бан и его люди стремились к Горчему.

Возможно, инстинкт подсказал бы птице, куда взглянуть, чтобы увидеть что-либо особо интересное. А ведь в царящем на земле хаосе можно было обнаружить две точки, двигающиеся по ранее установленному, а не случайному пути. Не исключено, что именно это заинтересовало бы птичьи глаза, а может, внимание птиц привлекла бы мощь, источаемая одним из этих людей.

Дорон и Магвер без передышки мчались к Горчему. Лист рассуждал просто: если бан успеет вернуться в крепость, то все равно бежать туда уже поздно. Быть может, однако, он с остатками разбитого отряда плутает по городу, скрываясь от людей и огня. Если так, его надо опередить и перерезать ему дорогу. Потом попытаться отыскать его в путанице домов и пепелищ, среди умирающих и сражающихся за жизнь, среди победителей и побежденных. Напасть неожиданно и убить. И умереть.

Птица видела бы, как обе группы направляются к Горчему, только двоим легче пробираться по городу, избегать встреч с врагом, протискиваться по узким улочкам.

Лист и Магвер догнали бана.

Дорон заметил несколько фигур, исчезающих за поворотом. Никто другой, вероятно, не распознал бы бана, но сознание Листа давно уже заполняла одна мысль — схватить Пенге Афру. Поэтому, увидев перед собой этих людей, он сразу почувствовал, кто они. Лист вопросительно взглянул на Магвера. Парень кивнул, но было видно, что он на пределе.

Птицы, черные стервятники, ощутили бы, что близится очередное пиршество.

Дул северный ветер, прибивавший дым к земле.

Фигурки воинов появлялись и исчезали за столбами огня. Маленькая группка металась из стороны в сторону не только для того, чтобы избежать встреч с повстанцами, но и чтобы обойти горящие завалы, в которые превратились практически все строения этой части города.

Дорон не мог подсчитать, сколько людей осталось у бана. Однако сейчас, когда он напал на его след и почувствовал, что может исполнить месть, он перестал бояться смерти и ни о чем более не задумывался. Он бежал, не обращая внимания на дым и пламя, не слыша, как трещат обваливающиеся строения, не замечая криков горящих и убиваемых людей. В его ушах звучали только слова Пестуньи Древ:

Значит, время пришло. Может быть, сейчас. Сейчас. Игла Черной Розы пронзит кожу, отведает крови и отнимет жизнь. Но кровная месть свершится.

Одновременно где-то в глубине сознания — а может, даже глубже, на самом дне разумения — зародилось беспокойство, подобное тому, которое он испытал в пылающей пуще, уверенность в присутствии силы чуждой, враждебной, служащей огню — стихии, уничтожающей сейчас Дабору.

Магвер бежал с трудом, тяжело дыша. И его все больше удивляло, что он вообще способен двигаться. После всего перенесенного за последние дни… Но и он чувствовал, что близится наконец та минута, когда он сможет отблагодарить Дорона за все: за спасение, за внимание, за дружбу… И одновременно с этим в нем вздымался страх. Какая же это будет благодарность? Размахнуться широко, сильно, а потом опустить топор, пропороть кафтан и кожу, позволить каменному лезвию разрубить шею и пробить сердце. Убить Листа. Что же это за благодарность…

— Вот они, — прошипел Лист, резко останавливаясь.

— Вот они, — повторил Магвер, словно только это подтверждение могло вернуть его к реальности.

Бана и его сына окружали несколько телохранителей. Они стояли в центре небольшой площади, среди домов. Дома пылали, огонь гудел, черные струпья сажи падали на головы солдат. Никто не протиснулся бы между стенами домов. Но невозможно было и вернуться тем путем, которым они пришли. Большой отряд белых отрезал им путь к отступлению. Повстанцы напали не сразу. Может, не могли перебороть страх перед баном, может, подумывали, а не присоединиться ли к владыке, рассчитывая на будущую награду. Но скорее всего их попросту застала врасплох встреча с властелином тел и душ даборцев. Душ, которые четырнадцать дней чувствовали себя свободными.

Задыхающийся Дорон присел за срубом колодца, рядом опустился Магвер. События могли пойти по-разному, дело решало первое слово, первое движение, первый жест.

Первые слова были произнесены.

— Кровь! Кровь! — Какой-то голос, молодой, но уверенный, гордый. Бунтовщики кинулись на телохранителей.

Они шли беспорядочно, заполняя пространство между горящими строениями, заслоняя от Дорона людей бана. Лист заметил, что телохранители спешно перегруппировываются. Две опекунши, сопровождавшие юного Бальда Афру, отвели паренька в сторону. Наследник престола повернулся к дерущимся спиной, показав связанные руки. Его этот бой не касался, его не интересовала ненависть, испытываемая даборцами к его отцу. Что бы ни делал родитель, это не имело отношения к Бальду Афре, он будет чист до того момента, пока сам не обретет власть. Маленький черноволосый паренек со связанными руками стоял между пестуньями на фоне огня, пожирающего его наследие.