Порода героев, стр. 44

– Я дал тебе сведения обо всех продолжающихся линиях Породы, а не о каждом отдельном образце, а что касается возраста… – Черты лица Урзы вновь обрели человеческую живость, изобразив снисходительное пренебрежение. – Я начал работу еще до Толарии, незадолго до того, как мы обнаружили выплеск маны в Шив. Тогда я только что понял, что «Маяк» будет летать. Это случилось за несколько десятков лет до того, как ты включился в работу над Наследием и Породой.

Последовало неловкое молчание, и Урза добавил:

– Я ведь говорил тебе, что сделал все, что мог в одиночку.

Маг произвел в уме короткий подсчет – тридцать лет! Ровно столько, чтобы вывести одно поколение и успеть зачать следующее. Свободно размножаясь, то поколение могло к нынешнему дню дать тысячи, если не миллионы потомков. Разумеется, действительность всегда отстает от теории, и все же…

– И ты не следил за ними? – вырвалось у него. Мироходец покачал головой.

– Не было нужды. Это было до начала проекта Породы, и образцы оказались далеки от идеала. Удача пришла, когда я внес в матрицу большую долю транского генетического материала. Ранние линии в основном выродились, и я использовал их только как отрицательный опыт. Всего несколько образцов оказались удачными, зато они проявили необычайную одаренность. Этих юных гениев я доставил на Толарию. Больше трехсот лет назад.

Юные гении… Баррин перебирал в уме своих учеников. Джойра и Тефери? Нет, не совпадает время. Гатха – понятно, и сколько их было еще? Сколько их сейчас в классах и лабораториях? В его жизни?

Баррин смотрел на мироходца. Как он сказал тогда? «Я сам не выбрал бы для тебя лучшей пары…» На Баррина спокойно смотрели глаза бессмертного существа, скрывающего под видимостью человеческих зрачков Камни Силы. Мироходец либо не понимал, что происходит в душе человека, либо понимал, но не собирался ничего уточнять.

Баррин отвел взгляд и уставился на горизонт. Ветер выбил слезы из глаз.

– Забери меня домой, Урза.

Это был сон наяву. Повторяющийся кошмар. Мир, похожий на часовой механизм. Множество миров, заключенных один в другом. Вечный гул машин, отдающийся в земле низкой дрожью. Воздух, наполненный запахом горячего металла и свежей смазки – запахом, ставшим для нее привычным за долгие годы работы.

Рейни тряхнула головой, отгоняя отвратительную картину, и постаралась вновь сосредоточиться на работе. Перед ней в зажиме, установленном так, чтобы прибор можно было разглядывать, не вставая с высокой табуретки, располагался гироскоп механического дервиша. Она всмотрелась повнимательней, отмечая малейшие отклонения в движении маятника. Руки дрожали – еле заметно и все же достаточно, чтобы нарушить фокусировку закрепленной на запястье лупы. В досаде закусив губу, Рейни сорвала крепление и запустила прибор в угол. Звон разбитого стекла принес мгновенное облегчение, которое быстро сменилось чувством вины. Какой смысл срывать дурное настроение на бесчувственном предмете?

– У тебя все в порядке?

В коридоре послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Опешив, Рейни привстала с табурета. Меньше всего она ожидала услышать голос Баррина. Муж должен был вернуться только через несколько часов. Успев подхватить опрокинувшийся табурет, она осторожно подвинула его к столу. Баррин уже входил в комнату.

– Ты рано вернулся.

Маг быстро осмотрел кабинет. Взгляд загнанного в угол зверя. Рейни сдвинула брови, крепко стиснула ладони. Обычное движение, выражающее тревогу, а заодно и скрывающее дрожь в пальцах.

– Вижу, встреча прошла, как ты и ожидал. Она слишком хорошо знала мужа, чтобы не заметить страха, вспыхнувшего в его зеленых глазах.

– Урза доставил меня прямо на Толарию, – ответил он на ее первое восклицание.

Возвращение на остров обычным путем заняло бы несколько дней. Часов, в замедленном восприятии Рейни.

Голос звучал слишком беззаботно, и слишком непринужденно. Маг передернул плечами. Рейни хорошо знала мужа. Он был для нее целым миром, и она понимала его как никого другого. Что-то не так. Однако Баррин не спешил поделиться с женой тревожными мыслями, пытаясь перевести разговор на другое.

– Что с лупой? – он кивнул на помятую оправу и груду осколков в углу.

– Нечаянно, – ответила она. В общем-то это даже правда. – Потом выправлю оправу и закажу новую линзу.

– Линзой займусь я, – тут же пообещал Баррин. Слишком поспешно. Он явно что-то скрывает.

– Что-то случилось? – спросила Рейни, точно зная ответ и желая только дать ему выговориться, а заодно и отвлечься от собственных кошмаров.

Она заметила блестящие бусины пота на лбу мужа и потянулась к одной своим тонким пальчиком. Ей почудился было запах смазочного масла, но Рейни поспешно загнала бредовую мысль в глубину сознания.

– Случилось.

Их глаза встретились, и он смягчился, встретив полный теплой заботы взгляд жены.

«Сейчас, – подумалось ей, – он скажет».

Баррин взял ее руку в свою, медленно, почти печально.

– Рейни, – голос мага чуть дрогнул. – Ты счастлива на Толарии?

Странный вопрос, и, может быть, лучше было уклониться от прямого ответа.

– Я слишком занята работой, – откровенно сказала Рейни. Она была напряжена, но ей становилось легче, по мере того как она выкладывала давние мысли. – И работа больше не увлекает меня как прежде. С тех пор, как… – Она замялась, не зная, как закончить.

– Чистильщик? – спросил Баррин, угадав ее мысль.

Она кивнула, обрадованная, что все наконец высказано.

– Знаю, это глупо, но мы так долго… – Рейни осеклась, заметив, как исказилось лицо мужа. – Баррин, что случилось?

На этот раз вопрос прозвучал настойчиво, и в нем слышалась тревога. Она никогда не видела мужа таким несчастным. Таким беззащитным. Словно в нем погас огонь. Может быть, каменная твердость, шесть столетий относительного времени направлявшая академию, наконец подалась под грузом естественной усталости и весьма неестественного общения с Урзой Мироходцем?

Баррин поднес ее руку к губам.

– Ничего особенного.

Он улыбнулся, натянуто и безрадостно, но все же улыбнулся.

– Ты права, мы слишком много работаем. Но, кажется, все это скоро кончится, Рейни. Толария не выдержит нас долго. Планы Урзы близки к завершению, и враг действует все более дерзко. Так или иначе, что-то должно случиться, и тогда нам придется хорошенько подумать, что нам делать с академией – и с нами. Тогда.

Улыбка снова на мгновение блеснула в уголках зеленых глаз.

– Ничего особенного, – повторил он.

Рейни так хотелось на это надеяться, и она почти поверила мужу.

Глава 21

Равнины Ратха могли показаться беспредельными, но предел им существовал. Запасы текучего камня под Твердыней тоже не были бесконечными, но даже они не были исчерпаны за тысячелетие работы гигантских подъемников. Здесь, на краю мира, небо горело живым огнем – переливчатыми бликами, словно отраженными в полированном медном щите. Такое зрелище могло повредить самый здравый рассудок, заставив его обратиться в темные глубины истинного «я». Это место не предназначалось для смертных. Впрочем, Даввол больше и не причислял себя к ним. Тело его, усовершенствованное фирексийцами, могло существовать вечно – если бы то было дозволено его фирексийскими хозяевами. Он прожил уже шесть столетий. Век – в ожидании и пять – здесь, на Ратхе, правителем, в сущности, ивенкаром. В последние сто двадцать лет никто не оспаривал его власть. Кроаг, пораженный мечом Короля-колдуна Крейга, вынужден был десятилетиями залечивать раны. Даввол, оказавшись единоличным властителем текучего камня и Твердыни, вырвавшись наконец из тени члена Внутреннего Круга, копил силы. Кроаг забился в темный угол, чтобы никому не пришло в голову задаться вопросом: как случилось, что смертный доминарианец едва не прервал существование могущественного фирексийца? Теперь отношения между ним и Давволом переменились. Наместник позволил Кроагу бездействовать и приходить в себя, не возвращаясь в Фирексию, где его ожидала, возможно, много худшая участь, а тот оставил Даввола безраздельно править Ратхом. По молчаливому соглашению подразумевалось, что в донесения, отправленные в Фирексию, не попадет ничего, что могло бы повредить кому-либо из них.