По мосту через пропасть, стр. 3

– Ребенку нужен отец, который позаботится о его матери, чтобы она не стояла с животом за стойкой в своей кофейне, отец, который будет кормить мать, когда она будет кормить ребенка, и отец, который поможет матери ребенка вырастить! Я не знаю, там, поставит в угол, поговорит строго, если что, покажет пример…

– И ты считаешь, что Клайв Батфилд сможет заработать денег на содержание семьи, подать ребенку пример и проявить необходимую строгость? – усмехнулась Анна. – Мы об одном и том же человеке говорим?

– Ну… мы же его с этой стороны не знаем, – стушевалась Лин.

– И я не готова совершить подвиг, чтобы узнать! – отрезала Анна. – Точка.

Лин насупилась. Она была старше Анны на год, но относилась к ней с такой покровительственной заботой, будто бы разница в их возрасте составляла лет десять, не меньше. К тому же Лин была замужем и имела двоих детей, что, несомненно, влияет на то, как женщина оценивает себя и как она строит свои отношения с миром – особенно если она при этом живет в глухой английской провинции и с молоком матери впитала убежденность в том, что этот патриархальный сценарий жизни – самый правильный.

Анна сжала губы, чтобы не наговорить лишнего – про семейную жизнь Лин, про ее мужа, который все время, когда находится дома и не спит, читает газеты, про детей, которых Лин родила слишком рано, к тому же от чуждого ей по духу мужчины, и поэтому где-то в глубине души, наверное, не совсем понимала, что они такое и как с ними обращаться. Она и сама все знает. Наверное. Не стоит бить человека по незаживающей ране. Иначе в следующий раз она не придет к Анне, когда нужно будет выплакаться и выговориться, а идти ей в общем-то больше и не к кому.

Приглушенно стукнула входная дверь – пришла Маргарет Суон, молодящаяся учительница естествознания из «Саутэнда» – местной школы если не для богатых, то для вполне приличных детей из уважаемых семейств. Анна гордилась тем, что Маргарет каждый день обедает у нее, потому что та отличалась редкостной разборчивостью в еде и общей капризностью.

– Анна, добрый день, – кивнула она. – Пожалуйста, кофе по-арабски и фруктовый салат. – Взгляд Маргарет зацепился за платок Лин, и лицо ее едва заметно опечалилось, что говорило о том, что Лин не прогадала с покупкой. Маргарет из тех женщин, которые исполняются торжества, заметив на другой неудачно сидящую вещь, будто это их личная победа, и грустнеют, когда видят, что все хорошо, как ни крути – а хорошо.

– Хорошо, сейчас сделаю, – улыбнулась Анна. Неприятный разговор с Лин можно считать законченным, и это к счастью, потому что нельзя ей на ее месте размышлять о неприятном и встречать людей кислой миной или притворными улыбочками.

– Ну, я тогда побегу дальше, мне еще нужно успеть сделать прическу, сегодня у Патрика в школе спектакль, – подчеркнуто небрежно сказала Лин.

– Ладно, я рада была тебя повидать. Спасибо, что заглянула.

– Приходи все-таки в субботу. Придешь?

– Постараюсь. Очень постараюсь, Лин.

– Вот и чудесно. Пока, дорогая.

– Удачи. Привет Чеду и детям, – сказала Анна и подумала, что, наверное, в субботу откроет кофейню пораньше и никуда не пойдет.

2

Анна любила понедельники, потому что в понедельник у нее был выходной.

Нет, свою кофейню она тоже любила, почти исступленно, но человеку непременно нужно какое-то время проводить наедине с собой, отдыхать, заниматься самыми приятными вещами и думать о вечном.

Если уж говорить совсем честно, то в понедельник выходной не «был», а «бывал», потому что вряд ли можно назвать выходным день, когда едешь на потрепанном «мерседесе» из Эшингтона в Лондон, а потом обратно, а в перерыве между этими чудесными мероприятиями носишься по Лондону в поисках нужных сортов кофе, особенных пряностей и элитного чая.

День этот, конечно, может быть интересным, но после него хорошо бы иметь еще один выходной. А по вторникам Анна работала.

Когда у нее спрашивали, почему она не наймет себе помощника или помощницу, Анна отшучивалась, что она, мол, тиран и узурпатор и властью своей ни с кем делиться не собирается, а еще она самовлюбленный узурпатор и потому не верит, что кто-то может варить кофе так же, как она.

В принципе она была не так уж далека от правды, по крайней мере, в последнем утверждении, потому что с кофе у нее действительно были отношения явно магического свойства. Она варила его, как никто другой. Наверное, дело в том, что она была влюблена в кофе – во всех его проявлениях.

А как известно, две трети удовольствия от чашки кофе – в процессе ее приготовления.

Анна размышляла об этом ранним утром понедельника, делая ревизию в своих запасах – в тайной надежде, что можно будет перенести поездку в столицу на следующую неделю.

Результаты осмотра оказались неутешительными – почти закончился необжаренный кофе, зеленого чая осталось на донышке банки, какао явно не хватит – в такую промозглую погоду он пользуется необыкновенной популярностью… Красный перец, конечно, можно купить и в местном супермаркете, но будет не то. А Анна привыкла делать все только по высшему классу.

– Трудно быть перфекционисткой, – назидательно произнесла она, глядя в зеркальную дверцу навесного шкафчика на свое отражение.

Отражение было вполне приятным – не классической красотой красивое лицо с большими темно-карими глазами и весьма ветреным разлетом бровей, высокая шея с изящным изгибом… Больше тридцати никак не дашь. А то и просто двадцать шесть. Но под глазами залегли тени – трудно работать до полуночи. Ох, как нужен этот выходной!

Анна попробовала пойти на компромисс с собой – поехать побыстрее, купить всего и побольше, чтобы надолго забыть об этой проблеме, и вечер провести в жарко натопленной спальне у горящего камина и с самой романтичной книжкой в руках.

Тело отозвалось слабеньким протестом – почему-то не хотело мириться с перспективой единственного на неделе вечера отдыха. Лин сказала, что Анна похудела. Что ж, вполне возможно. Она никогда не отличалась пышностью форм, а при таком-то темпе жизни…

Черт, что за малодушные мысли?! Темп – самый лучший. Жизнь – именно такая, какую Анна хочет. С любимым делом, которое не оставляет времени на всякие глупости вроде слишком умных мыслей, беспричинной хандры или тоски о несбывшемся.

В машине было зябко, и сыро, и вообще неприятно. Впрочем, если бы на улице в холодном воздухе колыхалась не менее холодная водяная взвесь, а в машине с отказавшим обогревателем царила благодать, это было бы против всех законов природы.

Но законы природы не так уж беспомощны, как воображают иногда мечтатели, писатели и художники.

Анна везла на заднем сиденье несметные сокровища гурмана. Если бы не гнусная атмосфера в салоне, которая заставляла ее глубже втягивать голову в плечи, точнее шею в вязаный шарф цвета верблюжьей шерсти, и покусывать синеющие губы, чтобы не пугаться самой себя в зеркале заднего вида, то все было бы отлично. «Рейс» выдался на редкость удачный – ни в одном из магазинов, где она отоваривалась, ей ни в чем не отказали, и не пришлось объезжать пять мест в поисках двух пачек какого-нибудь молочного оолонга.

Анна пыталась разбавить промозглую серость дня веселыми песенками, обильно льющимися из динамиков – радио, по счастью, работало вполне исправно. Анна петь любила, но делала это всегда только в гордом одиночестве – боялась смутить чей-нибудь тонкий слух своими сомнительными вокальными данными. А сейчас, опять же по счастью, она и пребывала в гордом одиночестве, поэтому, отстукивая ритм по рулю пальцами, вместе с какой-то неизвестной ей сладкоголосой девчонкой выводила: «Потому что любишь, любишь, любишь ты меня!»

Эшингтон встретил ее привычной гладкостью дорог, полуголой желтизной аллей и чистенькими фасадами двухэтажных домиков. Анна торопилась домой, предвкушая горячую ванну и долгий, теплый вечер блаженного безделья. На углу Гринвиллидж-стрит и Мейсон-роуд она заметила Марджори Смит, с которой дружила совсем малышкой. Марджори отличалась редким обаянием и совершенно девчачьей наивностью. Она мечтала выйти замуж за военного, а еще лучше – за офицера морского флота, ну на худой конец – за полицейского. И в этот момент она как раз шагала под руку с каким-то высоким мужчиной в форме, вот только трудно разглядеть какой. Анна ахнула от удивления и, повинуясь сильному, исключительно женскому инстинкту, повернулась, чтобы лучше рассмотреть.