Приключения Пиноккио (с иллюстрациями), стр. 6
– Добрые вести, братец! Хозяин зачихал, а это значит, что он пожалел тебя и ты теперь спасён.
Следует сказать, что, в то время как другие люди, жалея кого-нибудь, плачут или трут себе глаза, Манджафоко всякий раз, испытывая чувство жалости, начинал чихать. Это был его способ показать другим своё доброе сердце.
Начихавшись вдоволь, хозяин театра обратился к Пиноккио по-прежнему грубо:
– Перестань ныть! От твоего нытья у меня начинает болеть живот… Так колет, что я почти… почти… Апчхи! Апчхи! – И он снова дважды чихнул.
– На здоровье, – сказал Пиноккио.
– Спасибо. Твои родители ещё живы? – осведомился Манджафоко.
– Отец жив. Мать я никогда не знал.
– Как огорчился бы твой отец, если бы я бросил тебя на раскалённые угли! Бедный старик, мне его очень жаль!.. Апчхи! Апчхи! – И он чихнул ещё три раза.
– На здоровье, – сказал Пиноккио.
– Спасибо. Впрочем, я тоже достоин жалости. Ты же видишь, что у меня нет дров, чтобы поджарить баранину, и ты – скажу тебе по правде – очень пригодился бы мне. Но я пожалел тебя. Ну что ж! В таком случае, я вместо тебя сожгу кого-нибудь из моей труппы. Эй, полицейские!
По этой команде незамедлительно появились два длинных-предлинных, тощих-претощих деревянных полицейских с обнажёнными саблями в руках.
И хозяин театра приказал им грубым голосом:
– Хватайте Арлекина, свяжите его хорошенько и бросьте в огонь. Мой барашек должен быть поджаристым и хрустящим.
Представьте себе самочувствие бедного Арлекина! Он так испугался, что ноги у него подкосились, и он грохнулся на пол.
Пиноккио, увидев эту душераздирающую сцену, упал хозяину в ноги, горько заплакал, залил слезами всю его длинную бороду и взмолился:
– Пощадите, синьор Манджафоко!
– Тут нет никаких синьоров, – ответил хозяин кукольного театра сурово.
– Пощадите, синьор кавалер!
– Тут нет никаких кавалеров.
– Пощадите, синьор командор!
– Тут нет никаких командоров.
– Пощадите, ваше превосходительство!
Услышав, что его титулуют «превосходительством», хозяин театра просиял и сразу же стал гораздо добрее и сговорчивее. Он сказал, обращаясь к Пиноккио:
– Ну, чего ты там просишь?
– Милости для бедного Арлекина.
– Тут милость неуместна. Раз я пощадил тебя, я должен бросить в огонь его, так как я хочу, чтобы мой барашек хорошо прожарился.
– В таком случае, – воскликнул Пиноккио с достоинством, высоко подняв голову и отшвырнув прочь свой колпак из хлебного мякиша, – в таком случае, я знаю, что мне делать. Вперёд, синьоры полицейские! Вяжите меня и бросайте в пламя. Я не могу допустить, чтобы бедный Арлекин, мой добрый друг, умер вместо меня!
Эти громкие и героические слова растрогали всех присутствующих кукол. Даже полицейские, хотя они тоже были из дерева, заплакали, как два молочных ягнёнка.
Манджафоко минуту оставался твёрдым и неумолимым, но потом его тоже постепенно одолела жалость, и он начал чихать. Чихнув четыре или пять раз, он распростёр свои объятия и сказал:
– Ты превосходный парень! Иди сюда и поцелуй меня.
Пиноккио поспешно бросился к нему, взобрался, как белка, по его бороде и запечатлел сердечнейший поцелуй на кончике его носа.
– Значит, я помилован? – спросил бедный Арлекин таким тихим голоском, что его еле было слышно.
– Ты помилован, – ответил Манджафоко. Потом он добавил, вздыхая и качая головой: Да будет так! Сегодня я, ладно уж, съем недожаренного барашка. Но в другой раз худо будет, если нечто подобное случится!
Когда куклы услышали о помиловании, они все выбежали на сцену, зажгли, словно для праздничного представления, лампы и светильники и начали плясать и прыгать. И они плясали до восхода солнца.
12. КУКОЛЬНИК МАНДЖАФОКО ДАРИТ ПИНОККИО ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫХ ДЛЯ ПАПАШИ ДЖЕППЕТТО, НО ПИНОККИО ПОДДАЁТСЯ УГОВОРАМ ЛИСЫ И КОТА И УХОДИТ С НИМИ
На следующий день Манджафоко отозвал Пиноккио в сторонку и спросил:
– Как зовут твоего отца?
– Джеппетто.
– Его профессия?
– Бедность.
– И много он зарабатывает?
– Как раз столько, чтобы не иметь ни единого чентезимо в кармане. Достаточно сказать, что он снял с себя последнюю куртку, чтобы купить мне школьный букварь. Куртка, вся в бахроме и заплатах, была совсем изношенная.
– Горемыка, я ему почти сочувствую! Вот тебе пять золотых. Отнеси ему их немедленно и передай от меня дружеский привет.
Пиноккио, ясное дело, тысячекратно поблагодарил кукольника, обнял по очереди всех кукол труппы, включая полицейских, и, счастливый-пресчастливый, отправился домой.
Не пройдя, однако, и километра, он повстречал на улице Лису, хромую на одну ногу, и Кота, слепого на оба глаза. При ходьбе они помогали друг другу, как добрые товарищи. Слепой Кот служил опорой для хромой Лисы, а хромая Лиса служила слепому Коту поводырём.
– Добрый день, Пиноккио, – сказала Лиса и вежливо поклонилась.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросил Пиноккио.
– Я хорошо знаю твоего отца.
– Где ты его видела?
– Я его видела вчера, он стоял возле своего дома.
– А что он делал?
– Он был в одной рубашке и дрожал от холода.
– Бедный отец! Ничего, отныне он, слава богу, не будет больше дрожать от холода.
– Почему?
– Потому что я стал важной персоной.
– Ты – важной персоной? – насмешливо переспросила Лиса и громко захихикала.
Ухмыльнулся и Кот. А для того, чтобы это осталось незамеченным, он передней лапой погладил усы.
– Тут нечего смеяться! – рассердился Пиноккио. – Мне жаль, что вам придётся издохнуть от зависти, но вот здесь, если вы что-нибудь смыслите в этих делах, пять великолепных золотых монет.
И он вынул монеты, подаренные ему хозяином кукольного театра.
Услышав сладостный звон золота. Лиса невольным движением выпрямила свою искривлённую ногу, а Кот вытаращил оба глаза, которые блеснули, как зелёные огни. Но он тут же закрыл их, так что Пиноккио ровно ничего не заметил.
– А что ты собираешься делать с этими монетами? – спросила Лиса.
– Прежде всего, – ответил Деревянный Человечек, – я куплю своему отцу красивую новую куртку, желательно из золота и серебра, с пуговицами из самоцветных камней. А затем букварь.
– Тебе – букварь?
– Да, мне. Дело в том, что я хочу пойти в школу и прилежно учиться.
– Посмотри на меня! – сказала Лиса. – Глупое учение стоило мне одной ноги.
– Погляди на меня! – сказал Кот. – Глупое учение стоило мне обоих глаз.
В это мгновение сидевший на дереве у края дороги белый дрозд пропел свою обычную песенку и сказал:
– Пиноккио, не слушай, что тебе говорят эти отвратительные подонки, а то наплачешься!
Бедный дрозд! Лучше бы он промолчал! Кот сделал гигантский прыжок, схватил его и проглотил одним махом вместе с кожей и перьями, так что дрозд даже не успел произнести «ой».
Сожрав дрозда и облизнувшись. Кот опять закрыл глаза, представляясь слепым, как и раньше.
– Бедный дрозд! – сказал Пиноккио Коту – Почему ты так плохо с ним обошёлся?
– Чтобы преподать ему полезный урок. Он будет знать в следующий раз, что не надо вмешиваться в разговор посторонних.
Они уже прошли полдороги, как вдруг Лиса остановилась и повернулась к Деревянному Человечку:
– Ты хочешь, чтобы у тебя стало вдвое больше золотых монет?
– Что?
– Ты хочешь из пяти несчастных цехинов сделать сто, тысячу, две тысячи?
– Ещё бы! Но как?
– Очень просто. Не ходи домой, а иди с нами, вот и всё.
– А куда вы меня поведёте?
– В страну Болванию.
Пиноккио с минуту подумал, потом сказал решительно: