Сказки на ночь, стр. 7
– Ничего подобного. Вчера случилось… нечто судьбоносное.
– Тебя трахнули?
– Лори! У тебя просто дурное настроение…
– Это к делу не относится. Я в любом настроении считаю, что секс исключительно благотворно влияет на женскую психику, особенно на такую слабую, как твоя. Так, значит, вчера опять не вышло?
– Сейчас я не готова рассказать тебе все, но… Вчерашняя встреча все изменила, я это чувствую. Больше никаких лузеров.
– Ха! Обожаю смотреть на ужимки оптимистов. Они такие смешные…
– Злая, злая Лори!
– Ладно, не обращай внимания. Позвони, когда будут новости. Я лежу дома и предаюсь меланхолии.
– Чао!
Говард Рассел оказался выше всяческих похвал. По профессии он был инженер городских коммуникаций – непонятно, но солидно и внушительно. Выглядел отлично, одет был хорошо, носом не шмыгал, глаза не отводил. Во время спектакля Джилл едва не окосела, потому что то и дело кидала на него взгляды исподтишка, проверяя, как он реагирует на происходящее на сцене. Судя по всему, Говард Рассел был очень умным парнем, потому что за действием следил внимательно и с живым интересом, даже смеялся пару раз – когда смеялись и все остальные, вернее те, кто понимал, что же происходит.
Сама Джилл оставила попытки понять содержание пьесы на десятой минуте, когда количество персонажей с именами типа Николай, Варвара, Фемистокл и Давидофф перевалило за второй десяток. Все они страшно мучались, постоянно ссорились и ябедничали друг на друга, а за сценой кто-то равномерно бил в железный гонг, что должно было символизировать монотонную унылость жизни главных героев… В любом случае, у Джилл были дела поважнее, она оценивала своего партнера. Пару раз Говард поймал ее взгляд и улыбнулся в ответ, а в конце первого акта, во время полного затемнения, осторожно взял ее за руку. Ничего более романтического не случалось с ней за последние… минуточку… восемь месяцев!
После спектакля Говард повел ее в ресторан, где Джилл, некстати вспомнив сентенции Марка о толстых женщинах и подсознании мужчин, заказала себе только десерт и кофе.
Говард кивком поблагодарил официанта и перевел взгляд проникновенных синих глаз на Джилл.
– Нам предстоит многое узнать друг о друге, но первое впечатление редко меня обманывает. Мне страшно понравилось ваше резюме, Джилл. Сразу показалось, что вы – именно та женщина, которая мне нужна.
– Спасибо…
Собственно, это были ее последние слова. Говард Рассел всерьез решил помочь Джилл узнать о нем буквально все и потому принялся говорить обо всем на свете. Для начала была лекция о винах – скучноватая. О политике – ужасно скучная. О текущем состоянии среднего и высшего образования – скучная до ужаса. Тут сотовый Джилл взорвался трелью, и она даже подскочила от неожиданности. Надо же, забыла выключить в театре…
Номер на дисплее был ей незнаком, и Джилл недоуменно на него уставилась, но все же решила ответить. Вдруг что-то важное…
– Извините меня, Говард, я быстро. Алло?
– Джилл, это Марк Боумен.
Она нажала отбой чисто машинально. Естественно, этот зануда мгновенно перезвонил.
– Не бросайте трубку. Я все равно не отстану. Между прочим, вы что-то не выглядите счастливой. У вас такой вид, будто вам смертельно скучно.
Джилл еле удержалась, чтобы не оглядеться вокруг. Этот гад где-то здесь! Вот почему у нее по спине ползали мурашки!
– Вы где?
– Второй столик в крайнем ряду справа от вас.
Она бросила взгляд в указанном направлении – и Марк Боумен приветственно поднял руку. Джилл немедленно нажала отбой. Телефон тут же зазвонил снова. Говард приподнял безупречную бровь.
– У вас какие-то проблемы?
– Что? О нет, ровным счетом никаких. Так, недоразумение.
– Тогда… вы могли бы просто выключить телефон?
В голосе Говарда сквозила надежда, и Джилл уже практически нажала на кнопку отключения телефона – но тут взгляд ее снова упал на Марка Боумена, и она спасовала. Он же не отвяжется, не так ли?
Телефон снова зазвонил.
– Простите меня, Говард. Это быстро. Да?
– Улыбайтесь, Джилл. Ни один мужчина в жизни не клюнет на вас, если вы будете сидеть с такой отсутствующе-кислой физиономией.
Она изобразила на лице самую сладкую в мире улыбку и прошипела в трубку:
– Довольны?
В ответ Боумен нажал отбой.
С Говардом они распрощались примерно через час. Нельзя сказать, что он выглядел очарованным и бесконечно влюбленным, но о втором свидании попросил, и она согласилась, в основном потому, что он, бедолага, ничем отказа не заслужил.
Он даже поцеловал ее на прощание, средненько так, на два с половиной балла по десятибалльной Шкале Поцелуев Сойеров, а потом повернулся и ушел. Истинный джентльмен.
В прихожей Джилл быстренько скинула надоевшие за вечер туфли и торопливо набрала номер по сотовому.
– Какого дьявола вы за мной следили, а?
– Уже дома? Нечто подобное я и предполагал. Ваше свидание не произвело на меня большого впечатления.
– Скажите на милость, какое несчастье! Я, по-вашему, делала это для вашего удовольствия?
– Не понимаю вашего раздражения. Мне нужен материал для статьи – вам нужно свидание с истинным мачо. Я просто наблюдал и позволил себе дать вам совет…
– Я не нуждаюсь в ваших дурацких советах! У нас с Говардом и без них все прекрасно получилось!
– Мне было важно взглянуть, куда он вас поведет, как вы станете общаться, пробежит ли между вами искра…
– Пробежала! Вот такая здоровенная! Короткое замыкание, а не искра, ясно?
– Не заметил.
– Вот что, мистер Боумен. Мне глубоко плевать, что вы заметили, а что – нет. Это моя личная жизнь, и я не позволю вам в нее вмешиваться, ясно?
– Я журналист…
– Да хоть суперпупержурналист, мне что! Вы мне мешаете.
– Ладно, больше не буду. Что насчет интервью? Сейчас вы как настроены?
Джилл яростно содрала платье через голову, едва не уронив телефон.
– Сейчас не могу. Я собираюсь отправиться в постель.
– Так надевайте ночную рубашку, налейте себе кофе и поговорите со мной. Вы все равно не заснете в ближайшие два часа.
Джилл посмотрела на себя в зеркало, нахмурилась – и вдруг ехидно ухмыльнулась.
– Подождите у телефона минуту, о’кей?
Она никуда не уходила, просто распустила волосы и разделась донага. Села перед большим зеркалом, взяла трубку и проворковала в нее хрипловатым голосом:
– Что ж, я готова к интервью. На мне почти прозрачный шелковый пеньюар, а вместо кофе я налила рюмочку ирландского ликера. Ничего, если я буду разговаривать с вами в таком непристойном виде? Я очень устала, но одновременно и очень возбуждена… Кстати, а может, вы приедете прямо сейчас?
– Кхм… аргх…
– Ну, я к тому, что сама я на вас не брошусь, а от вас никаких глупостей ждать не приходится, нет? Вы же любите только смотреть…
Марк Боумен проглотил застрявший в горле возмущенный рык и сухо заявил:
– Полагаю, нам лучше встретиться завтра в девять и поговорить обо всем подробно. Сегодня у вас действительно был трудный день. Спокойной ночи.
Ответом ему был короткий музыкальный смешок.
5
Джилл заснула почти сразу и спала без всяких сновидений, зато Марк Боумен сполна испытал все муки человека, застигнутого врасплох бессонницей.
Сказать, что он был взбудоражен – значит, не сказать ничего.
Когда эта белокурая нахалка проворковала насчет пеньюара, воображение сыграло с ним злую шутку. Очами души своей Марк Боумен увидел практически обнаженную Джилл Сойер, потягивающую ликер из крошечной рюмочки, после чего с мечтой о сне пришлось распрощаться.
Он принял контрастный душ, потом просто холодный душ, потом попытался посчитать овец и слонов… Когда за окнами забрезжил серый и неприятный рассвет ноябрьского утра, Марк Боумен смог забыться на какой-то жалкий час, после чего зазвенел будильник.
Он брел по тихим воскресным улицам, подняв воротник куртки и больше всего на свете мечтая о теплой постели и крепком сне. Если бы не статья, он в жизни бы не вышел на улицу так рано, в воскресенье…