Между небом и тобой, стр. 12

Я ухитрилась ахнуть на ходу, и мой спаситель обернулся, чтобы проверить, как я там. Я немедленно впаялась ему в грудь, и он принужден был подхватить меня на руки. И руки, и грудь — все в нем меня пока устраивало. Вот еще бы личико увидать…

Нет, это не может быть тот самый парень, что и на свадьбе Эбби! Сериал про шотландского бессмертного в свое время перепахал не одну подростковую душу — девочки любили Горца за красоту, мальчики — за умение драться любыми способами. К тому же я все равно не помню толком, как выглядел красавец пират, приглашенный на свадьбу Эбби и Рокко…

В этот момент мой спаситель чертыхнулся и бросил меня на землю. Я удачно приземлилась головой обо что-то твердое, и последнее, что видели мои закрывающиеся голубые глазки, было: двое мужчин яростно мутузят друг друга кулаками, а прямо над ними в черном и бархатном небе сверкает невозможная, немыслимая, нереальная африканская луна…

Я очнулась в машине. Машина ехала — это я поняла, потому что меня мотало из стороны в сторону. Я лежала на заднем сиденье — потому что прямо передо мной снова оказались смуглые плечи, майка и хвост темных волос. Я быстро скосила глаза на себя — и тихий стон, больше похожий на скрежет вилкой по тарелке, вырвался из моей многострадальной груди.

Почему, ну почему во всех приличных приключенческих романах героини даже в самом неприглядном положении остаются истинными красавицами? И почему я — натуральная блондинка из Огайо, филолог, умница и красавица — лежу здесь, грязная и исцарапанная, в обрывках лилового нижнего белья, источая дикую вонь… и даже не знаю, как выглядит мой спаситель?!

— Очнулась? Слава богам. Я тебя маленько того… уронил, ты уж извини. Времени не было. Этот придурок напрыгнул на меня, как тигр.

— Я… мне…

— Понимаю, нелегко тебе пришлось. Честно сказать, мы с Пабло едва тебя не подвели. Он ведь должен был сам приехать, но вчера немножечко того… короче, послал меня, а я, не поверишь, заблудился.

— Э-э-э…

— Само место я знал точно, сам тут сидел полгода назад, а вот с задними дворами заплутал. Ты отчаянная девка, я тебе скажу! Когда они начали палить, мне показалось, что в тебя попали.

Я вспомнила запрокинутое лицо Пилар, распахнутые черные глаза, темную струйку крови, становящуюся все шире…

В зеркале заднего обзора вдруг отразились карие глаза моего спасителя. Очень симпатичные, надо сказать глаза, слегка раскосые, теплые, участливые. Я вдруг засмеялась дурацким, визгливым смехом. Этот парень принимал меня за Пилар, спасал меня, думая, что я — Пилар! Я еду в машине, а не прячусь в канализации, потому что Пилар умерла. Вот такая ирония судьбы… Впрочем, скоро везение закончится, ибо кареглазый везет меня к неведомому Пабло, и Пабло, скорее всего, пристрелит меня, поскольку прекрасно знает, как выглядит настоящая Пилар…

— Слышь, гвапенья, ты там возьми сзади… все чистое, не бойся. Просто нехорошо, если Пабло увидит тебя в моей машине в таком… хм… легкомысленном виде.

Я судорожно обернулась — в багажном отсеке лежали парусиновые шорты и джинсовая куртка. Все было настолько чистое, что мне стало страшно прикасаться к вещам своими грязными ручонками.

— Я… как вас зовут?

— Ох, верно. Зови меня Джонни. Джон Огилви.

— Ты американец?

— Ну да. В каком-то смысле. Знаешь, я тебя представлял совсем другой. Пабло говорил, ты похожа на Кармен. Губишь мужчин, все такое…

Оскорбленное женское самолюбие совершенно неуместно встрепенулось и поперло из меня, как тесто из квашни.

— Хочешь сказать, что я страшная? Что ни один мужчина на меня и не посмотрит?

— Нет, что ты! Я вот еле сдерживаюсь, чтоб не пялиться, но…

— Н-ну?

— Но на Кармен ты не похожа! Скорее на Мерилин.

Я вдруг страшно устала. В конце концов, какая разница, если через полчасика мне предстоит умереть? А вот вымыться в последний раз перед смертью охота!

— Мистер Огилви?

— Ой, что ты, напугала как! Джонни, просто Джонни. Мистером Огилви меня в последний раз звали копы перед тем, как надеть наручники.

— Хорошо. Джонни. Я, понимаешь ли, только что проплыла по канализации…

— Это, честно говоря, заметно. Хотя выглядишь все равно потрясающе!

— Спасибо. Но чистоты хочется все равно. Ты не мог бы… завезти меня по дороге к какому-нибудь ручью? Или к крану. Или к океану. Все равно куда, лишь бы смыть с себя эту вонь.

— Пабло ждет… но я тебя понимаю. Ни одна женщина не согласится показаться любимому в таком виде. То есть… ну, короче, сейчас махнем на один пляж — там тихо, и полно кустов на берегу. Годится?

— Годится.

Вот так устроен человек! Я мечтала о море, о пляже и пальмах, я грезила о морских закатах и рассветах — а сейчас передо мной был аж целый Атлантический океан. Он серебрился в свете огромной луны, он был спокоен и ленив, и его мелкие волны вспыхивали голубыми и зелеными искрами, он был прекрасен — а я стояла, отвернувшись от него, по пояс в воде и яростно терла себя песком и пеной для бритья, которую выдал мне благородный человек Джонни Огилви. Я смывала с себя грязь последних двух суток, я все пыталась проснуться, но ничего не получалось.

Потом я в ярости закопала на берегу лиловые трусы и лифчик — отстирать их можно было только в крепчайшем растворе хлорки — и сплясала на их могиле. Все мои царапины и ссадины драло и жгло как огнем, но я утешала себя, во-первых, тем, что морская вода заживляет, а во-вторых, тем, что жить мне осталось не так уж и долго, так что заполучить заражение крови я просто не успею.

Куртка Джонни Огилви была мне велика, шорты тоже, но в них имелась тесемочка, которую я затянула потуже, а у куртки закатала рукава — и тоже вышло миленько. Во всяком случае, Джонни Огилви бросил на меня крайне красноречивый взгляд, сразу придавший мне уверенности.

Кстати, теперь я его разглядела. Вот так всегда: мне бы встретить Джонни в спокойной обстановке, да в блеске своей неотразимой красоты, да на пляжике, да в бикини… а я ехала с ним на верную смерть. Где справедливость?

Джонни был высок и широкоплеч, волосы у него оказались не черными, а скорее каштановыми или даже темно-русыми, слегка вьющимися и на висках чуть тронутыми сединой. Скулы высоковаты, нос прямой, подбородок волевой, на щеках — легкая тень будущей щетины. Глаза у Джонни были очень хороши — теплые, шоколадные, они прямо-таки обволакивали ласковым теплом. Чуть раскосые, широко посаженные, опушенные длинными, как у девушки, ресницами — очень хорошие глаза.

Огилви — ирландская фамилия, но и без нее я догадалась бы, что передо мной соотечественник. Журчащий, словно весенний ручей, говор — особый дар, который нам, ирландцам, сделал добрый Боженька, когда его верные слуги сожгли на кострах всех наших ведьм и колдунов. Говорят, что ирландцы могут уговорить кого угодно сделать что угодно — и все благодаря своему говору. Я не особенно верила в это, когда была студенткой, но на всякий случай включала ирландский акцент в разговорах с самыми строптивыми преподавателями…

Сообразив, что я стою и глазею на Джонни Огилви, а он, не будь дурак, пялится в ответ на меня, я торопливо уселась в машину и захлопнула дверцу, едва не прищемив себе ногу.

Джонни нажал на газ, и мы помчались по залитой серебром дороге обратно в Касабланку, сверкающую на берегу океана, словно драгоценное колье на черном бархате…

5

Зов дальних морей

Касабланка — странный и прекрасный город. Если вы турист и оказались в центральной части города, то будете потрясены зеркальными небоскребами, шикарными офисами и роскошными особняками в колониальном стиле, а также пресловутыми пальмами, обилием цветов и ароматом фруктов, несущимся со всех сторон. Вы пойдете по чистым широким улицам, вы будете заходить в стандартные для всего мира супермаркеты, вас приятно поразят редкие и оттого еще более колоритные фигуры в национальных одеждах…