Две судьбы, стр. 32

— Да, когда был мальчиком.

— А после не Мери, а мистрис Ван-Брандт стала являться вам во сне — стала являться вам и духом, когда была далека телесно? Бедная старушка Дермоди! Не думала она при жизни, что ее предсказание выполнит другая женщина!

Вот к какому результату эти расспросы привели ее. Если бы она расспросила подробнее, если бы бессознательно опять не сбила меня с толку следующим вопросом, сорвавшимся с ее губ, она непременно вложила бы в мою душу мысль, смутно зарождавшуюся в ее душе, о возможном тождестве между Мери, первым предметом моей любви, и мистрис Ван-Брандт.

— Скажите мне, — продолжала она. — Если бы вы теперь встретились с вашей маленькой Мери, какова бы она была? Какой внешне женщиной ожидали бы вы увидеть ее?

Я не мог удержаться от смеха.

— Как я могу сказать, — возразил я, — после такого продолжительного времени?

— Постарайтесь! — сказала она.

Прикидывая мысленно образ маленькой Мери, пытаясь представить ее взрослой, я искал в моей памяти образ слабого и ласкового ребенка, которого помнил, и набросал портрет слабой и деликатной женщины — решительный контраст с мистрис Ван-Брандт!

Сложившееся было хрупкое представление в душе мисс Денрос о личности Мери тотчас исчезло, уничтоженное важным заключением, к которому привел контраст. Одинаково не зная развития здоровья, силы и красоты, которому время и обстоятельства подвергли мою Мери детского возраста, мы оба одинаково бессознательно сбили с толку друг друга. Еще раз я лишился возможности узнать правду, а между тем открытие висело на волоске.

— Я гораздо больше предпочитаю ваше описание Мери, — сказала мисс Денрос, — вашему описанию мистрис Ван-Брандт. Мери соответствует моему представлению о том, какой должна быть привлекательная женщина. Как вы могли сожалеть о потере этой другой особы (я терпеть не могу румяных женщин!), я понять не могу. Не могу вам выразить, как я интересуюсь Мери. Я желаю побольше узнать о ней. Где этот хорошенький подарок, который бедняжка вышивала для вас так прилежно? Покажите мне зеленый флаг!

Она, очевидно, предполагала, что я ношу при себе зеленый флаг. Я несколько сконфузился, отвечая ей:

— К сожалению, не могу исполнить вашего желания. Зеленый флаг спрятан где-то в моем Пертширском доме.

— Он не с вами? — воскликнула она. — Вы оставляете где попало вещь, которую она подарила вам на память? О, мистер Джермень, вы действительно забыли Мери! Женщина, на вашем месте, рассталась бы скорее со своей жизнью, чем с единственным воспоминанием о том времени, когда она любила в первый раз.

Она говорила с такой необыкновенной серьезностью, с таким волнением, должен я вам сказать, что чрезвычайно удивила меня.

— Милая мисс Декрос, — возразил я, — флаг не потерян.

— Надеюсь! — быстро отозвалась она. — Если вы потеряете зеленый флаг, вы лишитесь последней вещицы, напоминающей вам о Мери, — и более того, если мое мнение справедливо.

— Какое же ваше мнение?

— Вы будете смеяться надо мной, если я скажу вам. Я боюсь, что первое впечатление, которое на меня произвело ваше лицо, ошибочно. Я боюсь, что вы человек жестокий.

— Право, вы несправедливы ко мне. Умоляю вас отвечать мне с вашей обычной откровенностью. Чего лишусь я, лишившись последней вещицы, напоминающей мне Мери?

— Вы лишитесь единственной надежды, которая осталась во мне для вас, — ответила она серьезно, — надежды на вашу встречу и брак с Мери в будущем. У меня была бессонница прошлую ночь, и я думала о трогательной истории вашей любви на берегах светлого английского озера. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что зеленому флагу бедного ребенка предназначено иметь свое невинное влияние на вашу будущую жизнь. Счастье ожидает вас в этом искреннем подарке на память. Я не могу ни объяснить, ни оправдать этого мнения. Это, должно быть, одна из моих странностей. Такая, как обучение кошек представлять под музыку моей арфы. Но будь я вашим старым другом, а не другом нескольких дней, я не оставила бы вас в покое. Я просила бы, умоляла, настаивала, как только может настаивать женщина, пока не добилась бы, чтоб подарок Мери был таким же неразлучным вашим спутником, как портрет вашей матери в медальоне на вашей часовой цепочке. Пока с вами флаг, с вами и влияние Мери. Любовь Мери все связывает вас дорогими прежними узами — и вы с Мери после долгих лет разлуки встретитесь опять!

Мечта сама по себе была мила и поэтична. Серьезность, с которой она была выражена, должна была иметь влияние на человека даже более жестокого по природе, чем был я. Я сознаюсь, что мисс Денрос заставила меня стыдиться, чтобы не сказать больше, что я пренебрегал зеленым флагом.

— Я отыщу его, как только вернусь домой, — сказал я, — и позабочусь, чтобы он старательно сохранялся.

— Мне мало этого, — возразила она, — если вы не можете носить флаг на себе, я хочу, чтобы вы возили его с собой, куда бы ни поехали. Когда с парохода из Леруика привезли сюда вашу поклажу, вы особенно тревожились о целости дорожной письменной шкатулки — вот этой шкатулки, которая стоит на столе. Есть в ней что-нибудь ценное?

— Деньги и другие вещи, которые я еще более ценю, письма моей матери и некоторые фамильные драгоценности, которых мне было бы жаль лишиться. Притом сама шкатулка дорога для меня, как моя постоянная, многолетняя спутница.

Мисс Денрос встала и подошла к стулу, на котором я сидел.

— Пусть флаг Мери будет вашим постоянным спутником, — сказала она. — Вы с излишней признательностью говорили об услугах, которые я оказывала вам как сиделка. Вознаградите меня свыше моих заслуг. Примите в соображение, мистер Джермень, суеверные фантазии одинокой мечтательной женщины. Обещайте мне, что зеленый флаг займет место между сокровищами в вашей шкатулке!

Бесполезно говорить, что я принял в соображение и дал обещание, — дал, серьезно вознамерившись сдержать его. В первый раз после нашего знакомства она протянула свою бедную, исхудалую руку мне и пожала мою руку. Необдуманно, под впечатлением признательности, я поднес ее руку к моим губам, прежде чем выпустил ее. Мисс Денрос вздрогнула, задрожала и вдруг молча вышла из комнаты.

Глава XXI

ОНА СТАНОВИТСЯ МЕЖДУ НАМИ

Какое волнение я необдуманно возбудил в мисс Денрос? Оскорбил я или огорчил ее? Или невольно заставил ее понять какое-нибудь глубоко таившееся чувство, которого она до сих пор не хотела сознавать?

Я проанализировал все прежние дни моего пребывания в этом доме, допросил мои чувства и впечатления, на случай, не могут ли они помочь мне разрешить тайну ее внезапного ухода из комнаты.

Какое впечатление произвела она на меня?

Сказать по правде, она просто заняла место в моей душе, за отсутствием всякого другого лица и всякого другого предмета. За десять дней она добилась моего сочувствия, которого другие женщины не добились бы за несколько лет.

Я вспомнил, к моему стыду, что моя мать редко занимала мои мысли. Даже образ мистрис Ван-Брандт — кроме тех минут, когда разговор шел о ней, — стал бледным образом в моем воображении! Все мои Леруикские друзья, начиная с сэра Джемса, приехали навещать меня — и я тайно и неблагодарно радовался, когда их отъезд давал возможность моей сиделке вернуться ко мне. Через два дня пароход уходил в обратный путь. Рука еще сильно болела у меня при движении, но представляющая более серьезную опасность открывшаяся рана уже не беспокоила ни меня, ни окружающих. Я достаточно поправился, чтобы доехать да Леруика, если бы отдохнул на ферме на половике дороги между Лондоном и домом Денроса. Зная это, я до последней минуты оставил вопрос о возвращении нерешенным. Друзьям моим я назвал причиной нерешительности сомнение, достаточно ли вернулись мои силы. Причина, в которой я признавался самому себе, было нежелание оставить мисс Денрос.

В чем состояла тайна ее влияния на меня? Какое волнение, какую страсть возбудила она во мне? Не любовь ли?

Нет, не любовь. Мисс Денрос не занимала того места в моем сердце, которое когда-то занимала Мери, а впоследствии мистрис Ван-Брандт. Как мог я (в обычном значении слова) влюбиться в женщину, лица которой не видел никогда, красота которой увяла и никогда не расцветет, загубленная жизнь которой висела на волоске, который мог оборваться случайно в одно мгновение? Чувства имеют свой оттенок во всякой любви между обоими полами, а они не имели такого оттенка в моих чувствах к мисс Денрос. Какое же это было чувство? Я могу только однозначно ответить на этот вопрос. Это чувство лежало во мне так глубоко, что я не мог изведать его.