В плену страстей, стр. 10

Глава 2

Алекса села в такси около отеля. В голове по-прежнему царила пустота. Когда она с независимым видом шла по мраморному фойе, то ей казалось, что все взгляды направлены на нее и что все ее осуждают. А что можно подумать о женщине, покидающей отель рано утром, одетой в вечернее платье, которое было на ней накануне? Она была уверена, что водитель такси тоже все понял, глядя на нее в зеркало. Она уставилась в окно, а когда подъехали к ее дому, то поспешно отдала шоферу десятифунтовую купюру и вышла из машины. Почти бегом она поднялась по лестнице, опасаясь, что попадется на глаза кому-либо из жильцов. Никогда в жизни ей не было так стыдно. Никогда!

Наконец Алекса очутилась у себя в спальне и сняла вечернее платье, потом без сил опустилась на кровать. Перебирая в уме все моменты произошедшего, помимо недоумения она физически ощущала присутствие Гая.

Его последние слова…

«Теперь мы любовники, разве нет?»

Мысли путались. Что он имел в виду?

Она узнала это через час. Едва успев принять душ и переодеться в домашнюю одежду, она услышала звонок домофона. Алекса сбежала вниз к двери в подъезд – там стоял посыльный с таким огромным букетом цветов, что она с трудом дотащила до квартиры это подношение.

Внутри лежала записка.

«A bientot». [16]

Вот и все, что было написано. А больше ничего и не нужно. Остальное сказали по телефону. Спустя пять минут раздался телефонный звонок от личной помощницы Гая де Рошмона. Все тем же казенным тоном она сообщила Алексе номер мобильного месье де Рошмона, уточнив: «По его распоряжению». Алекса могла только отвечать на звонок от владельца и ни в коем случае этот номер не может быть доступен кому-либо еще.

– Прошу вас, мисс Харкорт, не звонить мне по поводу поездок месье де Рошмона. Я не владею такой информацией. Когда мистер де Рошмон сочтет нужным это вам сообщить, то он даст мне соответствующие указания.

Алекса молча слушала. Она с трудом могла поверить своим ушам.

После звонка Алекса стала расставлять цветы в различные вазочки и банки, так как у нее не нашлось подходящей вазы, в которую можно было бы поместить такой огромный букет, запах которого заполнил всю квартиру.

Занимаясь цветами, Алекса пыталась собраться с мыслями. Вообще-то в голове не было никаких мыслей, поскольку все произошло так стремительно, что она растерялась.

«Я не знаю, что мне делать», – стучало в голове.

«Тогда ничего не делай», – последовал совет.

На душе стало немного легче. По крайней мере, сейчас ничего не надо делать. Вот разве что расставить цветы. Состояние у нее было неподходящее, чтобы поработать в мастерской. Тем более что там ее поджидал незаконченный портрет Гая де Рошмона. И дописывать его она в любом случае – независимо от невероятной ночи с ним – отказалась. Алекса села за письменный стол и занялась разбором счетов за коммунальные услуги и чеков на покупки. Потом прошлась с пылесосом по квартире, убралась на кухне, постирала. После легкого завтрака она отправилась по магазинам, но сначала отослала с посыльным вечернее платье в офис «Рошмон-Лоренц» с извинительной запиской, так как не успела отдать его в чистку.

Заполнив продуктами холодильник, она решила, что неплохо пойти на парочку часов в фитнес-клуб. Физические упражнения помогли успокоиться и забыться. Вернувшись домой, она весь вечер, пока не легла спать, читала и смотрела по телевизору документальные фильмы.

Но уже в постели на Алексу нахлынули воспоминания о предыдущей ночи. Ее бросило в жар. Она натянула одеяло, взяла в руки книгу по итальянскому искусству – это было ее чтение на ночь. Картины средневековых мучеников должны стать действенным противоядием для предательски чувственной плоти, которая помнила ласки мужчины.

Последней отчетливой мыслью было: «Я не понимаю…»

Четыре следующих дня эта мысль ее не покидала. Алекса пришла к выводу, что полное отсутствие вестей от кого-либо, хотя бы отдаленно связанных с Гаем де Рошмоном, а тем более с ним самим, могло означать только одно: его прощальные слова, громадный букет и номер мобильного – все это ничего не значит. Все это выше ее понимания. Так было до того момента, когда как-то в воскресенье утром раздался звонок домофона.

Это был Гай де Рошмон. Ошеломленная, Алекса впустила его в подъезд, затем – в квартиру. Как в полусне, услышала свой собственный голос:

– Я не понимаю…

Зеленые глаза с длинными ресницами смотрели на нее немного насмешливо.

– Я говорил тебе, ma si belleАлекса, что все очень просто. Так же просто… – он прижался губами к ее губам и обнял, – как это.

И это продолжалось недели и месяцы. Алекса приняла ситуацию такой, какая она есть. Гай де Рошмон стал частью ее жизни. Она не искала слов, чтобы определить, как это получилось, да и не хотела никаких определений, не хотела в это вдумываться.

Просто так получилось, и все.

Было проще бездумно принять эту необъяснимую связь. Проще не задавать ему вопросов или удивляться тому, как же все-таки это произошло. По известным лишь ему причинам Гай де Рошмон хотел, чтобы все происходило именно так. Но Алекса не вникала в подробности, поскольку Карла Креспи больше не появлялась с ним вместе. Алекса увидела в глянцевом журнале фотографию итальянской кинозвезды под руку с пузатым пожилым кинорежиссером, судя по подписи – женихом Карлы. Неужели она отступилась от Гая? Или он устал от актрисы? Этого Алекса не знала, а спрашивать не хотела.

Она вообще воздерживалась от того, чтобы расспрашивать Гая о его жизни. Почему? Одна причина ясна – его существование кардинально отличается от ее собственного. А вторая причина заключалась в том, что она интуитивно чувствовала, что Гай не хочет говорить о своей жизни.

Иногда эта жизнь вторгалась в те часы, когда они бывали вместе. Звонок по мобильному и разговор на одном из нескольких европейских языков, которыми он владел, в том числе и на английском. Алекса улавливала обрывки разговора и обычно в такие минуты занимала себя чтением книги или газеты.

Порой его голос, на каком бы языке он ни говорил, звучал нетерпеливо и раздраженно, жестикуляция становилась резкой и властной. Когда же телефонный разговор заканчивался, он снова становился прежним – спокойным, внимательным, а в постели – страстным и щедрым на ласки.

Но Алекса угадывала в нем внутреннюю сдержанность. И это совпадало с ее собственным настроем. Она была рада, что Гай не выражает желания бывать с ней в свете, так как ей совсем не хотелось, чтобы о ней думали как о последней любовнице Гая де Рошмона и сверлили ее любопытными взглядами. Да и совместные часы, которые им выпадали, были настолько краткими, чтобы ей хотелось куда-то идти. Она предпочитала, чтобы он был наедине с ней в ее квартире или в тех апартаментах, которые он в данный момент занимал. Часы, проведенные с Гаем, были бесценны… и редки.

И не могли длиться вечно. От этих мыслей Алексу бросало в холодную дрожь. И еще. Ее посещали и другие мысли, проникавшие в душу подобно льдинкам. Мысли о том, как все случилось и почему. Ответа на эти вопросы у нее не было. А душевная боль чередовалась с чувством восторга.

Вдруг, совершенно неожиданно – когда, в какой момент? – Алекса поняла, что полюбила Гая де Рошмона.

Безнадежная, обреченная на неудачу любовь. С Гаем де Рошмоном у нее нет будущего. Однажды их связь закончится так же необъяснимо, как и началась, и Гай де Рошмон больше не будет частью ее жизни. Он устанет от нее и уйдет.

А она останется со своей любовью. Безнадежной и безответной.

Алексу это пугало, но ее чувство к нему ни на каплю не уменьшилось. Эту правду она должна скрыть от него и от себя тоже, хотя удастся ли? Ей остается лишь одно, и это ее единственная защита, – носить маску спокойной сдержанности. Это непрочная и хрупкая маска, но она будет носить ее до последнего момента, который – и она это знала – должен наступить.