Двухгадюшник. Рассказы, стр. 2
Приехавший на склад сдавать гильзы от снарядов «Тунгуски» прапорщик, потом долго еще заикался. Едва он открыл массивную входную дверь ангара, его глазам представилась картина из американских фильмов ужасов. По центральному проходу огромными скачками, таких не постыдился бы и гепард, выпучив глаза, несся двухгадюшник Веня, а за ним исходя дымом и пламенем с ужасным грохотом скакал внезапно оживший столярный верстак. Прапорщика эта картина настолько впечатлила, что, придя домой, он рассказал жене: «Такую жуть видел лишь раз! В детстве, в книжке про Мойдодыра. Но живой верстак гораздо круче говорящего умывальника».
— Это же киллер!!! — орал на совещании генерал. — Ниндзя! Его специально на нас наслали! Пока всех не перебьет, не успокоится!!! Вы как хотите, а я с завтрашнего дня хожу только с личной охраной!
Киллер Веня скромно краснел в углу.
После этого случая Веню отказались терпеть в службе РАВ, и по приказу начальника полигона, лейтенанта перевели в отдел воспитательной работы. «Там сильно не нагадит!» — довольно потер руки генерал, издевательски подмигнув главному замполиту. Рависты были так рады уходу Вени, что даже не стали требовать с него восстановления разнесенного живым верстаком склада.
Начался новый виток военной карьеры двухгадюшника, на этот раз в стане воспитательных работников, призванных «глаголом жечь сердца людей». Произошло это как раз в канун Нового года. Этот святой для каждого русского человека праздник, в отделе воспитательной работы ждали с неприкрытым страхом. Если все нормальные люди в праздники отдыхают, конечно когда не заступают в наряд, то у замполитов в праздники самый разгар работы. Дел по горло: для бойцов организовать мероприятия выходного дня, обеспечить для офицеров и их жен концерт самодеятельности, нарядить елку на центральной площади городка, еще одну на плацу в казарменной зоне, выпросить у начальника штаба офицеров для охраны елок, чтоб игрушки не растащили да мало ли что еще. Вобщем трудятся замполиты не покладая рук, пардон, обычно не рук, а языка. У них же как, рот закрыл — рабочее место убрано.
А в этот Новый год случилась у замполитов прямо таки катастрофическая неприятность. Прохлопал их главный ушами и вовремя не заказал для полигона елки, а какой же Новый год без елок. Добро бы служили где-нибудь в Подмосковье, съездили в ближайший питомник, договорились и нарубили, ан нет, шалишь, в степном Казахстане елочных питомников днем с огнем не сыщешь. А у начальника полигона была одна маленькая слабость — голубые ели, целая аллея высоких стройных красавиц, специально высаженных, всячески оберегаемых от степных невзгод. Может ностальгия по родине у генерала так проявлялась, может просто хвойный аромат его радовал, только в эту аллейку офицерского и солдатского труда было вбухано не меньше, чем во все испытания вместе взятые. Вот на этих то сибирских красавиц и нацелился Главный замполит. Две недели он обхаживал генерала, ходил за ним тенью, вздыхал горестно, падал на колени и бил челом. Наконец к концу второй недели осады генерал сдался.
— Ладно, уговорил, разрешаю обрезать нижние ветви, на метр в высоту. И не больше, смотри у меня!
Главный замполит умчался, радостно вскидывая задом в свой отдел. На беду в воспитательном отделе никого кроме Вени не оказалось, остальные замполиты в поте лица готовились к предстоящему празднику, а двухгадюшнику поручить что-либо просто побоялись. В другое время Главный замполит тысячу раз подумал бы прежде чем возложить такую ответственную задачу на Веню, но сейчас он был слишком окрылен победой над начальником полигона, любил весь мир и на время утратил присущее всем замполитам чувство самосохранения.
— Значит так, — обратился он к скучающему за столом двухгадюшнику. — Бегом в автопарк, там возьмешь машину. Едешь на ней к еловой аллее и опиливаешь ели на метр от земли, все ветки кладешь в машину и везешь к штабу. Понял?
Веня быстро закивал в ответ, преданно глядя в глаза начальству.
После разговора с замполитом у генерала, что называется сердце было не на месте, он уже десять раз успел пожалеть, что сдался на его уговоры и не отстоял своих любимец. Еле дождавшись обеденного перерыва, генерал вышел из штаба и направился к елочной аллее. Шок, который он испытал там, едва не свел его в могилу. Вся правая сторона аллеи щетинилась аккуратными елочными пеньками ровно в метр высотой. А по левой стороне навстречу начальнику полигона бодрым шагом двигался радостно улыбавшийся Веня с бензопилой на плече. За ним, тихо шурша шинами, полз ГАЗ-66 кузов которого до верху был завален голубыми елями. Оцепенев, как в страшном сне, когда нет сил, чтобы прервать кошмар, генерал молча наблюдал, как, подойдя к очередной ели, Веня взвизгнул пилой, и с таким трудом взлелеянная в чуждом климате гордая красавица со стоном опустилась на асфальт. За спиной Вени топорщились такие же аккуратные, ровно один метр, пеньки, как и на правой стороне аллеи.
Через две недели Веню перевели в Москву, в один из военных научных институтов, при этом подло кинув блатного капитана, имевшего волосатую лапу аж в самом Министерстве, и тоже рассчитывавшего на это место. Провожал Веню весь полигон. Сам генерал долго тряс его руку, как заклинание снова и снова повторяя: «Ну, надеюсь, больше не встретимся…»
Принцип единоначалия
Командир сошел с ума…
Случилось сие несчастие неожиданно, ничто не предвещало беды. Еще с утра «дедушка» был совершенно в порядке — здоров телом, бодр и молод душой. С грацией юного неполовозрелого гиппопотама он выпрыгнул из служебной «Волги», обрызгал слюной и изругал на чем свет стоит не слишком расторопно подскочившего дежурного, а потом важный и исполненный сознания собственного величия проследовал в кабинет. Спустя десять минут в дверь командирской резиденции бочком протиснулся начальник штаба для ежеутреннего доклада о состоянии дел. Оплеванный и измазанный дерьмом заодно со всей родней до седьмого колена дежурный затаился в коридоре поглядывая на часы и злорадно предвкушая грядущие события. С момента торжественного антре начальника штаба прошло три минуты.
— И-и-и-я! — раздался каратистский вопль отлично слышимый даже через двойные двери.
Дежурный ухмыльнулся и засек время — три минуты пятнадцать секунд. Весьма средний результат, свидетельствующий о том, что «дедушка» сегодня в благодушном настроении.
— И-и-и-я! — вновь взвыл командир. — И-я сколько раз предупреждал!!! И-и-я сколько тебе, тупому бамбуку, говорил! Раз спи…, тьфу, блин… Взяли! Раз взяли, соляру со склада, так спишите по нормальному. Продали на кошару казахам, да и хрен с вами! Но в документах все должно быть проведено! Липа, б…, б…, тьфу, блин, должна быть липовой, а не дубовой!
Надо сказать, что командир активно готовился к скорому увольнению в запас и предстоящей вольной гражданской жизни, а потому упорно изживал из своего лексикона привычные матерные обороты.
— Тащ командир, да мы…, ну, тащ полковник…
— Что тащ, тащ? Да мне по х… хр…, тьфу! Все равно! Во! Мне все равно, куда вы соляру подевали! Ты посмотри, что в акте написано! Испарилась! В виду неплотно закрытой крышки резервуара! Лом в прошлом году сгорел! Тридцать курток утепленных унесло ураганным ветром! В следующий раз у вас инопланетяне прилетят и помылят тушенку с продсклада, для космических опытов. Точно, так и напиши — прилетели инопланетяне, и спи…, черт, взяли… Взяли со склада соляру, вместе с му…, блин, с чудаком зампотылом! На Сириус!
Дежурный по части в коридоре удовлетворенно потер руки. В свете последних событий «дедушка» вряд ли вспомнит в ближайшее время о не слишком почтительной встрече, а значит можно спокойно отправляться в дежурку на топчан для честно заслуженного отдыха. Отходя на цыпочках от командирской двери, дежурный мурлыкал под нос песенку: