Шансы. Том 1, стр. 19

Сидя в баре у Ларри над чашкой кофе, они обменялись рукопожатием, после чего Алдо поделился с Джино своими планами относительно нового дела. Он сказал, что знает неподалеку склад, до крыши набитый мехами, которые ждут не дождутся, чтобы их кто-нибудь унес.

— Мы можем неплохо на этом подзаработать, только действовать нужно быстро. Птички нашептали мне, что охранная сигнализация вышла из строя. Ты, я, еще пара ребят, нам придется позаботиться о ночном стороже, он поможет. Так что тебе — пятая часть. Это немало.

— Когда? — задал единственный вопрос Джино.

— Сегодня вечером. Идешь?

— Конечно.

Они проговорили детали, и Алдо оставил его одного. Джино собирался уже отправиться в больницу к Вере, когда в бар вошла маленькая блондиночка со своими двумя подружками. С гордым видом она прошла мимо, не обратив на него ни малейшего внимания, уселась в кабинке и спряталась за карточкой меню.

Поднявшись, Джино подошел к ее столику.

— Эй! — Он вырвал меню у нее из рук. — Что это с тобой? Неужели тебя так воспитывали?

Она смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

— Вы пришли принять у меня заказ? — осведомилась она.

— Синди! — прыснула смехом одна из ее подружек.

— И чего ты вы…

— Что? — Она не дала ему возможности договорить.

— Не хочешь как-нибудь вечером сходить в кино? — Джино и самому не верилось, что это он говорит, но тем не менее он был рад, что осмелился наконец задать ей этот вопрос.

— С вами? — Интонация ее прозвучала более выразительно, чем сами слова.

— Нет, с королем Кануты.

— Я не гуляю с незнакомыми.

— Само собой. Но ведь теперь я не незнакомец какой-нибудь. Сдается мне, что мы можем назвать друг друга старыми друзьями, верно?

— Неверно.

Джино скорчил гримасу.

— Да кому ты нужна?

Он зашагал прочь от стола. Дура набитая. Будет еще тут ехидничать. Да она просто не понимает, какой случай упускает.

Джино повернул голову назад как раз в тот момент, когда все три девушки буквально изнемогали от сдерживаемого хохота. Дети. Младенцы. Им лет по пятнадцать-шестнадцать, не больше. Ничего они ее понимают.

В какое-то мгновение ему вспомнилась вчерашняя проститутка у мадам Лолы и то, чем он с нею занимался. Это было неплохо. Но будет гораздо интереснее, если за подобное развлечение не нужно платить.

Свой семнадцатый день рождения Джино отметил пятым по счету выходом на дело вместе с Алдо. Деньги плыли в руки сами. Меньше чем за месяц у него скопилось уже полторы тысячи «зеленых». Целое состояние! Он открыл в банке счет, на который положил пятьдесят долларов, остальные деньги запер в стальном банковском сейфе. С деньгами он связывал определенные планы, вовсе не собираясь промотать их, как те первые пятьдесят долларов. Больше никаких костюмов, никаких шлюх. Ничего такого, что могло бы внушить окружающим, в особенности соседским полицейским, какие-нибудь подозрения. Полиция имела обыкновение регулярно заглядывать к Ларри и наугад проверять посетителей. В округе так много банд, столько ограблений… Приходилось держать ухо востро.

Чтобы выглядеть добропорядочным гражданином, Джино устроился на дневную работу: доставка по заказам лекарств из аптеки. Однако снадобья, которые он разносил, все-таки кое-чем отличались от примитивного аспирина. Наркотики. Двадцать пять баксов за одну доставку. Неплохо. Но и не так уж здорово. Много риска. Если его поймают…

Свой риск имелся в каждой профессии. Когда Банан, распростершись под «кадиллаком», занимался ремонтом, внезапно сдал домкрат. В результате сломанная нога и три ребра — слава Богу, остался жив. И, подвергая свою жизнь такому риску, Банан не зарабатывал даже двадцати пяти в неделю.

Джино навестил его в больнице, поговорил с ним и, кажется, в чем-то просветил. Банан сказал, что когда выйдет, то пошлет ко всем чертям законные заработки.

На личном фронте особых перемен у Джино не наблюдалось. Блондиночка регулярно появлялась у Ларри в обеденное время, но Джино уже был по горло сыт ее выпадами, так что старался теперь держаться в стороне. Недостатка в девушках, любую из которых можно привести в свою комнату, чтобы попрактиковаться в искусстве любви, он не испытывал. А для Джино это поистине стало искусством. Если девушка не чувствовала себя счастливой, не испытывал никакой радости и он. Так что Жеребец Джино работал в полную силу.

К Вере второй раз он так и не сходил. Каждый день Джино давал себе слово, что пойдет, потом ему начинало казаться, что и завтра не будет поздно. Так прошла еще одна неделя. В конце концов он услышал, что она выписалась. Правда заключалась в том, что Джино просто боялся. До смерти боялся того, что Паоло изобьет Веру так, что ему, Джино, не останется ничего иного, как предпринять нечто серьезное. Ему было известно — случись такое, и он не сможет уже себя удержать. В последний раз он хоть как-то собрался, непроизвольной вспышки ярости не произошло. Но если теперь… если Паоло окажется трезвым и попытается защищаться…

Поэтому Джино предпочитал выжидать. То, о чем он ничего не знал, его и не волновало.

Из Калифорнии регулярно приходили письма от Косты. Однажды в конверте он обнаружил вложенную фотокарточку. Коста, когда-то костлявый заморыш, превратился теперь в симпатичного подростка, стоящего на снимке рядом со своей сводной сестрой и собакой. Разглядывая карточку, Джино улыбался. Ему стало приятно от того, что мальчишке так повезло. Он сумел проскользнуть в тот мир, который для Джино столь же нереален, как обратная сторона Луны.

Спустя два месяца после дня рождения Джино арестовали в то время, когда он сидел в кабине припаркованного у здания склада в Бронксе «доджа». Внутри самого склада арестовали Алдо и двоих его помощников, занятых укладкой штук шелка и сатина на тележку, с которой они собирались перегрузить похищенное в грузовик.

— Нас кто-то заложил, — шепнул Алдо в полицейском пикапе по дороге в участок. — Это совершенно ясно. Кому ты что-нибудь говорил?

Джино со злостью потряс головой.

— Какого черта! Что значит «ты говорил»?! Я никому не сказал ни слова, тупая твоя башка. А вот кому проболтался ты?

Их записали в какую-то книгу и развели по камерам. У Джино заурчало в живете. Опять его заперли! Это уже непереносимо. И на этот раз не в приюте для мальчиков. На этот раз все стало гораздо серьезнее.

КЭРРИ. 1927 — 1928

Остров Уэлфер. Грязь. Мерзость. Крысы размером с домашнюю кошку. Отвратительная пища. Переполненная камера. И сокамерницы — с набором всех мыслимых болезней. Вши. Клопы. Блохи. Гонорея. И надзирательницы, так и выискивающие взглядами тех, кто послабее и не может постоять за себя.

Наука выживания здесь давалась Карри с трудом. Через две недели после прибытия она впервые испытала на себе весомость старосты камеры — какой-то простоволосой деревенщины со злыми бегающими глазками.

Была ночь, и Кэрри пыталась уснуть, лежа в битком набитой камере на неудобной койке. Внезапно она ощутила, как на нее наваливается какая-то тяжесть и чьи-то руки начинают шарить по ее груди.

— Какого черта! — Легкая дремота тут асе слетела с нее.

— Заткнись и лежи тихо, — негромко предупредила ее рыжая баба, вдавливая тело Кэрри в тощий матрац. — Сейчас мой палец оттрахает тебя так, как не удавалось еще ни одному парню.

— Убирайся! — зашипела на нее Кэрри. Рыжеволосая староста камеры была поражена.

— Да ты смеешься?! Любая из здешних девчонок дала бы отрезать себе левую сиську, только бы я ее приласкала. — Большим и указательным пальцами она принялась тереть сосок левой груди Кэрри. — Я же хочу сделать тебе приятное.

Кэрри удалось освободиться из-под нее и соскочить с койки на пол, где она присела на корточки, оглядываясь по сторонам.

— Убирайся от меня, слышишь? Оставь меня в покое!

— Тупая чернушка. Ты сама не знаешь, что тебе нужно. Вот уж не думала, что наступит такой день, когда от меня отвернется грязная черномазая потаскуха.