Малый заслон, стр. 29

Невысокая, в снегу, ель заслоняла полукруглый окоп от солнца, и под её тенью, казалось, было ещё холоднее и неуютнее. На дно кто-то набросал хвойных веток, они неприятно пружинили под ногами; Ануприенко хотел было за это отругать разведчиков, но, подумав, промолчал — в сапогах на мёрзлой земле долго не простоишь.

Бой на грейдерном тракте заметно стихал, реже слышались орудийные выстрелы. Из штаба сообщили: немцы прекратили атаки, ведут перегруппировку сил, могут пойти в обход. «Теперь наверняка жди сюда!..» Ануприенко проследил по карте возможный маршрут движения вражеской танковой колонны и рассчитал время — через час могут быть здесь. Через час! Он посмотрел вперёд, бинокля не надо, видно хорошо. По болоту до самого кустарника тянется заметённый снегом бревенчатый настил. Ночью сапёры заминировали его. Они прошли по нетронутому глубокому снегу и — то ли по небрежности, то ли в спешке — плохо заровняли свои следы. «Грубо сработали, — с досадой подумал Ануприенко. — Грубо!..» Он стал осматривать позиции стрелковой роты — сплошной траншеи нет, по лесной опушке разбросаны одиночные окопы. Это не нравилось капитану. Но больше всего смущало его то, что командир роты старший лейтенант Суров расположил свой командный пункт не в центре обороны, не у дороги, а почти на самом краю левого фланга. Ночью Ануприенко встречался с Суровым. Тогда старший лейтенант произвёл хорошее впечатление и показался умным и смелым командиром. Это он подсказал капитану оттянуть одно орудие назад. Но сам-то он как оборудовал свои позиции — странно. Ануприенко решил сходить к командиру роты и ещё раз поговорить с ним о предстоящем бое, а заодно договориться о сигналах ракетами.

Взяв с собой Щербакова, капитан отправился на левый фланг. Протоптанная в снегу тропинка пролегала позади окопов, между елями. В окопах почти никого не было, только кое-где виднелись над брустверами зеленые солдатские каски. Пехотинцы отошли в лес и грелись у костров. Столбы синих дымков тянулись к небу. Ануприенко свернул с тропинки и подошёл к пехотинцам. Вокруг огня на ветках сидело человек восемь. На воткнутых в землю кольях сушились сапоги и портянки. Сержант, очевидно командир отделения, растирал порозовевшие от костра босые ноги. Он первый заметил подошедшего капитана, быстро встал, чтобы как должно поприветствовать командира; накинутая на плечи шинель спала, и он босой, распоясанный, но в каске, растерянно смотрел на незнакомого капитана, не зная, что делать: то ли приветствовать, то ли извиняться, то ли поскорее приводить себя в порядок, Ануприенко улыбнулся, видя перед собой такого бойца, и сержант тоже повеселел.

— Греемся, товарищ капитан, — бойко выпалил сержант. — К нашему огоньку.

Солдаты потеснились, уступая место капитану. Ануприенко присел на корточки. Кто-то из бойцов протянул кисет. Капитан взял его и вдруг увидел вышитую шёлковыми нитками надпись. «Лучшему бойцу. Пионеры школы № 21 г. Игарки». Знакомая надпись. Ануприенко взглянул на солдата, подавшего кисет.

— Не узнали, товарищ капитан? — спросил солдат.

— Сибиряк?..

— Он самый. Помните?

— Ну-ну?.. А здесь ты как очутился? Разве это ваша рота?

— Не-е, не моя, — солдат виновато оглянулся на товарищей. — Теперь моя… Тогда-то нас сразу на отдых отправили. Ну, а в селе земляков встретил, вот и попросился к ним, приняли.

— Москаленские мы, — поспешно вставил боец, сидевший напротив капитана.

— Из одного села, — подтвердил солдат-сибиряк. — Теперь нас здесь шестеро москаленских.

— Значит, в эту роту перешёл? — переспросил Ануприенко.

— Да вроде как перешёл. С земляками оно сподручнее. Я так сужу: чего мне по тылам хорониться, или калека? Слава богу, миловал…

— Нам, товарищ капитан, скорее немцев побить, да и домой, — вмешался в разговор сержант.

— А костры зачем? — заметил Ануприенко и добавил: — Огонь-то не следовало бы разводить здесь.

— Нам ротный разрешил, — оправдался сержант. Ануприенко с минуту молча смотрел на пылавшие ветки. Затем, не говоря ни слова, поднялся и, кивнув Щербакову, чтобы следовал за ним, пошёл к блиндажу командира роты.

Суров, казалось, обрадовался приходу капитана.

— Вот и сам «бог войны»! — воскликнул он. — Кстати, очень кстати. У меня как раз командиры взводов собрались.

Ночью Ануприенко заметил только, что старший лейтенант высок и худощав, как Рубкин; теперь же, хотя в блиндаже и было не очень светло, увидел его лицо. Суров улыбался, и улыбка была неприятная, отталкивающая; до самых дёсен оголены крупные белые зубы и тупой, с ямочкой, подбородок сильно выдвинут вперёд.

— Проходи, капитан, чего стал!

В блиндаже было душно от едкого табачного дыма, пахло спиртом. На небольшом выступе, напоминавшем откидной вагонный столик, стояли две фляжки и два походных алюминиевых стакана. Из полуоткрытой консервной банки торчал нож с костяной рукояткой. Полукольцом окружив столик, переминались с ноги на ногу четыре младших лейтенанта. Это и были командиры взводов. Все четверо молодые, и по всему — недавно из училища. Новенькие, ещё не обтёртые войной шинели топорщатся под ремнями, пряжки на портупеях поблёскивают, и кобуры с пистолетами слегка сдвинуты наперёд. Командиры взводов только что выпили по стакану водки и теперь были возбуждёны и веселы. Им казалось, что они уже прошли боевое крещение: рота участвовала в прорыве, хотя и шла во втором эшелоне, но это не важно — видели разрывы снарядов, слышали свист пуль и, как обычно новички на войне, гордились этим. Они с восторгом смотрели на Сурова — бывалого, видавшего виды офицера, и были довольны своим командиром.

Суров наполнил стаканы водкой и предложил:

— Бери, капитан, в пехоте народ щедрый!

Ануприенко промолчал.

— Да ты из штабных, что ли? — удивился Суров.

— Из штабных, — строго ответил Ануприенко. Ему не нравился шутливый тон старшего лейтенанта, но он понимал: батарея придана роте, и Суров здесь старший по положению, хотя и младший по званию, он отвечает за оборону.

— Держи, капитан, не всегда бывает, — Суров снова протянул стакан с водкой.

— Не за этим, — Ануприенко отстранил его руку. — Через двадцать минут немцы будут здесь.

— Новые сведения?

— Нет. Это мои предположения, но они верны, и вы скоро убедитесь в этом.

— Интересно.

— На тракте немцы прекратили атаки.

— Знаю.

— А это значит — пойдут в обход.

— Могут.

— Разве это не основание для предположений?

— Об этом я знал ещё ночью. Впрочем… — Суров на минуту задумался. Затем повернулся к младшим лейтенантам и начальнически-строго, но с оттенком отеческой доброты в голосе сказал: — Ну, ребята, по местам. Помните, что я говорил?

— Помним, — почти в один голос ответили командиры взводов.

— Никаких контратак. Наша задача: во что бы то ни стало удержать рубеж. Таков приказ командира батальона, таков и мой приказ. Сейчас костры долой, всех в окопы.

Командиры взводов торопливо вышли из блиндажа. Суров прошёлся из угла в угол, остановился.

— Емельчук! — позвал он.

Дверной полог дрогнул, и на пороге появился сутуловатый солдат в короткой, не по росту, шинели и обмотках. Это был ординарец командира роты.

— Звали, товарищ старший лейтенант?

— Забери, — Суров указал на фляжки и стаканы.

Ординарец молча взял фляжки и направился к выходу.

— Погоди, — окликнул его Суров. — Одну оставь здесь. У стенки поставь, у стенки!

Наблюдая за старшим лейтенантом, Ануприенко хмурился. «С таким самоуверенным дураком определённо провалишь бой!..» Но вот Суров заговорил:

— Вы что-то помрачнели, капитан? Напрасно. Немцев мы задержим, я в этом не сомневаюсь. Во всяком случае, умрём, но не пропустим. Впрочем, зачем умирать, до Берлина ещё далеко… Я хорошо понимаю всю сложность нашего положения. От нас во многом зависит успех всей этой большой операции. К ночи Калинковичи определённо будут взяты штурмом. Сейчас, насколько мне известно, бои идут уже на вокзале. И с южной стороны наши части под самый город подошли. Сомкнутся клещи в городе и — немцы в кольце. Не выйдут! Но к делу… — Суров развернул на столе карту и кивком головы пригласил капитана подойти поближе. — Вот наша оборона, — он пальцем провёл по кромке леса. — Фланги у нас открыты. Но, в конечном счёте, немцам нужна дорога, чтобы провести танки, а нам — выиграть время и задержать их. Фланги я завернул и рассредоточил, так что оборона у нас полукольцевая. Пулемёты установлены на высотах, можем простреливать болото перекрёстным огнём. На рассвете я все излазил здесь. Кстати, у меня в роте оказался боец из этих мест. Он говорит, что через болото тянется перешеек, по которому могут свободно пройти танки. Это здесь, на левом фланге. Вот отсюда начинается этот перешеек, от нашего блиндажа, и проходит наискосок к кустарнику. На всякий случай я поставил здесь отделение противотанковых ружей. И сам буду тут же. Опасный участок. Да, а к вашему третьему орудию, что оттянуто назад, послал полувзвод автоматчиков. Они в логу, слева. Будут охранять орудие, а главное — это наш резерв. В нужную минуту, если потребуется, мы сможем перекинуть их на любой участок.