Лаки, стр. 110
Он отвернулся и принялся копаться в кипе бумаг на столе. Последнее время Мэри Лу начала бросать очень горячие взгляды в его направлении. Он не хотел вдумываться в их значение. Они – адвокат и клиент, не более того, однако он находил ее на редкость привлекательной. За три года она превратилась на его глазах из дурно воспитанного подростка в милую молодую женщину. Интересное превращение. При их первой встрече она шагу не могла ступить без матери, менеджера и время от время менявшихся приятелей. Теперь стала самостоятельной, обзавелась официальным агентом и менеджером и не имела бросавшихся в глаза связей. Мэри являлась в его офис без сопровождения и с достоинством прошла через все долгие и трудные этапы подготовки к суду.
– Как вы насчет ленча? – весело предложила Мэри Лу. – Нам есть что отметить теперь, когда суд наконец не за горами, не правда ли?
Она очень привлекательна, но она так молода, ей всего лишь двадцать лет. Кроме того, он всегда был против того, чтобы смешивать бизнес и удовольствие.
– Я уже договорился о ленче с одним моим клиентом, – соврал он.
– Я тоже клиент, – отметила она, склонив голову на бок.
– Знаю. И во время суда нам предстоит много раз ходить на ленч вместе.
– Скорее бы.
После ее ухода он некоторое время сидел молча. Стоит ли пригласить ее куда-нибудь?
Нет.
Почему?
Потому что она еще ребенок.
Ему исполнилось сорок пять лет – он годился ей в отцы. И к тому же она актриса, телезвезда.
Ну и что?
Возможно, после закрытия дела он и пригласит ее.
Возможно, после закрытия дела она с ним никуда и не пойдет.
Он мысленно вернулся к ее делу. Начали они с иска против третьеразрядного издателя порнографических журналов, компании «Виста пабликейшн». Однако, хотя пресловутый журнал распространяла фирма «Ривьер дистрибьюшн, инкорпорейтед», скоро выяснилось, что она являлась лишь ширмой для «Боннатти пабликейшн» и «Боннатти дистрибьюшн». Итак, они выступали против «Боннатти пабликейшн» и «Боннатти дистрибьюшн». А главного держателя акций обеих компаний звали Сантино Боннатти. А Стивен много чего знал о Сантино Боннатти, сыне печально известного Энцо Боннатти, которого Стивен некогда едва не арестовал и не привлек к суду. Однако вмешалась судьба, и Лаки Сантанджело убила сукина сына. Якобы в процессе самозащиты.
И вот теперь он подцепил на крючок сына. Посадить его, конечно, не удастся, хотя всем известно, что он по-крупному замешан в торговле живым товаром, наркотиками и порноизданиями на Западном побережье. Но зато его можно здорово ударить по его самому чувствительному месту – по бумажнику.
Мэри Лу предъявила иск на десять миллионов долларов. Стивен намеревался вытянуть из ответчика все до последнего цента.
В его кабинет зашел Джерри Майерсон.
– Как дела, Стивен? У меня только что сорвалась встреча. У тебя ленч свободен?
– Если ты платишь, то свободен.
Они направились в «Четыре времени года» – так хотелось Джерри. И там наткнулись на Кэрри в обществе Анны Робб и Фреда Лестера. Она выглядела воплощением вкуса и элегантности.
– Твоя мать очень изменилась, – с уважением, смешанным с восхищением, сказал Джерри, после того как друзья уселись. – Какая она молодец, что решилась изменить свой образ жизни.
Стивен согласился. И еще он был рад, что три года назад оставил поиски отца и бросил все силы на то, чтобы вернуть свою жизнь в нормальную колею. Дела его шли великолепно. Настолько, что Джерри хотел сделать его полноправным партнером – перспектива, заслуживавшая того, чтобы отнестись к ней серьезно.
Он снова жил в собственном доме и встречался с несколькими интересными женщинами. Чего еще оставалось желать?
Так почему он не чувствовал себя счастливым?
Потому, что в глубине души все равно испытывал необходимость узнать, кто его отец.
Когда-нибудь ему предстоит это выяснить.
Когда-нибудь.
ГЛАВА 93
– Ленни! – Резкий, визгливый крик, потом еще громче: – Ленни-и!
Он сидел в кабинете, но услышал ее. Боже! Ее будет слышно даже на берегу.
Ленни поднял телефонную трубку и нажал кнопку внутренней связи. В его голосе сквозило раздражение.
– Что такое?
– Мне скучно.
– Я работаю.
– Знаю. Но мне все равно скучно. Иди сюда и поговори со мной.
– Приду через десять минут.
Он положил трубку и уставился в окно. Перед ним раскрывался замечательный вид. Роскошные искусственные водопады, буйная тропическая растительность, пальмы – зелень всюду, насколько хватало глаз.
Его обитый кожей кабинет был оборудован новейшей стереосистемой, видеосистемой и телевизором, способным принимать программы со всех уголков земного шара.
Он жил в особняке на высоком холме в Бель Эйр. Там имелось четырнадцать спален с четырнадцатью ванными комнатами и бесконечная анфилада гостиных. А также бассейны под крышей и под открытым небом, два теннисных корта, уютный бассейн с устройством для водного массажа, где свободно разместилось бы двенадцать человек, и каток для роликовых коньков.
В полуподвале размещалась просторная дискотека с зеркальными стенами, цветомузыкой и богатой коллекцией рок-альбомов. В другой комнате находилось два бильярда. А еще личный кинотеатр на тридцать мест.
Не то чтобы они когда-нибудь кого-нибудь принимали. Олимпия панически боялась показываться на людях, даже после того, как ее шрамы от ожогов давно прошли, а чудеса пластической хирургии вернули ее лицу прежнюю привлекательность. Она стеснялась своего веса. Некогда симпатичная толстушка, Олимпия Станислопулос ныне весила все двести фунтов. Толстая, белокурая, истеричная наследница огромного состояния, которая прячет свой жир под просторной одеждой, клянется Ленни, что соблюдает диету, а сама посылает служанку за шоколадом, пирожными и конфетами – словом, за сладким.
– Ленни! – опять заверещала она.
Он встал и нехотя отправился искать жену.
Она стояла посреди просторной кухни и с печальным видом рассматривала содержимое большого, как в ресторане, холодильника, заполненного до отказа. Вокруг нее крутилась взволнованная служанка.
– У нас никогда нет ничего вкусного, – пожаловалась Олимпия.
– Ленч был только час назад, – напомнил Ленни.
– Что ты называешь ленчем – морковку и сельдерей? – фыркнула она. – Всякие бывают диеты, но такая ни в какие ворота не лезет.
– Тебе следует лечь в клинику, – заметил он. – Сама же себе облегчишь жизнь.
Ее голубые глазки блеснули злобой.
– И тебе тоже, да? Жена отправится в жиротопильню, а звезда тем временем рванет по девочкам.
Началось. Вечные упреки. Сколько еще можно терпеть?
– Не понимаю, почему ты упираешься, – ровным голосом сказал он. – Только благодаря помощи профессионалов ты сможешь избавиться от лишнего веса.
– Пошел ты к черту, – огрызнулась она. – Тебе нужно только одно – избавиться от меня, чтобы превратить этот дом в бордель.
Она ни разу не поймала его. Но не верила ни единому его слову. И правильно делала. Он не являлся образцом супружеской верности. Трахаться – один из способов облегчить боль.
А что ему оставалось делать? В его памяти все еще звучало то, трехлетней давности, известие об авиакатастрофе. Телефонный звонок. Траурный голос в трубке. Бессвязный рассказ о случившемся. «Ваша жена... ужасная трагедия... Франческа Ферн погибла... кошмар...»
Сначала он решил, что Олимпия тоже умерла. Но нет. Она осталась жива и находилась в коматозном состоянии. Получила страшные ожоги. Подключена к системе жизнеобеспечения. Его уже ждал самолет. Казалось, прошел только миг, и он снова оказался в Европе, в больнице, около постели жены.
Олимпия. Ее белокурые волосы сбриты, одна сторона лица и правая рука – сплошной жуткий ожог.
– Она останется жить, – заверили его врачи. – Но необходимо, чтобы у нее было желание жить.
В больницу приехали Димитрий и Лаки. Она стояла в стороне, белая и подавленная, со странным выражением на лице – казалось, вот-вот прорвется наружу сдерживаемое сумасшествие.