Голливудские жены, стр. 131

– Тебя, конечно. Я всегда тебя хотел, Джой.

– Я не Джой! – завопила она, но он не слушал.

На полпути к Лос-Анджелесу Бадди заметил, как черный «Порше», который несколько раньше с ревом его обогнал, стоит у обочины; рядом – полицейская машина с включенной мигалкой.

Он невольно сбавил скорость. Сейчас меньше всего хотелось опять столкнуться с полицией.

Он взглянул на часы. Половина третьего. Еще полтора часа, и он будет дома. В пять лимузин заедет за Ангель и привезет к нему.

Он ждет не дождется. Они будут разговаривать… и любить друг друга… опять разговаривать… и любить.

Бадди дал полный газ. К чертям полицию!

Подошла, бодро улыбаясь, стюардесса и предложила:

– Принести вам что-нибудь выпить, сэр?

Леон понимал, что вид у него, наверное, именно такой – надо выпить. Глаза мутные, небритый, одежда помялась и несвежая, с запашком пота. От одного взгляда на него Милли бы удар хватил.

Он подумал о Милли, и губы тронула горестная улыбка. Если она разозлится, так никакого удержу не знает.

– Что-нибудь выпить, сэр? – повторила стюардесса с легким нетерпением.

– Содовой, – сказал он.

На письмо ее он не ответил и не собирается. Что толку объяснять? Да и не поймет она. Когда все кончится, он поедет домой, и она его примет. И незачем усложнять.

А закончится, наверное, скоро.

Заснул он еще до того, как ему принесли содовую, а проснулся, уже когда садились в Лос-Анджелесе.

Выглядит она по-другому, но ведь так и должно быть. С прежней Джой он разделался, бил ножом по пьяненьким глазкам, слюнявому рту, по бесстыжему телу – и нет их. Теперь она совершенство. Золотистый Ангел Надежды. Верная спутница Стражу Порядка.

Только с норовом, а этого он не потерпит.

Поджатая им под себя, как в капкане, она плакала и вырывалась, вот почему он и решил связать ее точно так, как связал мать.

Управился в два счета и подивился: какими шелковыми они становятся, когда провод их держит в узде. Какими тихими и чудесными.

Он оставил ее связанной на полу, а сам пошел осматривать квартиру. В спальне увидел свое изображение – во всю стену. Он не удивился.

КТО ОН – БАДДИ ХАДСОН?

Это он – Бадди Хадсон? Или Бадди Хадсон – это Дек Эндрюс?

Растерянность и злость смешались с яростью, закипавшей в нем. Он выхватил нож из-за голенища сапога и начал кромсать постылый плакат. Это все дела Джой.

Как была проституткой, так и осталась.

– Все проститутничаешь? – требовал он ответа, вернувшись туда, где лежала Ангель. – Да, Джой? Да? – Когда склонился над ней, глаза его горели мрачной злобой. Он чувствовал, как в грудь ему упирается ее раздувшийся живот, и подумал, не взрезать ли его и не освободить ли ребенка. Скоро это придется сделать. Но не сейчас. Позже.

– Я никогда не была… проституткой, – прошептала она.

– Ты была моей проституткой, – ответил он хитро. – Ты со мной такое делала, что делают только проститутки.

Он прикоснулся к ее груди, и она заплакала.

Что она плачет? Она ему не рада? Он столько всего натерпелся ради нее.

Жениться.

Его осенило.

Джой хочет, чтобы он женился.

Они столько раз об этом говорили.

«Хочу познакомиться с твоей маманей. В чем дело, ковбой, я что, для твоей мамани недостаточно хороша?»

Он внезапно перестал ее трогать и поднялся.

– Ладно, – сказал он. – Согласен. Мы достаточно давно знаем друг друга. Пора тебе познакомиться с матерью, Джой.

– Я не Джой, – ныла она.

Он пропустил мимо ушей ее отговорки, оставил ее ныть дальше и вернулся в спальню. Там взял толстый красный фломастер и что-то написал на исполосованном плакате. Отступил на шаг, полюбовался своей работой и пошел назад, к пленнице.

Наклонился над ней и кончиком ножа легонько уперся ей в живот.

– Развяжу тебя сейчас, – тихо сказал он. – Но чтобы вела себя хорошо. Если меня разозлишь, то с матерью не встретишься.

Ты поняла, Джой? – Он убрал нож и начал ее распутывать.

Она безудержно всхлипывала.

– Ну, пожалуйста, Боженька, пусть поможет мне кто-нибудь.

– Да поможет Бог Стражу Порядка! – благочестиво произнес он. – Я – это он.

Глава 79

Кое-как дотащилась Элейн от дамского салона до парадных дверей отеля – настоящее пугало, вся голова, как клумба, проросла станиолевыми бигудями.

Парикмахерша шла следом.

– Миссис Конти, – умоляла она, – вам нельзя садиться за руль. Вы не должны.

Элейн крикнула, чтобы пригнали машину, не обращая внимания на обеспокоенную девушку. Наплевать, какое из себя делает она посмешище. Главное – скорее к Россу, только это важно.

– Но вы даже не знаете, куда его отвезли, – причитала девушка. – Пожалуйста, обождите. Мы позвоним в полицию, вы не можете вот так взять и помчаться. На вас лица нет.

Миссис Конти свободна делать, что хочет. И делает.

Разочарование. Безысходность. Все, какие есть, отрицательные эмоции, и еще сверх того.

Леон стоял на полуденной жаре и смотрел, как аварийки растаскивают «Ролле»и «Ягуар»… или что там от них осталось.

Он тяжело и с досадой вздохнул и плюнул на тротуар. Он-то надеялся, что все идет к концу. Не тут-то было…

Погоня его измотала. Особенно когда заявление «Они его поймали» обернулось всего лишь дорожной сумкой Дека, найденной в «Ягуаре», и водительскими правами, по которым сумку и опознали. Сумка – лучше, чем ничего, хотя в ней не было ни одной зацепки. Леон уже внимательно ее просмотрел. Единственное, что представляло интерес, – вырезки из газет об убийстве в Филадельфии, которые заботливо хранились между страницами иллюстрированного журнала об автомобилях.

Стал он мотаться из города в город – не есть и не спать.

Но не так еще устал, чтобы бросить. Погоня для него только начиналась.

Элейн свернула на Хартфорд-уэй и поняла, что не имеет никакого представления, куда отвезли Росса, поэтому отправилась домой, считая, что выяснит это по телефону.

На подъездной дорожке стояла, не предвещая ничего хорошего, полицейская машина.

Она почувствовала, как кровь отливает от лица и все вокруг чернеет. Слишком она его любит, чтобы снова потерять – именно тогда, когда он к ней вернулся.

А что, если он стал калекой, Элейн?

Лучше так, чем смерть.

Допустим, он никогда больше не сможет работать? Конец тогда кредитным карточкам, фешенебельным ресторанам и приемам. Конец Беверли-Хиллз.

Перестань молоть чепуху, Этта. Я люблю Росса. Остальное неважно.

Она ринулась в дом.

Росс стоял, облокотившись на бар, в руке большой стакан бренди. На лбу – полоска пластыря, левая рука – на перевязи. Рядом стоял полицейский, делал записи в блокноте.

– Росс! – завопила она вне себя от радости.

– Любимая моя! – Вокруг знаменитых синих глаз побежали довольные морщинки, а потом он начал смеяться. – Что это ты?

Пробуешься на роль в «Звездных войнах»?

Руки ее метнулись к покрытой станиолью голове. Она растерялась.

– Какая ты, к черту, голливудская жена! – поддразнил он. – Да попадись ты в таком виде на глаза Биби, и она тебя выпрет из клуба!

Лицо ее медленно расплылось в улыбке.

– Если начистоту, как говорит мой замечательный муженек, нам набздюхать!

Жара. Смог. Усталость. Боль в мышцах. Плохой день. День, который Бадди хочет как можно скорее забыть. Он устало запарковался на своей стоянке в подземном гараже, вылез из машины, потянулся и зевнул. Измучен. И телом. И душой. Напрочь.

Было ровно четыре пятнадцать. За десять часов он умудрился полностью измудачить свою жизнь… или же, наоборот, выправить ее. Надо будет подумать и решить: что именно. Теперь он хотя бы избавился от кошмаров кровосмешения.

Он немного постоял в прохладном гараже и подумал, что в конце концов ему, наверное, повезло. Прошлого нет. Нет дерьма.

Ничего нет. Без ничего. Разве так уж и плохо, учитывая все, что было?