Концерн, стр. 36

Едва работа началась, Антон в сопровождении одного из бойцов, Фролова, отправился в Гижигу. Весть до них, скорее всего, уже дошла. Городок маленький, иное село побольше будет, но с другой стороны, там имеется представитель власти – мелкий чиновник, но, как говорится, осененный законом на этих землях.

Предположение оказалось верным, и весть о том, что на Авеково появились какие-то люди, что копают и стаскивают землю в одно место, до Гижиги докатилась. Едва узнав, что там обнаружилось золотишко, жители городка тут же встрепенулись: презренного металла в глаза еще не видели, но золотая лихорадка их уже начала обуревать. Однако, к их разочарованию, во избежание проблем Песчанин предложил им не подходить к речке и близко, ибо имел документы за подписью генерал-губернатора, дающие ему право на разработку недр, а стало быть, иных туда он допускать не собирался. Разочаровались. Погоревали. И дружно возненавидели пришлых. Всю жизнь прожили, можно сказать, бок о бок с богатством, а знать не знали.

Через неделю появился первый охотник, доставивший десяток щенков песца. Расплатились честь по чести. Следующий принес шесть щенков бурых лисиц, тоже остался доволен. Потом охотники пошли чуть не косяком, количество щенков рознилось от трех до шести-семи, редко доходило до десятка. Уж как они отыскивали логова зверей в бескрайней тундре и лесах, для Антона оставалось загадкой, но факт остается фактом. Они едва успевали ладить клетки, благо сетку привезли с собой. Остро встал вопрос с пропитанием, так как понадобилось мясо, много мяса. Поди накорми, почитай, семь десятков взрослых мужиков и не менее прожорливое поголовье зверья, а оно, зараза, плотоядное. Но это были только цветочки. Маленькие детки – маленькие проблемки, большие дети – большие проблемы. Звери неизменно должны были пойти в рост, а стало быть, и потребление протеина значительно повысится.

Когда поголовье дошло до двух сотен, Антон благоразумно решил притормозить процесс, к тому же и зверье уже успело подрасти, так что вскоре эта торговля сошла на нет. Панков только за голову хватался и едва успевал поворачиваться. Хорошо хоть с кормом для животных сумели разобраться, договорившись о поставках мяса в дальнейшем местными охотниками и оленеводами. Пока же справлялись своими силами.

Понемногу налаживалась и работа фактории. Правда, меха пока сюда шло очень мало, так как местные все больше рассчитывались щенками, но связи налаживались. Всем приходящим крепко-накрепко объясняли, что торговать сюда можно будет приходить и зимой. Мнение о расценках местные делали и выгоду для себя прекрасно видели. Не такие уж они и тупые, как представляют себе в цивилизованных странах: не знают истинной стоимости – это да, но где выгоднее вести торговлю, они отличали прекрасно. Уже в конце июня на факторию потянулись охотники из весьма дальних чукотских стойбищ и кочевий.

Июнь. Люди на прииске буквально взвыли, когда наступила середина месяца. Откуда что и берется. Полчища, нет, тучи, самые настоящие тучи комаров – и непрерывный тягучий даже не писк, а гул. Дымные костры отпугивали некоторое количество насекомых, но далеко не всех. Люди, работая в дыму, едва не задыхались и все одно страшно страдали от наседающих кровососов. Антон стал сильно опасаться возможного бунта, так как эти мелкие злыдни доводили людей до исступления. Спасибо знакомцу Ваське, который довольно часто навещал пришлых. Предложенная им резко пахнущая мазь, выполняющая роль репеллента, сильно облегчила жизнь старателям, если не сказать, что практически решила эту проблему. Но за услугу он и цену взял не скромную: берданку с сотней патронов. Однако Антон об этом не жалел – отдал бы и больше, так как был на грани отчаяния.

Над прииском то и дело раздавались резкие, словно удар плети, звуки выстрелов. Местных знакомили с берданками. Понятно, что однозарядный карабин проигрывал многозарядному винчестеру, но с другой-то стороны – им ведь не воевать, да и поднять руку на человека для инородцев дело невероятное. А вот то, что цена весьма привлекательная, – это разговор совсем другой. В два раза дешевле винчестера, шутка? Тем более что скорострельность – это, пожалуй, было единственным, в чем русская винтовка уступала американской. К тому же простая конструкция была более неприхотлива в уходе, и ломаться там практически нечему. В общем, не сказать, что чукчи безоговорочно влюбились в новое оружие, но выводы делали, и карабины потихоньку раскупались.

В июле случилось еще одно событие, которое несказанно обрадовало Антона. А что, разве не станешь радоваться тому, что обнаруживаешь очень редкое явление? Дело в том, что добываемое ими золото имело весьма высокую пробу, порядка 870, а значит, и прибыли будут немалыми. Но когда обнаруживается россыпь с пробой в 920, а на золотые монеты идет 900-я, тут уж не на шутку обрадуешься.

Эта россыпь нашлась примерно в километре выше по течению реки, была не такой богатой, как та, где устроили прииск, но отказаться от ее разработки Антон не желал: кто же откажется от подарка судьбы. Так что выше по течению устроили вторую колоду, только поскромнее первой – раза этак в два – по длине. Работало там также немного народу – всего-то дюжина.

Задорнов выступал резко против того, чтобы разделять артель: мол, и там народу будет недостаточно, и здесь обнаружится нехватка людей. Тем более что, несмотря на то что с ними по-честному вели расчет, новоявленные старатели работали все же не с той отдачей, на которую рассчитывали друзья. Для них эта работа, хотя и оплачиваемая, была сродни каторге, и хоть ты тресни, выкладываться на полную никто не хотел. И ладно бы грешили этим только бывшие каторжане – так нет, и ссыльные от них ничуть не отставали. Загадочная русская душа, поди тебя разбери.

Антон прекрасно осознавал правоту Глеба Георгиевича, но все же сделал по-своему. Родилась у него одна задумка, которую хотелось воплотить в жизнь.

Глава 4

Заговор

Не все были столь апатичны, как могло показаться на фоне тяжелой работы, серых однообразных дней и давящей своей убогостью и суровостью реалий местности. Были и те, у кого в глазах уже стали пробегать безумные огоньки, пока еще не обернувшиеся решимостью, пока робкие и все же обещающие переродиться в нечто весьма серьезное. Этим людям, начавшим проявлять все симптомы неизлечимой хвори под названием «золотая лихорадка», пока не хватало лидера – того, кто смог бы раздуть пламя из начавших тлеть угольков. Но и этот человек вскоре нашелся. Вернее, он был с самого начала, вот только долгих два месяца сам собирался с духом, а собравшись, начал прощупывать остальных.

Все же Варлам сильно ошибся, пренебрежительно относясь к мужикам: сработал стереотип мышления делового. С другой стороны, свою роль сыграла загруженность всех находящихся на прииске. Если они не махали кайлом и лопатой, то это вовсе не значило, что они бездельничали. Работы хватало всем. Вот и недоглядели.

– Достали уже кайло и лопата! – отбросив в сторону лопату и порывисто выскакивая из шурфа, зло бросил щербатый.

– Ты чего, Серый? – удивился один из его прихлебателей.

– А ничего! Я свое отмахал на Сахалине! Хватит! – Щербатый стоял на краю ямы, лихо заломив картуз, уперев руки в бока. Да, теперь, несмотря на каждодневный тяжелый труд, у него были бока, а не ввалившееся брюхо и выпирающие кости, как у голодного волка.

Несмотря на то что работать приходилось очень много, пайка была такой, что редко кто так питался до каторги. За здоровьем работников следили тщательно и при первых же признаках простуды людей определяли в теплую палатку лазарета, где они приходили в себя никак не меньше трех дней.

Антон поначалу было возмутился такому применению прав доктором, который при ежедневном утреннем осмотре мог уложить в лазарет любого, не спрашивая его согласия. В его обязанности входило обеспечение бесперебойной работы старателей. Но на возмущение Антона, когда врач уже через неделю упрятал в лазарет сразу пятерых, доктор авторитетно заявил, что раз уж ему положено высокое жалованье, то он намерен честно исполнять свой долг. Если работники не поработают три дня, то впоследствии не слягут на десять, а то и больше. С болезнью нужно бороться сразу, не откладывая в долгий ящик. Скрепя сердце Песчанин был вынужден согласиться, хотя за каждый день болезни он и продолжал выплачивать жалованье по тридцать копеек.