Маршал Тухачевский, стр. 32

– Пожалуйста.

Я, как мне в ту пору казалось, очень обстоятельно и толково поведал о своем горе и попросил помощи.

Тухачевский расспросил, сколько мне лет, какое у меня образование, и затем сказал:

– Напишите на мое имя письмо, приложите к нему запрос института и являйтесь ко мне на службу во вторник к двенадцати часам.

Поблагодарив командующего, я, окрыленный, помчался в Управление и уселся за письмо. Начал привычно:

«Командующему Западным фронтом товарищу Тухачевскому…»

Нет, не годится. Похоже на рапорт, а рапорт через голову непосредственного начальника подавать нельзя.

«Глубокоуважаемый Михаил Николаевич…»

Несколько раз я составлял и переделывал свое послание. Наконец переписал начисто, каллиграфически выводя буквы, и бережно уложил в папку.

Настал вторник. В половине двенадцатого отправляюсь в гостиницу «Европа», занятую штабом Запфронта, предъявляю часовому пропуск и уверенно вхожу в приемную командующего. Вслед за мной туда же забегает секретарша члена Реввоенсовета Запфронта И. С. Уншлихта и с порога спрашивает адъютанта:

– Кто на докладе у Михаила Николаевича?

– Лилиенфельд, – ответил адъютант.

У меня даже испарина выступила на лбу: а ну, как увидит меня здесь?

Немедленно покинув приемную, я притаился в коридоре и стал ждать, пока мой шеф уйдет. На мое счастье, он не слишком долго задержался у командующего и торопливо прошагал к выходу.

Я вновь переступаю порог приемной. Почти торжественно вручаю адъютанту свою папку и прошу доложить обо мне М. Н. Тухачевскому. Через несколько минут адъютант возвращается и отдает мне обратно запрос института с резолюцией командующего:

«Начинжснабзапу. Разрешается. Тухачевский».

Кубарем скатываюсь по мраморной лестнице, выбегаю на тротуар. Льет дождь, но мне кажется, что никогда в жизни не было лучшей погоды.

Лилиенфельд несколько омрачил мою радость. За обращение к командующему через его голову пришлось отсидеть десять суток на гауптвахте. Отправился я туда, захватив алгебру Киселева и тригонометрию Рыбкина. Знал твердо: после отсидки меня все же откомандируют в институт.

Так оно и случилось в действительности.

Возглавляя Западный фронт, М. Н. Тухачевский не часто имел возможность бывать в нашем институте. Но незримый контакт между ним и студентами не нарушался, кажется, ни на минуту.

В истории СПИ был один такой печальный случай, когда часть студенчества при подготовке к выборам депутатов в Смоленский горсовет попала под влияние меньшевистской агитации, поверила краснобаям и демагогам. Узнав об этом, М. Н. Тухачевский явился на предвыборный митинг студентов. Выступление его здесь запомнилось мне своей лаконичностью и, если можно так выразиться, суровой лиричностью:

– Я воевал на Восточном фронте с Колчаком и… меньшевиками. Я дрался на Кавказе с бандами Деникина и… меньшевиками. Здесь, на Западном фронте, рядом с польскими панами и иезуитами я встретил опять-таки все тех же меньшевиков…

М. Н. Тухачевский призвал нас всех отдать свои голоса за большевистский избирательный список. Призыв этот дошел до молодых сердец: меньшевики провалились на выборах в горсовет.

Вспоминается и еще одна встреча студентов СПИ с М. Н. Тухачевским. Дело было в 1921 году, после разгрома контрреволюционного Кронштадтского мятежа. 23 марта институт облетела весть: сегодня прибывает эшелон Смоленских пехотных курсов, участвовавших в штурме Кронштадта, а вместе с курсантами ожидается и М. Н. Тухачевский, командовавший взятием крепости.

На перроне вокзала выстроились шпалерами войска Смоленского гарнизона. К ним присоединились и студенты СПИ. Явились мы сюда прямо с занятий, с книгами под мышками и за поясами, с рейсшинами и свертками ватмана. С точки зрения даже самого снисходительного строевика студенческие ряды выглядели, прямо скажу, не блестяще. На большинстве студентов красноармейские шинели висели, как юбки.

Показался украшенный зеленью и флагами паровоз. Грянул оркестр. Высадившихся из теплушек курсантов встретило громовое «ура!». Под звуки марша они направились к выходу. Впереди шли особо отличившиеся при штурме Кронштадта с приколотыми к шинелям новенькими орденами Красного Знамени. Во главе колонны – М. Н. Тухачевский.

Он окинул веселым взглядом нестройные ряды СПИ и довольно громко спросил:

– Что за шотландские стрелки?

С тех пор это прозвище так и прилипло к нам…

С течением времени Смоленский государственный милитаризованный политехнический институт Западного фронта был ликвидирован. Студенты получили перевод в высшие учебные заведения Москвы и Петрограда. Но на каникулы мы все обычно съезжались в Смоленск и были, пожалуй, самыми усердными посетителями Дома Красной Армии. Однажды мне в числе других студентов довелось присутствовать там на собрании Военно-научного общества, где М. Н. Тухачевский выступил с интереснейшим докладом о возможности новой войны. Михаил Николаевич поразил всех нас своей глубокой эрудицией и самостоятельностью мышления. С удивительной осведомленностью он обрисовал сложившуюся в те времена международную обстановку, дал четкий анализ политического, экономического и военного положения капиталистических стран, показал рост внутренних и внешних противоречий в Европе, Азии и Америке.

Я не помню всего, что говорил М. Н. Тухачевский. Запомнился только его вывод о том, что при создавшейся обстановке ни одна из великих европейских держав в течение полутора – двух десятилетий не будет в в состоянии начать войну против Советской России. Но вместе с тем Тухачевский напоминал, что капиталисты не примирились навсегда с существованием первого в мире государства рабочих и крестьян. В дальнейшем обстановка может измениться, и это обязывает нас постоянно совершенствовать Красную Армию, укреплять ее ряды, повышать ее боеспособность.

Слушая этот доклад, я думал: «Хорошо, что среди руководителей нашей молодой Красной Армии есть такие проницательные люди, как М. Н. Тухачевский!»

Во время одного из своих съездов на каникулы смоленская молодежь, обучавшаяся в вузах Москвы, решила устроить бал. Начальник Дома Красной Армии, к которому мы обратились с просьбой предоставить для этого зал, встретил студенческую делегацию не очень доброжелательно и заломил огромную арендную плату. А под конец, желая, как видно, совсем отделаться от нас, заявил, что без санкции командующего округом М. Н. Тухачевского он вообще не может распорядиться помещением.

Однако ссылка на Тухачевского не только не обескуражила нас, а, наоборот, окрылила надеждой. Мы знали, что командующий – друг молодежи.

И вот я отправляюсь на квартиру к Михаилу Николаевичу. Поднимаясь по лестнице, повторяю про себя заранее подготовленные слова обращения.

Дверь открыл какой-то военный и, спросив, как доложить командующему, ушел. А через минуту появился М. Н. Тухачевский. Он радушно поздоровался со мной, и я как-то сразу забыл свою заученную речь. Просьба студентов была понята сразу. Наше приглашение на бал Михаил Николаевич принял с готовностью и тут же позвонил начальнику Дома Красной Армии. Особенно меня обрадовали последние слова, брошенные Тухачевским в телефонную трубку:

– Конечно бесплатно. Это же студенты…

Через несколько дней бал состоялся. Да еще какой бал! Начальник Дома Красной Армии расщедрился и предоставил в наше распоряжение не только зал, но и великолепный военный оркестр.

В разгар бала несколько неожиданно загремели аплодисменты. Молодежь, прервав танцы, окружила почетного гостя – М. Н. Тухачевского.

Ни одеждой, ни поведением своим Михаил Николаевич не выделялся из толпы. Он носил такую же гимнастерку, как и многие из присутствовавших, держался непринужденно, просто, весело. А когда грянула мазурка, пригласил одну из студенток и закружил ее в танце…

Сколько воды утекло с той поры! А из памяти моей не идет озаренное улыбкой лицо Михаила Николаевича – доброго друга нашей юности.

ОРЕЛ МОЛОДОЙ

Н. В. КРАСНОПОЛЬСКИЙ

В ночь на 14 ноября 1919 года 27-я стрелковая дивизия освободила Омск от колчаковцев, и уже к утру в Куломзине появился Реввоенсовет 5-й армии во главе с М. Н. Тухачевским.