Профессорская дочка, стр. 32

Татьяна мечтает о настоящей любви, а не о сумках и бриллиантах, но их все время бросают к ее ногам, вот она и привыкла. Не то чтобы Татьяна специально выбирает богатых друзей с бесценными деньгами, как-то так получается, что они сами ее выбирают. И не то чтобы Татьяна за подарки согласна мириться с их недостатками, нет-нет, она ничего им не прощает и очень строго с них за все спрашивает. Даже слишком строго. Поэтому каждые полгода бывший друг забирает у Татьяны сумки и бриллианты. И между Татьяниными друзьями случается перерыв.

В перерыве они с Димочкой целыми днями едят у меня испанский омлет. Это очень вкусный омлет с картошкой – нужно только правильно все смешать, иначе получается просто картошка, залитая яйцом.

Теперь Татьяне необходимо вернуть своему другу-жадине разницу – тысячу евро, и для этого нужен Интернет. И чтобы Димочка помог ей с eBay. Это такой аукцион, где можно продать все свои новые и старые вещи, если хочешь. Или купить чужие. Я бы хотела купить там одну редкую книгу, первое издание „Винни-Пуха“, такое серое, пупырчатое. А продать... ну, без ложной скромности скажу, у меня тоже вскоре будет лот – я смогу предложить на eBay „Варенье без свидетелей“. Так и поставлю – лот „Варенье без свидетелей“, тысяча долларов или сто.

Уже через четверть часа Татьяна продала на eBay свою новую норковую шубу и бриллиантовое кольцо. Шубу за семьсот долларов, а кольцо с бриллиантом в полкарата почти за триста долларов, за двести двадцать.

– А ты говорила, что новая шуба стоит семь тысяч долларов, – голосом ангела-ябеды сказал Димочка, – а колечко три тысячи... Выгодная покупка твоя сумочка „Шанель“.

– Да, а что? А что я могу поделать, если он такая жадина-подонок? Приходится продавать последнее. – Татьяна довольно потянулась и взглянула на Вадима. – А где бы мне наскрести остальное, никто не знает?

В ответ Вадим ушел – от компьютера на кухню. Димочка тоже ушел – погулять.

Я стеснялась предложить Татьяне недостающие восемьдесят долларов, но все-таки предложила.

– Я не могу, не могу, не могу... – вскрикнула Татьяна и приготовилась плакать.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, прости, пожалуйста, – испугалась я. – Я нетактично предложила, не обижайся...

Татьяна взяла деньги, бросила в сумку „Шанель“ и заплакала:

– При чем здесь это? Ты не понимаешь! А я мать! Я знаешь как переживаю, что у него девочка. А что, если они уже?!

Татьяна переживает, что у Димочки девочка? Я, например, нет, не переживаю, а радуюсь, что наш Димочка гармонично развивается вместо алгебры, но откуда мне знать, что чувствуют настоящие матери?

– Уже? – Я задумалась. – Нет, думаю, не уже. Татьяна всхлипнула:

– Точно неуже? Тогда ладно. Но все равно я переживаю! А что, если я скоро буду бабушкой, лет через десять?!

– Это не аргумент, – важно сказалая, – этотвоичув-ства.

...Я тоже говорила папе: „Я переживаю“. Папа уже двигался с трудом, но все равно каждое утро уходил в институт. Я шла за ним и говорила: „Пожалуйста, не нужно, я же переживаю“. Апапа отвечал: „„Я переживаю“ – не аргумент, ведь это же твои чувства“.

– Как же не аргумент, когда это самый главный аргумент? – удивилась Татьяна. – Он же мой ребенок. Мой, мой ребенок, а не этой девчонки! Кстати, лично я нашла бы себе девочку получше...

Мы пили чай и вели тихую беседу, как усталая семья на кухне после трудового дня.

– Вадим, а ты когда это самое... ну, ты понимаешь, о чем я, – спросила Татьяна. – Сколько тебе было лет, когда ты первый раз с девочкой, а?

Интересно, когда они успели перейти на ты, до продажи шубы на eBay или после?

– Я... – Вадим улыбнулся, – уже не помню.

– Не ври, не ври, такое не забывается...

– В пятнадцать лет, – опять улыбнулся Вадим.

– Безобразие, разврат, я вот, например, в шестнадцать, – гордо сказала Татьяна.

А может быть, они сразу же были на ты? Вадим вдруг спросил меня, по-моему, совершенно невпопад:

– А ты, Маша?

– Я? А во французском языке даже муж и жена не всегда на ты, а в английском вообще нет „ты“, – холодно сказала я.

Вышло не слишком вежливо, но у меня есть очень важная, очень глубокая причина ни за что не переходить с ним на ты, не знаю, какая именно.

Да, а почему он на моей кухне ведет себя как фарфоровый кот, сидит и так улыбается Татьяне?...

И движения у него плавные, какукота. Почему онтак подавал Татьяне пальто, как будто обнимал ее?

Я не ревную, глупо ревновать того, кто тебе не принадлежит... Если я влюблена, это не означает ничего, кроме того, что это мои чувства. Мои чувства, а не аргумент.

Дело Дня – дебют в большом бизнесе.

Май

4 мая!!!!!!!!!!!

Я обычно слежу за книжными новинками. И вот – вышли сразу четыре новые книги. Игорь Юрьевич сказал, что правильно будет не издавать одно никому не нужное „Варенье“, а сразу же выбросить на рынок все вместе – „Варенье без свидетелей“, „Неопытное привидение“, „Кот отпирает двери“ и „Ленивый Вареник: кто он – полицейский или бандит?“.

„Варенье“ и др. произведения. Автор М. Суворова-Гинзбург. Интересно, кто этот новый талантливый писатель?

Произведения нового талантливого писателя заняли целую полку, потому что я много его купила.

Буду дарить всем-всем-всем.

Подарила Аде, Димочке.

Спрятала оставшиеся произведения нового талантливого писателя за диван – а вдруг Вадим увидит. Вслед за Вадимом пришла Ада.

У Ады новый офис, прямо в нашем доме. Она сидит у окна, как привратник, и смотрит, кто идет. Илье и Димочке никакая особенная кастрюлька не полагается, а Вадим у нее на хорошем счету – она все еще надеется получить для меня его сердце в обмен на индейку в абрикосах и др. деликатесы.

– Колдуны с рисом, – гордо сказала Ада, внеся кастрюльку. – Мясной фарш с луком скатать в шарики и запечь в духовке, посыпать зеленью, подавать горячим.

Очень вкусные колдуны, по-моему, раньше это называлось фрикадельки.

Вадим поел и сразу же ушел – немного обидно. Сухо сказал: „Дела“.

А если он когда-нибудь узнает, что он детектив... Что будет?

...Ничего страшного. Всего лишь подумает, что я не дружу с ним, а использую его для своих творческих нужд.

Надеюсь, что Вадим никогда не увидит произведений нового талантливого автора и не узнает, что он персонаж.

Среда

Приехал Илья – очень, просто ужасно рада! Хочу познакомить его с Вадимом. Вадим увидит, что у меня есть американский любовник. Не знаю, почему у меня такие низменные чувства, но вот они такие. Ада говорит, что у нее всегда то густо, то пусто. В том смысле, что или много мужчин, или никого. Может быть, если Вадим увидит у меня много Ильи, он посмотрит на меня другими глазами? Не как на собеседника, а другими.

Мы с Ильей ходили в милицию. Илье уже исполнилось сорок пять, и ему нужно получить новый паспорт, а он один боится.

Илья смеялся и кокетничал, что, живя в самой демократичной стране, он разучился общаться с людьми в форме. Но он и правда боится. Ему кажется, что в милиции его немедленно заберут в армию, хотя он уже служил в армии, – но вдруг ему скажут служить еще раз. Еще ему кажется, что милиционер отберет у него американский паспорт навсегда, а еще, что он похож на лицо кавказской национальности. С Ильей всегда как будто попадаешь в кукольный театр и сама становишься куклой.

Так что мы пошли вдвоем.

В милиции все обошлось не страшно. Илье не велели еще раз служить в советской армии, а просто сказали прийти через три дня и получить паспорт.

Четверг