Южный полюс, стр. 53

Перед восточным отрядом были поставлены такие задачи:

1. Дойти до Земли Короля Эдуарда VII и произвести там исследования, насколько позволят время и обстоятельства.

2. Нанести на карту и исследовать Китовую бухту с ее ближайшими окрестностями.

3. Насколько возможно, поддерживать Фрамхейм в порядке на случай, если нам придется зимовать еще раз.

Итак, дальше мы работали, так сказать, в два отряда. Полярный отряд должен был выступить, как только всерьез установится весна. Срок выхода второго отряда я предоставил назначить самому Престрюду. Это дело было не такое уж срочное. Они могли не торопиться.

Опять началась возня со снаряжением, опять прилежно заработали иголки.

Через два дня после нашего возвращения Вистинг и Бьоланд отправились на 30-й километр, чтобы забрать отпущенных на этом отрезке собак, которые все еще не вернулись. Они одолели 60 километров за шесть часов и привели с собой все десять оставленных нами собак. Некоторые из них лежали у самой вехи. Ни одна собака не поднялась с места при виде саней. Пришлось их поднимать и впрягать. Двух-трех, у которых были поранены лапы, погрузили на сани. Вероятно, большинство из них самостоятельно вернулось бы домой через несколько дней. Я не мог взять в толк, как это здоровым и сильным собакам могло прийти в голову отлеживаться на снегу.

Двадцать четвертого сентября был отмечен первый признак весны: вернувшись с морского льда, Бьоланд сообщил, что застрелил тюленя. Значит, тюлени начали выходить на лед – добрый знак. На другой день мы отправились за тушей и убили еще одного зверя. Собаки сразу оживились, получив свежее мясо, не говоря уже о сале. Да и люди тоже были рады свежему бифштексу.

Двадцать шестого после десятидневного отсутствия возвратилась Камилла. Ее отпустили во время последнего похода в 110 километрах от Фрамхейма; вернулась она такой же толстой и упитанной, какой была. Вероятно, оставшись в одиночестве, закусила кем-нибудь из своих товарищей. Многочисленные поклонники восторженно встретили ее.

Двадцать седьмого сентября мы убрали навес над окном нашей комнаты. Свет проникал к нам через длинную деревянную шахту; естественно, освещение было не ахти какое. Но как-никак настоящий дневной свет, и мы ему были очень рады.

Двадцать девятого сентября появился еще более верный вестник весны – стайка антарктических буревестников. Свидание с этими красивыми быстрыми птицами обрадовало нас. Они несколько раз облетели вокруг дома, словно желая убедиться, что мы еще тут. Мы вышли из дому приветствовать их. Нас рассмешили собаки. Птицы сначала летали довольно низко над землей. Заметив это, собаки все как одна ринулись их ловить. Каждая хотела быть первой, они буквально распластались на снегу. Но птицы вдруг поднялись так высоко, что собаки потеряли их из виду. И уставились друг на друга, явно сбитые с толку. Но замешательство длилось недолго, в одну секунду решение было принято, и собаки схватились друг с дружкой.

Итак, весна наступила, осталось только залечить пятки – и в путь!

К полюсу

Наконец 20 октября мы отчалили. Погода в последние дни была ненадежная. То ветер, то тихо. То пасмурно, то ясно. Словом, настоящая весенняя погода. Так и в этот день – с утра изморозь и туман, в перспективе ничего хорошего. Но в половине десятого с востока потянул ветерок и стало проясняться. Настроение членов отряда не надо было долго штудировать.

– Ну, как – отправляемся?

– Конечно, чего там, пошли.

Полное единодушие. Мы живо запрягли наших «рысаков» и, кивнув остающимся, словно расставались с ними только до завтра, тронулись в путь. Линдстрем, по-моему, даже не вышел нас проводить. «Заурядное дело. Ничего особенного». Нас было пятеро – Ханссен, Вистинг, Хассель, Бьоланд и я. Мы шли на четырех санях, по 13 [так] собак на каждые. Сани на старте были совсем легкие, ведь они несли только снаряжение, нужное нам для перехода до 80° южной широты: там стояли наготове все наши ящики. Знай себе сиди да лихо помахивай кнутом. Я сидел верхом на санях Вистинга; со стороны поход к полюсу, наверно, показался бы приятным путешествием.

Престрюд стоял на морском льду с киноаппаратом и принялся усиленно крутить ручку, когда мы проезжали мимо. Мы поднялись на барьер по ту сторону залива – опять он стоит и вертит ручку. Последнее, что я видел, когда мы пошли по гребню и все знакомое исчезло из виду, был киноаппарат.

Мы неслись во весь опор на юг. Сани скользили легко, но постепенно сгущались облака. Первые 20 километров я ехал вместе с Хасселем. Но потом убедился, что собаки Вистинга лучше других тянут двух седоков, и пересел к нему. Ханссен ехал первым. Из-за облачности он мог ориентироваться только по компасу. За ним ехал Бьоланд, потом Хассель и, наконец, Вистинг и я.

Сразу за небольшим подъемом нас подстерегал довольно крутой спуск метров около 20, не больше. Я сидел спиной к собакам, смотрел назад и наслаждался быстрой ездой. Вдруг снег рядом с санями провалился, и разверзлась черная пасть, достаточно широкая, чтобы запросто поглотить нас всех. Еще несколько дюймов, и наш переход к полюсу не состоялся бы. Местность была неровная, и мы поняли, что забрали чересчур на восток, а потому теперь взяли более западный курс. Как только опасный участок остался позади, я воспользовался случаем, надел лыжи и прицепился к саням. Все-таки легче собакам.

Вскоре немного прояснилось, и мы увидели впереди один из флагов, которыми разметили маршрут. Подъехали к нему. С этим местом было связано много воспоминаний. Мороз, застреленные собаки: в прошлый раз мы убили здесь суку и трех щенков. Итак, пройдено 37 километров. Вполне довольные первым днем своего долгого пути, мы разбили лагерь.

Мое предположение, что с маленьким отрядом мы быстрее поставим палатку и управимся со всеми прочими делами, тотчас оправдалось. Палатка словно сама выросла из земли, можно было подумать, что мы долго упражнялись. В палатке было достаточно просторно, и выработанный нами распорядок вполне оправдал себя в походе. Как только мы останавливались, сейчас же все брались за палатку. В петли вставлялись колышки, Вистинг забирался внутрь и устанавливал шест, а мы натягивали оттяжки. После этого я входил внутрь и принимал все, что должно было находиться в палатке – спальные мешки, личные вещи, ящики с кухней, продовольствие. Все раскладывалось по местам. Зажигался примус, на него ставился котелок со снегом. Тем временем остальные кормили собак и распрягали их. Вместо габардинового «заборчика» мы окружали палатку снежным валом. В другой защите не было нужды, собаки с ней считались. Лыжные крепления снимали с лыж и либо засовывали в ящик с другим мелким имуществом, либо вместе с упряжью вешали на концы лыж, которые втыкали в снег и привязывали к передней части саней. Палатка оказалась превосходной во всех отношениях. Темная окраска смягчала свет и придавала уют нашему жилищу.

Еще на десятом километре мы отпрягли Нептуна. Отличный пес, но такой жирный, что не поспевал за остальными. Мы рассчитывали, что он побежит за нами. Но он не пришел в лагерь. И мы решили, что Нептун повернул обратно, чтобы продолжать отъедаться. Как ни странно, он этого не сделал, не вернулся на базу. Куда он подевался, остается загадкой. Отпустили мы и Крысу. Тоже хорошая собака, но ее почему-то раздуло, и она не могла идти. Позднее она пришла на базу. Ульрика пришлось поначалу везти на санях, потом он оправился. Мишка ковылял, прихрамывая, за санями. Пири совсем не тянул. Его отпрягли, и некоторое время он шел за нами следом, но затем исчез. Когда позднее восточный отряд проходил склад на 80° южной широты, он застал Пири там в хорошем состоянии. Сначала пес сторонился людей, но потом им удалось подойти и надеть на него лямку. Он честно послужил впоследствии. Уран и Фухс были не в форме. Словом, в первый же день мы понесли изрядные потери, зато остальные были не собаки, а золото.

Ночью дул свежий восточный ветер, однако к утру он стих, и мы снялись в 10 часов. Хорошая погода держалась недолго. С новой силой подул восточный ветер, разгулялась метель. Все же мы продвигались хорошо, минуя флаг за флагом. Отмахав 31 километр, мы достигли снежной пирамиды, которая была сложена еще в начале апреля и простояла уже семь месяцев. Пирамидка была крепкая и надежная. Это позволяло сделать вывод, что на такие знаки можно положиться. Они не разваливаются. Опираясь на этот опыт, мы возвели затем целую вереницу пирамид на своем пути к югу.