Пучеглазый, стр. 20
Шестнадцать!
— Молодец, Рози!
— Забирайся скорее внутрь!
Прежде чем влезть в фургон, мама обернулась.
— Спасибо, Джеральд, — сказала она. Ясно было, что ей очень хотелось, чтобы он сменил гнев на милость и хоть раз улыбнулся ей одобряюще, прежде чем полицейский автобус отправится в путь. Но не на того напала.
— Не стоит благодарности, — ответил он холодно, когда мама забралась внутрь. — Хоть кто-то должен вести себя ответственно.
Это ее проняло. Она перестала взывать к сочувствию и поддержке и выпустила иголки.
— Заткнись, Джеральд! — рявкнула она. — Разве не безответственно сидеть сложа руки, пока недоучки-политики и жаждущие пострелять генералы цепляются за оборонительную политику, которая означает, что каждый ребенок на планете может быть зажарен заживо?!
И она захлопнула дверцу автобуса прямо перед его носом.
Я очень ей гордилась. Все же она сумела его заткнуть!
Люди, стоявшие сзади нас, затянули песню. Двое полицейских проверили, надежно ли закрыты двери фургона, а потом заняли свои места. Тем временем мы пели для добровольцев, сидевших внутри. Когда затянули «Мы победим», я расплакалась. Я всегда плачу, когда мы ее поем. Мама говорит, это потому, что в песне все правда, и когда-нибудь мы победим. Она говорит, что эту песню исполняли при самых разных обстоятельствах, и что в конце концов певцы расходились по домам с победой. И наш день наступит, убеждена она. Надо только быть сильными и терпеливыми.
Когда дождь зарядил не на шутку, автобусы наконец тронулись в путь, разбрызгивая грязь из-под колес. Все, кроме Джеральда, махали как сумасшедшие, даже тогда, когда уже те, кого увозили, больше не могли нас видеть. И все продолжали петь. Кроме меня. Мне хотелось поскорее уехать. Джуди ничуть не горевала. Она по-прежнему стояла рядом с Джеральдом и крепко держала его за руку. Но у меня на душе кошки скребли. Не то чтобы я волновалась, но мне было не по себе. Не слишком-то приятно смотреть, как твою маму увозит полиция, особенно когда твой папа живет за сотни миль от твоего дома.
Песня закончилась, но я не могла унять слезы. Ну и пусть! Дождь теперь хлестал так сильно, что никто их и не заметил бы. Но я все же отвернулась, на всякий случай, и в последний раз спустилась по склону.
Вытащила из земли свой транспарант, свернула, забросила обе палки на плечо и поплелась одиноко по дороге — к нашему автобусу.
Джеральд был прав. Денек выдался тяжелым. Я была сыта им по горло.
7
Только я устроилась в автобусе, как Пучеглазый растормошил меня:
— Подвинься-ка. Дай нам с Джуди сесть рядом.
Дай сесть рядом? Да по пути сюда в автобусе было полным-полно пустых мест! А теперь и того больше: ведь обратно возвращалось на шестнадцать человек меньше. Но Джеральд Фолкнер явно хотел, чтобы я сдвинулась к окну и они сели рядом. Как же — спешу и падаю! Но я все же открыла глаза.
А там вы сесть не можете? — я махнула в сторону двух пустых мест впереди.
— Двигайся, — повторил он. — Думаю, сейчас твоя сестренка нуждается в нас обоих.
Еще пару месяцев назад я бы нипочем ему не уступила. Я бы ответила ему ехидненько: «Нас обоих? А я думаю, ей нужна только я».
Но теперь я смолчала. Собралась было огрызнуться — даже рот раскрыла, но, честно сказать, я уже не была убеждена, что это верно. Бедняжка Джуди стояла рядом, и вид у нее был совершенно измотанный. Она не отрываясь смотрела на меня и сосала палец (а Джеральд не одергивал ее: ему было не до того). Джуди прижалась к его ногам и крепко держала за руку.
Я пересела. Джеральд занял мое место и усадил Джуди на колени. Она притулилась к нему, а ноги положила мне на колени. Тесновато, но вполне уютно. Джуди вынула палец изо рта и, протянув руку, достала мятую газету с соседнего сидения.
— Почитай мне, — приказала она.
Джеральд вытянул одну руку и раскрыл газету. Я с интересом за ним наблюдала. Он мог прочесть ей о грандиозной аварии в публичном туалете на Тоттхэм Корт Роуд. Или о загадочном ночном взрыве на фабрике по изготовлению мебельного лака в Врекхэме. Или о женщине, которая обнаружила ковровый ворс в крем-брюле и подала в суд на шикарный французский ресторан. Но нет, только не Пучеглазый! Он предпочел прочесть Джуди Обзор деловых новостей недели: «…значение индекса Доу-Джонса достигло уровня 11326,22 пункта, индекс Лондонской фондовой биржи КТ8Е 100 вырос на 0,64 % и закрылся на уровне 6365,70 пункта…»
Но Джуди ничегошеньки не услышала. Потому что уснула. А потом и Джеральд задремал. Голова его откинулась, очки сползли на нос, и дыхание вылетало из губ с легким шелестом — так при порыве ветра шуршат бумаги на столе. Время от времени Джуди ворочалась во сне, но это, похоже, Пучеглазому не мешало. Он просто покрепче обнимал ее, пока она не успокаивалась, бормотал что-то успокаивающее ей на ухо и похлопывал по той части тела, что попадалась под руку. А сам даже глаз при этом не открывал. Когда мы въехали на главную улицу нашего родного города, я сообразила, что Джуди всю дорогу проспала у него на руках. Уж не настолько я была зла на Пучеглазого-старикана, чтобы не отдавать ему должное, когда он того заслуживал. А в тот вечер он явно этого заслуживал. Надо признать: он мог быть добрым и заботливым, как отец родной, когда хотел.
А еще он мог командовать — тоже как родной отец. Именно так он себя и повел, когда мы вернулись. Ведь он обещал маме присмотреть за нами. Но так взялся за дело, что можно было подумать — мы его собственность. Джеральд не позволил нам сделать то, что мы обычно делали после демонстраций, и не дал нам купить ужин в забегаловке на углу. (А мама всегда разрешала! Она говорила, что политическая активность, может быть, и вдохновляет психологически, но физически выматывает так, что она просто не в силах готовить, когда возвращается домой.) Джеральд буквально протащил нас мимо кафешки «С пылу с жару от Пэтси» и лично прочесал всю нашу кухню в поисках чего-нибудь «удобоваримого». Так он выразился.
Он отмел все предложения Джуди выбрать что-то простенькое и перекусить на скорую руку — мороженое, пирожки с сосисками, жареные бананы, посчитав их «неудобоваримыми», и отослал Джуди наверх с куском сыра и яблоком, чтобы она подкрепилась чуть-чуть, пока будет принимать ванну.
Я же стояла на пороге кухни и грызла сырную корку, которую он мне дал. Но тут Пучеглазый откомандировал меня чистить картошку.
— А может, обойдемся замороженными чипсами?
— Нет, не обойдемся. У нас был тяжелый день, и вам обеим надо поесть как следует и пораньше лечь спать.
— А можем мы подождать, пока мама вернется?
Джеральд молча срезал жир со свиных отбивных, которые отыскал в холодильнике.
— Ты — можешь, а Джуди — нет.
Странный он все-таки! Ему ничего не стоит принять решение. Мама бы никогда не смогла ответить так прямо. Она бы мямлила и бормотала, пытаясь отделаться чем-то вроде «ну посмотрим» или «поживем — увидим». И если бы Джуди заспорила, что нечестно отсылать ее спать так рано, раз она младше, мама бы вся извелась, уговаривая ее, но не смогла бы просто-напросто приказать.
А вот Пучеглазому приказать ничего не стоит. Если бы Джуди спустилась в кухню и попыталась с ним поспорить, то он бы ей ответил: «Потому что ты меньше, вот почему — и всё». Или даже: «Потому что я так сказал». Я-то бы могла закатить скандал. Но мне он как раз разрешил остаться. И к тому же достаточно было посмотреть на Джуди, чтобы понять, как она устала. Так что я ничего не возразила, а продолжала трудиться у раковины, чистя грязные клубни. Вдруг, словно награда свыше за мою кротость, передо мной возникла его рука с одной из его обалденных лимонных шипучек!