Вафельное сердце, стр. 20

Мы прошли через весь город процессией в таком составе: впереди дед на мопеде, потом я с лошадью на веревке и замыкающей — Лена, громогласно извещавшая нас каждый раз, как Юнова кляча примерялась сделать свои дела. Но свершилось это только на причале. Мы пристроились за черным «Мерседесом»: сначала Дед на мопеде, потом я с лошадью и наконец Лена.

Вафельное сердце - i_045.png
Вафельное сердце - i_046.png

— Она такую гору навалила — ни проехать, ни пройти! — восторженно закричала Лена.

Пассажиры смотрели на нас с недоумением, и я радовался, что у меня такая смирная и разумная лошадь, которая тихо стоит в общей очереди, не привлекая к себе лишнего внимания.

Но без лишнего внимания все же не обошлось, потому что обеденный перерыв у папы как раз закончился. Он стоял у входа, когда паром причаливал. Увидев нас, он разинул рот так широко, что я разглядел зубы мудрости. Он был так потрясен, что забыл дать знак «Мерседесу» и другим машинам заезжать на борт. Но они поехали без его сигнала, и мы двинулись со всеми вместе, постепенно приближаясь к папе, который стоял посреди машинной палубы, а из кармана у него торчала бумажная именинная корона. Сначала мимо него прошуршал «Мерседес», потом чихающий мопед деда, потом мы с моей клячей тихо ступили на борт, причем я даже не поднял на папу глаз, и последней вошла Лена с неясной улыбкой. Она любит разные заварухи.

Чтобы собраться с мыслями, папа сначала взял деньги за проезд с «Мерседеса». Потом подошел к деду на мопеде. Папа был красного цвета и собирался, похоже, произнести небольшую речь. Но дед слез с мопеда, вытащил бумажник и сказал:

— Один пенсионер, два ребенка и одна лошадь, пожалуйста.

— И поздравляем с днем рождения! — добавила Лена.

В этот вечер папа сказал, что мы его доведем когда-нибудь, и тогда ему придется досрочно выходить на пенсию. И ничего страшного, успокоила его Лена, мы всегда примем его в наш дом престарелых. Хотя он прежде всего для лошадей, конечно.

Вафельное сердце - i_047.png

КАК ЛЕНА И Я ИГРАЛИ В ВОЙНУ С ФАШИСТАМИ

Вафельное сердце - i_048.png

Завести себе лошадь — это не просто взять и завести, сказала мама, хотя именно так я и сделал. И она, и папа сердились ужасно. Если бы не дед, думаю, пришлось бы нам эту Юнову клячу вернуть. А так обошлось, дед все устроил. И хотя родители не подавали виду, я заметил, вскоре они тоже стали думать, что в старой конюшне стоит очень хорошая и приятная лошадь.

Жизнь вошла в обычное русло. Приближался март, я привык к тому, что у меня есть лошадь. И что Лена на месте. В выходные она часто уезжала в город, к своей маме, а та приезжала то и дело к нам на ужин. А я почти каждый день думал о том, какое это счастье, что Лена не уехала. Как приятно, что можно больше не киснуть и не чувствовать себя одиноким.

И очень-очень долго все в Щепки-Матильды шло как положено. После той истории с Юно-вой клячей мы с Леной несколько недель вели себя как два ангела.

— Я что-то беспокоюсь, — сказал раз за обе дом папа. — Такая тишина и порядок в Щепки-Матильды — это аномалия.

Я не уверен, конечно, но думаю, что из-за этих его слов Лену, пока мы убирали со стола после обеда, посетила блестящая идея. Внезапно она застыла на месте, посмотрела на наше радио и сказала:

— Трилле, надо его закопать!

— Закопать радио?

— Ну да. Помнишь, как баба-тетя рассказывала? Мы закопаем его за сараем и будем играть, что сейчас война.

Очень приятно играть в то, о чем рассказывала баба-тетя. У себя на небе она наверняка сейчас радуется за нас. И в то же время это все такое совсем запрещенное, что даже щекотно по всему телу. Но это-то и здорово, сказала Лена. Мы на своей шкуре почувствуем, как жили люди во время войны, а это полезно знать.

Все население Щепки-Матильды, даже не Догадываясь об этом, враз превратилось в фашистов. Мы с Леной остались двумя единственными норвежцами и ходили крадучись, как два шпиона.

— Если нас поймают, упекут в Грини, — сказала Лена.

Мы выкопали яму рядом с курятником. Это было трудно, но в конце концов яма получилась большая и глубокая. Такая большая и глубокая, что мы решили собрать все имеющиеся в Щепки-Матильды радио.

Оказалось, что теперь в норвежских семьях гораздо больше радиоприемников, чем когда дед и баба-тетя были детьми. Мы нашли радио в душе, стереосистему в гостиной, транзистор Магнуса, СВ-проигрыватель Мины и старый громоздкий приемник деда.

— Ничего себе, — то и дело изумлялся я по ходу поисков.

— Да, многовато, конечно, — сказала Лена, — но глупо было выкопать такую огромную яму, а потом не заполнить ее.

Видно, война дается нам с Леной неплохо, потому что мы собрали все радио, оставшись незамеченными. Улов у нас был гигантский. Мы умудрились даже вытащить огромную стереосистему из гостиной.

— Ну что, будем закапывать? — спросила Лена, когда мы под самый конец сбросили туда же карманное радио Магнуса.

— А мы ничего не испортим? — спросил я.

Но Лена считала, что современная техника должна выдерживать такую малость, раз уж старые приемники столько выдерживали в войну, когда кругом была нищета и разруха. Мы все же положили сверху мешковину, засыпали и прикрыли дерном, а потом побежали дальше шпионить за фашистами.

Сначала мы из-за кухонной двери следили за мамой, которая искала свое радио. Потом спустились к деду — он стоял посреди комнаты и чесал голову.

— Трилле, я впал в маразм, — сообщил он. — Я помню, что до обеда мой радиоприемник стоял тут, а теперь его нет. Но кто мог передвинуть этого мастодонта, если не я сам?

Лену как ветром сдуло. Нашел я ее за сараем, она лежала на траве и корчилась от смеха.

Но потом фашисты начали разговаривать о своих пропажах. Мама поговорила с дедом, Дед с Миной, та с Магнусом, он с отцом. В конце концов все они собрались на кухне и стали обсуждать, куда могли запропаститься все радио. Мы подслушивали, сидя на чердачной лестнице.

— Думаешь, они нас не заподозрят? — прошептала Лена.

— Боюсь, они с этого начнут, — честно ответил я.

И тогда мы решили бежать. Так они делали во время войны — сбегали в Швецию и становились беженцами. Ноги надо было уносить немедленно, потому что теперь фашисты повсюду нас разыскивали.

— Трилле, за твою голову обещана награда! — крикнул вдруг Магнус где-то неподалеку.

— Уводим Юнову клячу! — сказал я.

То, что нам с Леной удалось пробраться в старую конюшню и сесть верхом на коня так, что нас никто не увидел, — это чудо.

— Мне сбегать не впервой, — сказала Лена, когда мы уселись на спину лошади безо всякого седла. Я ухватился за гриву, Лена вцепилась в меня и воскликнула «но-о!».

Мы припустили по короткой дороге, по которой ездили на мопеде, когда на нас напали разбойники Бальтазара. Двигались мы не быстро, хотя Лена безостановочно понукала Юнову клячу. Но она ведь не скаковая лошадь. Она кляча вообще-то.

— У, черт, ну и дрянная лошаденка, — раздраженно ворчала Лена. — Нам нужно место, чтобы укрыться!

Поехали к Юну-в-гору, — предложил я. — Это недалеко. Заодно посмотрим, как он устроился.

Когда мы приехали, в доме престарелых стояла тишина. Лена окинула оценивающим взглядом большой дом и сказала, что это Швеция один в один. Она была однажды в Швеции, когда ей было два года.