Осторожно, Питбуль-Терье!, стр. 15

С дамой случается припадок. Она ахает, охает и плачет. По щекам текут коричневые ручейки туши. Тюпа кидается к ней со всех ног. Дама садится на корточки и подставляет Тюпе лицо. Хвост превращается в пропеллер. Тюпа попеременно то тявкает, то лижет даму в губы.

Дама берет Тюпу на руки и сквозь слезы сердито смотрит на нас.

— Что вы сделали с моей девочкой? — говорит она.

И захлопывает у нас перед носом дверь. Мы бредем прочь, едва волоча ноги.

— По-моему, она немного преувеличивает, — говорит Терье. — Не такой уж это и ужас.

— Вот именно.

— Нужно во всем видеть хорошее, — продолжает он. — Тюпа ведь могла и не выжить.

— Да уж.

Рождественские подарки

Я стою в магазине игрушек, перед полками с плеймобилями. В кармане у меня пятьсот крон. Самые большие наборы стоят на нижней полке: ковбои, рыбацкая шхуна и пиратский фрегат. Я велю себе забыть, где стоят пираты. Потом зажмуриваюсь и кручусь на месте. Разок, потом еще — для верности. Ощупью выбираю коробку и иду с ней в сторону кассы. Странно, какая она легкая. Кстати, похоже, я мог бы жить слепым.

У кассы я спрашиваю, могут ли они упаковать коробку как подарок.

— Касса дальше! — сообщает женский голос.

Я поворачиваюсь и медленно иду на звук. Но внезапно натыкаюсь непонятно на что, и куча чего-то с треском и стуком сыплется на пол.

Я открываю глаза. По всему полу раскиданы покемоны — я снес стойку с ними. Прибегает сердитая продавщица.

— Что ты вытворяешь? — ругается она. Садится на корточки и начинает все собирать.

— Я хочу вот это купить, — отвечаю я, протягивая ей коробку.

И к своему ужасу понимаю, что держу в руках машину Барби. Мог бы и раньше догадаться. Барби стоят бок о бок с плеймобилями.

Дружеская услуга

Я иду за Терье. Как ни крути, он уверен, что мы с ним закадычные друзья. И почему б мне этим не воспользоваться?

Терье прискакивает ко мне вниз, едва услышав по домофону, что это я. Он так торопится, что запинается о порог.

— У тебя новый план? — спрашивает он. И глаза у него от нетерпения становятся круглыми, как два блюдца.

— Ты можешь мне помочь? — спрашиваю я.

— Это часть плана?

— Нет, это к делу не относится. Терье морщит лоб.

— Что еще? — тянет он. Покосившись на окна второго этажа, он отходит от дома, я следом за ним бреду к дороге.

— Ты не мог бы купить подарок для меня? — говорю я. — Для моего племянника.

Терье громко вздыхает.

— Это ты и сам можешь сделать. Я тебе не прислуга.

— Сам я не могу, потому что мне не положено знать, что за подарок!

— Почему?

—  Потому!

Я начинаю потихоньку закипать. Кто ему дал право вот так все выведывать? У Терье каменеет лицо.

— Должно быть объяснение! — говорит он.

— Никакого интереса, если я буду знать заранее!

— Но это ж не тебе, а племяннику!

Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не рассердиться.

— Ты не можешь просто сделать, ничего не выпытывая? Мы же с тобой друзья!

— Лучшие друзья! — радостно скалится Терье.

Я жду, сидя на лавочке в торговом центре. Перед домиком Юлениссе сгрудилась целая толпа детсадовцев. Вот жалость, папаши Терье нет на месте. Вдруг какой-то малыш как крикнет:

— Вон он!

Из сортира идет враскачку Торстейн. Бороду он задрал на лоб, но теперь рывком возвращает ее на подбородок. Малышня бросается к нему с криками и воплями. Еще через секунду они облепляют его со всех сторон. А один вцепляется ему в бороду. Современные дети совершенно не умеют себя вести.

— Отставить! — кричит Торстейн на весь торговый центр.

У детей округляются глаза, малыши вздрагивают и пугливо пятятся. Воспитательницы оторопело переглядываются. А Торстейн кидается к домику. Там маленькие мальчик и девочка заглядывают в мешок с подарками. Торстейн вырывает у них мешок, мальчик хлюпает носом.

— Так, все построились в шеренгу, иначе никаких подарков никому! — кричит Торстейн.

Внезапно передо мной вырастает Терье.

— Он пиратский корабль хотел, да?

Я напряженно стараюсь забыть, что слышал от него слова «пиратский корабль».Я быстро киваю и пригибаюсь, чтобы рассмотреть, что происходит там, у Юлениссе. Но Терье тоже делает шаг в сторону и загораживает обзор.

— То-то будет у твоего племяша радости, когда он получит такую вещь, — обиженно говорит Терье и поднимает пакет с большой коробкой.

Я берусь было за пакет, но Терье отодвигает его подальше.

— Но-но, — говорит он, — я тебя знаю. Тебе в руки только попадет, сразу вскроешь и начнешь играть.

Честно говоря, это уже перебор. За кого Терье себя принимает? За мою мамочку?

Я картинно закатываю глаза и всячески даю ему понять, что он ведет себя глупее некуда.

— Кончай уже! — говорю я и тяну коробку к себе.

— Э, нет. Давай-ка ты скажешь своему племяннику, чтобы он в сочельник сам пришел и забрал подарок. У меня.

И с этими словами он, не поверите, разворачивается и вразвалку идет прочь. Унося мой подарок.

Терье как можно дальше обходит домик Юлениссе, перед которым шеренгой выстроились малыши и строго по одному делают два шага вперед, чтобы получить от Торстейна маленький подарочек.

Торстейн прерывает раздачу, чтобы посмотреть, куда пойдет Терье. Но тот даже не смотрит в сторону папаши.

Предпраздничные хлопоты

Зато мама вдруг выздоровела. Она носится по дому как заводная: здесь наведет порядок, там протрет пыль. Доделав что-нибудь, она вычеркивает этот пункт из списка на холодильнике.

— Как только все переделаю, наступит Рождество, — улыбается она и берется за следующий пункт программы: мытье ванны.

— Фу, сколько волос, — доносится из ванной ее голос.

Меня это озадачивает. Мы же так старательно убрали всю Тюпину шерсть.

Мама открывает дверь и показывает мне клок мокрых волос.

— У тебя не линька? — говорит она.

— Похоже на то, — отвечаю я.

— Смотри, совсем не облысей, — смеется мама.

На обед у нас яичница с беконом и десерт — печенье «человечки». Надо сказать, обед у нас готовится не каждый день. А уж десерт к нему ни разу прежде не прилагался. Но сегодня у мамы такое прекрасное настроение, что вся жизнь идет не по правилам.

— Ты вчера купил себе рождественские подарки? — спрашивает она, откусывая голову светлому человечку-печенью.

Я киваю и спрашиваю в ответ, чего хочется маме.

— Мне ничего не нужно, — продолжает мама, — потрать лучше деньги себе еще на что-нибудь.

Мама отхлебывает большой глоток молока.

— Разве что тебе встретится противоядие от страхов, — говорит мама.

— Эта штука распродана вчистую.

Мама поднимает на меня глаза и улыбается.

— Мне кажется, они вообще сняли ее с производства.

— Зато всегда в ассортименте принудительная госпитализация, — говорю я.

Мама усмехается.

— Ты думаешь? — говорит она.

— Да, — отвечаю я. — Популярное средство. Многим нравится.

Мама встает, собирает блюдца и идет к мойке.

— Да уж, — говорит она, — многим до того нравится, что они там навсегда остаются.

Я чувствую, что с сердца как будто соскочила цепь. Горячая волна чего-то противного заливает щеки.