Само собой и вообще, стр. 12

— Если только у магистра Поппельбауэра опять не изменятся планы, — добавил Ани.

А Вуци, который пришел вместе со мной, сказал, что Ани незачем возмущаться, ведь двадцать часов опоздания не так уж и много. Его собственный отец, между прочим, опоздал примерно на 130 000 часов.

На пятнадцать лет! Вуци вообще никогда не видел своего отца. Тот живет за границей с новой семьей и только присылает алименты. Вуци даже не знает, как он выглядит. Мама Вуци разорвала все папашины фотки на мелкие кусочки, когда он ее бросил.

В четверть первого Шустрика еще не было дома, и мы решили, что его действительно забрал папа. Ани приготовил спагетти с соусом карбонара, и мы втроем уплели их. Для возни на кухне Ани уже достаточно окреп. Но ходить за покупками пока не может, ноги плоховато держат. Поэтому Ани приготовил спагетти карбонара из того, что нашлось в доме. Вместо спагетти он взял длинную лапшу, вместо шпика — салями, вместо пармезана — домашний сыр, а вместо отсутствующих сливок — побольше яиц. В результате это блюдо напоминало скорее омлет с комками лапши, потому что при варке лапша слиплась. Но за время детства и отрочества в нашей семейке поневоле научишься непритязательности! Пока мы ели, я решила, что, когда папа привезет Шустрика домой, я серьезно поговорю с ним и спрошу, что происходит и как все будет дальше. Я же имею полное право знать, есть у нас еще отец или уже нет!

Мы с Вуци сидели в комнате у Ани, когда вернулся Шустрик. Он прошел по коридору в гостиную, еле удерживая в руках огромный шоколадный торт. Клоп был в чрезвычайно радостном настроении и тут же заорал, что сейчас мы все вместе будем есть торт. А потом поедем с папой в город и выберем себе джинсы и новые ботинки. В общем, «будьте счастливы, я привел вам папу, который купит всем штаны!»

Я пошла в гостиную к папе и Шустрику. Ани отказался: он, мол, не хочет видеть папу. Вуци остался с Ани, и тот объяснил ему, что от папы нужно отвыкать, как от курения: необходимо раз и навсегда подвести черту. Если хочешь бросить курить, нельзя время от времени делать одну-две затяжки, иначе все отвыкание пойдет коту под хвост и пагубное пристрастие восстановится. Обо всем этом Вуци рассказал мне позже.

Наверно, Ани прав, но я не такая умная, как мой братец! В общем, я пошла к папе, папа обнял меня за шею и прижал к себе. Сердце у меня заколотилось, и я чуть не прослезилась от нахлынувшего умиления, но взяла себя в руки, высвободилась из папиных объятий и сказала, стараясь не поддаваться его обаянию:

— Папа, давай поговорим начистоту, это нам нужнее, чем торты, джинсы и обувь!

(Хотя мои шмотки уже просто вообще никуда не годятся и мне срочно требуются новые.)

Папа хотел отговориться какими-то глупыми шуточками, но я держалась твердо, как скала, и, глядя ему прямо в глаза, спросила:

— Так как же теперь обстоят дела? Твоя отлучка — это временное отклонение от маршрута, или ты дезертируешь окончательно?

Эту фразу мог бы произнести Ани, а ко мне она, само собой, просто вообще не подходит. Но в некоторых тяжелых ситуациях гораздо легче выражаться так, чем объяснять, что у тебя в действительности на душе.

Папа начал нести какую-то чушь. Если у нас возникнут проблемы, то он, само собой, будет в нашем распоряжении просто вообще в любое время. И теперь он сможет проводить с нами гораздо больше времени, чем раньше. На выходные и на каникулах. А для детей гораздо лучше один хороший день без родительских ссор, чем целая ужасная неделя с ругающимися родителями. И если люди действительно любят друг друга, им незачем каждое утро завтракать за одним столом! Не знаю, долго ли еще продолжалось бы это вранье, если бы я не перебила:

— Тогда это, наверно, означает развод?

— Да, — ответил папа.

Тут Шустрик схватил торт и швырнул его через гостиную. Ни с того ни с сего, не сказав ни слова! Торт вылетел за дверь, в прихожую, как летающая тарелка-фрисби, шлепнулся на пол рядом с телефонной тумбочкой и развалился на несколько темно-коричневых кусков. А весь пол вокруг покрылся брызгами шоколадного крема.

Шустрик убежал к себе в комнату, а я сказала папе, что ему лучше уйти. И он весьма проворно удалился. Еще и прошептал, трагически наморщив лоб, что-то вроде:

— Когда-нибудь вы сможете меня понять!

Не знаю, что бы мы делали, если б не Вуци. Он просто душа-человек. Собрал с пола коричневые куски и остатки крема, потом на кухне соорудил из всего этого нечто круглое и щедро посыпал какао. И сказал:

— Нельзя, чтобы такой хороший торт пропал. Папаши — отдельно, а торты — отдельно.

Я выманила Шустрика из его комнаты и как могла утешила. Я бы с удовольствием утешила и Ани, но совершенно не представляла себе, как это сделать. Шустрик еще маленький, и его можно, по крайней мере, гладить по голове и вытирать ему нос. Но с тринадцатилетним мальчишкой такое не пройдет. К тому же он не ревет и не вырабатывает избыточного количества соплей.

К тому времени, когда мама вечером вернулась из вязального магазина, мы вчетвером успели уничтожить весь торт. И мама этому очень обрадовалась. Судя по ее виду, она подумала: «Ну, раз мои дети съели целый торт после того, как отец сообщил им о разводе, значит, они не слишком огорчены».

Но это неправда. Я, по крайней мере, очень огорчена. И никогда бы не подумала, что смогу в такой ситуации смолотить три куска шоколадного торта! Объяснить самой себе, как мне это удалось, я тоже не могу. Единственное, что приходит в голову по этому поводу, — это изречение нашей Бабушки, которое процитировал Ани, когда мы печально поедали торт: «Кто слез на хлеб свой не ронял, тот в жизни хрен что понимал!» [3]

И еще кое-что открылось мне за последнее время. Оказывается, разлад между родителями пробуждает любовь между братьями и сестрами. Просто удивительно: пока у нас дома все было более-менее нормально, мои братья — и маленький, и постарше — ужасно действовали мне на нервы, и я частенько мечтала, как замечательно было бы быть единственным ребенком. А еще чаще клялась в скором времени собственноручно удавить обоих! Но с тех пор как между родителями разгорелась война, я все больше и больше люблю моих братьев. В несчастье мы стали настоящими товарищами.

Пропади пропадом эти деньги

Рассказывает Ани

Я часто корил сестру за то, что она носит розовые очки, и считал, что их обязательно нужно снять. Но, похоже, я и сам не менее далек от реальности. Как бы это поточнее объяснить… В общем, у меня в мозге как бы два этажа, верхний и нижний. На верхнем этаже мозгу все было ясно с тех пор, как папа ушел, прихватив с собой чемодан: отец нас бросил, он любит Рыбу Вильму, скоро мама подаст на развод!

Однако на нижнем этаже мозг все время нашептывал совершенно другое: вдруг все не так уж плохо, папа ведь может разругаться и с Вильмой, папа ведь может сказать себе, что жизнь с детьми ему дороже всего остального! И что на самом деле он по-прежнему любит маму!

Каждый день, придя из школы домой, я незаметно открывал шкаф в коридоре и смотрел, там ли еще папины шмотки. И всякий раз успокаивался, увидев длинный ряд брюк и пиджаков, а внизу много-много пар обуви. Один мальчик из нашего класса однажды на перемене рассказал, что его отец по три раза в год уходит из дома, а через несколько недель всегда возвращается обратно. Это меня немного утешило.

«Ведь от этих взрослых никогда не знаешь, чего ждать, — нашептывал мне мозг на нижнем этаже, — они часто ведут себя странно и необъяснимо!»