Морская школа, стр. 8

– Какая хорошая хабеня! [2] Хороший Николай Ива­нович!

Вечером мы провожали Григория. На маленькой пристани лесник обнял Илько и тихо сказал:

– Не забывай меня, Илько Я тебя буду ждать!

Он вскочил в лодку, любящими глазами посмотрел на своего питомца, веслом оттолкнулся от пристани. Потом вложил весло в кормовую уключину и с силой принялся галанить.

– Буду ждать!

Рыская носом из стороны в сторону, лодка стала быстро удаляться. Илько стоял на берегу и печальным взором следил за Григорием, пока лодка не скрылась за поворотом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПРОВОДЫ

В дорогу Илько собирала моя мама. Она дала ему мои штаны, шапку и полотенце. Искусно уменьшила пиджак Илько и залатала совик. Наконец мама отку­да-то вытащила старые отцовские варежки и обшила их материей.

– Там у вас, в тундре, наверно, сейчас холодно, – сказала она, примеряя варежки на руки Илько. – На всякий случай, не помешают.

– Нет, – Илько покачал головой, – сейчас в тунд­ре тепло. Хорошо сейчас в тундре!

– Ну, все равно не помешают, – сказала мама, она не особенно верила, что «сейчас в тундре тепло».

Увидев все эти приготовления, Костя внезапно убе­жал домой и вернулся со свертком. Он тоже принес Илько подарок – выпросил у матери свою рубашку да прибавил к этому еще старую хрестоматию «Родник», выменянную на камышовое удилище.

– Тут есть о том, как Петр Первый шведов под Полтавой разбил, – говорил Костя, перелистывая страницы «Родника». – Вот, видишь, Илько, «Горит восток зарею новой…» А вот смотри – про мальчика, который шел учиться:

Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик
По своей и божьей воле
Стал разумен и велик.

– Думаешь, какой это «архангельский мужик»? – спросил Костя. – Знаешь?

Илько наморщил лоб, но ответить не мог.

– На букву «лы», – подсказал Костя.

– Ломоносов! – не удержался я.

Костя обидчиво махнул рукой:

– Вечно ты, Димка, суешься со своим носом!

Но, оказывается, Илько знал о нашем земляке Ло­моносове. Ему рассказывал о нем Петр Петрович.

Подумав, Костя сказал:

– Я прочитал это стихотворение папке, а он и го­ворит: «Правильное стихотворение и изложено красиво, но только божья воля тут ни при чем».

– Это для того, чтобы складно было, – заметил я.

– Как тебе не складно, – возразил Костя. – Это, чтобы царские слуги пропустили стихотворение в книж­ку – вот для чего Некрасов тут бога и подпустил. Из хитрости. Потому что царь не любил, чтобы бедняки учились. А про бога он все любил читать.

Илько развязал свой мешок и стал укладывать в не­го подарки – одежду, тетради, карандаши, хрестома­тию. Вдруг он словно что-то вспомнил. Произнес задум­чиво и взволнованно:

– Тогда я говорил неверно. Русские – хорошие люди! Они любят ненцев. Об этом я расскажу в тундре.

– А Матвеева-то, кочегара с «Владимира», мы так и не разыскали, – сказал я. – Как бы нам его найти?

– Если он в Соломбале, мы обязательно его разы­щем, – уверенно заметил Костя. – Вот только бы знать, какой он…

Илько раскрыл свою тетрадь:

– Вот он какой! Если встретите такого, значит, это и есть дядя Матвеев.

Кочегар с «Владимира», друг Илько, был нарисован карандашом во всю страницу тетради. У него было про­стое, открытое лицо, чуть насмешливые глаза смотрели прямо на нас.

– Не видал такого, – с сожалением сказал Кос­тя. – Нужно у отца спросить, он многих соломбальских моряков знает.

– И у дедушки можно спросить. Мы его найдем, Илько. Пока ты будешь в тундре, мы его и найдем.

Илько осторожно вырвал из тетради страницу с портретом незнакомого нам Матвеева и передал Косте.

В рейс на Печору уходил пароход «Меркурий».

Илько распрощался с дедом Максимычем и с моей матерью, мы с Костей пошли его провожать. Мы хотели взять с собой Гришу Осокина и зашли за ним, но его дома не оказалось. Гришина мать сказала, что «он, без­дельник, с утра где-то пропадает».

– Вот ведь какой! – укоризненно заметил Костя. – Вчера уговаривались, а тут он убежал куда-то. А потом будет кричать: «Ладно, ладно, не хотели взять!» Так ему и надо!

«Меркурий» стоял в Воскресенском ковше. Перед тем как отправиться в море, он должен был идти к Ле­вому берегу бункероваться – грузить уголь.

На причале мы неожиданно встретили Николая Ивановича. С ним был какой-то незнакомый нам чело­век с чемоданом и кожаным пальто на руке. Николай Иванович сказал:

– Это, Илько, товарищ Климов, представитель Центрального Комитета партии. Он едет в те же места, куда и ты, по поручению Владимира Ильича Ленина.

Климов поздоровался с нами, а Илько спросил его:

– Вы видели Ленина?

Климов дружески улыбнулся:

– Видел и разговаривал с ним перед отъездом. Владимир Ильич просил меня узнать, сколько в тундре нужно учителей и врачей и в чем нуждается ваш народ. Он велел еще узнать, кто в тундре хочет поехать учить­ся в Москву. Мне поручено также организовать у вас тундровый Совет. Совсем другая жизнь будет теперь в тундре.

К «Меркурию» подошел буксирный пароход.

– Николай Иванович! – крикнул с мостика в ме­гафон капитан «Меркурия». – Отваливаем. Прошу пас­сажиров на борт!

Матросы убрали трап и перебросили швартовы с причала на палубу.

– Счастливого пути, Илько! – сказал Николай Иванович. – Приезжай к нам.

– Приезжай и зови других ребят! – крикнул Кос­тя, когда Илько был уже на пароходе.

Буксирный пароход пронзительно свистнул и начал оттягивать нос «Меркурия».

– Сколько простоите у Левого берега? – спросил Николай Иванович у штурмана, стоявшего на корме.

– Недолго. В восемь вечера отход.

Буксируемый маленьким пароходом, «Меркурий» развернулся и медленно поплыл вверх по реке. Илько и Климов стояли на палубе и махали нам шапками.

– Хочется в море, – сказал Николай Иванович, глядя на удаляющийся пароход. – Давно не был в море.

– Почему же вы теперь не поступаете на паро­ход? – спросил я.

– Да вот, видишь, пока партия оставила меня в губкоме. Я уже рассказывал вам. А на будущий год обещают отпустить в плавание.

Мы пошли по набережной Северной Двины. Боль­шая река была усыпана солнечными отблесками. Лег­кая дымка, гонимая южным ветерком, плыла над дале­кими песчаными островками.

По реке скользили катера и лодки. Вдали, в сторо­не Соломбалы, показался идущий с моря большой па­роход.

– С полным грузом идет! – заметил Николай Ива­нович торжествующе. – Действует наш советский флот! Добро!

На углу мы распрощались с механиком и отправились в Соломбалу. Вдруг Костя хлопнул себя по лбу и сказал весело:

– «Меркурий» отойдет от Левого берега в восемь часов. Вот здорово! Мы еще проводим и увидим Илько!

– Опять в город поедем?

– Зачем в город! Я кое-что поинтереснее придумал. Когда Костя рассказал, что он придумал, я с востор­гом одобрил его план.

Вечером мы пошли к Грише Осокину, но и на этот раз дома его не застали.

– Опять, наверно, уехал рыбу ловить, – сказала Гришина мать. – Вот вернется, я ему задам баню!

Мы позвали с собой Аркашку Кузнецова и его ма­ленького братишку Борю.

Спустя полчаса из речки Соломбалки на Северную Двину выплыла наша старая шлюпка «Молния». Нам пришлось грести изо всех сил, потому что «Меркурий» уже был близко, а наша «Молния» двигалась со ско­ростью черепахи. Однако мы успели вовремя.

Когда мы подплыли к идущему «Меркурию» на са­мое короткое расстояние, Костя скомандовал:

– Суши весла! В стойку!

Мы подняли весла «в стойку». Это был торжествен­ный морской салют.

– Ура-а! – закричали мы в один голос.

Капитан заметил наше приветствие и ответил про­должительным гудком. Мы были горды! Старый, опыт­ный капитан большого морского парохода, словно рав­ным, отвечал мальчишкам, плывущим на дряхлой шлюп­ке. Я изо всех сил старался разглядеть на палубе Иль­ко, но не видел его.

вернуться

2

Хабеня – русская женщина.