Гибель «Демократии», стр. 31

При слове «ночь» Поволяев втянул голову в плечи, поспешно убрал руки со стола. Старательно отводя глаза, отставной моряк начал рассказывать:

– Промашка вышла у босяков, которых я нанял. Они, как вы велели, Шувалова побить должны были, да обмишурились. Поручик ловок оказался – сам их отходил за милую душу. Правда, у них наглости хватило все равно деньги сполна потребовать, но я им кутузкой пригрозил, они и отстали. Человек, который той ночью за офицером вел наблюдение, видел, как тот сначала их отмутузил, а потом о чем-то расспрашивал. Недавно он узнал, что в милиции Шувалова врач осмотрел и в протоколе написал – никаких синяков или ссадин не обнаружено. Как этот интеллигент умудрился справиться с двумя здоровенными мужиками, не понимаю?!

– Все? Или вы еще о чем-нибудь забыли сообщить? – спокойно спросил Блюмкин.

– Клянусь честью, больше ничего, – поспешил заверить Иван Александрович. – Остальное идет согласно плану. Записку, должно быть, уже передали. Все начнут действовать точно по инструкции в назначенный час. Пролетка та самая, что вас возила.

– Кто ночью следил за Шуваловым? – принялся уточнять Яков. – Может, такой же умелец, как ваши босяки? Упустил объект, а потом преподнес историю о былинном богатыре.

– Как раз наоборот! – обрадовано встрепенулся Поволяев. – Ручаюсь, лучшего не найти. Из бывших жандармов. Нечто вроде Шерлока Холмса здешнего курортного издания. Бывает, ценные пропажи разыскивает, по договоренности азартных игроков от залетных шулеров оберегает, не брезгует заказами по выявлению адюльтеров. В прошлом месяце по просьбе фабриканта Яковлева сбежавшую жену вернул в лоно семьи. Ради блага нашего дела счел нужным нанять, хотя сумму уплатил немалую.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – засмеялся оперативник. – Представьте расписку, все компенсирую. Кстати, с нашим информатором в контрразведке сполна расплатились?

– Не извольте беспокоиться! Все до копеечки. Хотя, на мой взгляд, лишку дали. Этот субъект и за меньшее рассказал бы то же самое.

– Ну, это мне решать, – посерьезнел Блюмкин. – Ваше дело передать деньги и положить передо мной расписки. Можно даже сейчас… Благодарю вас!

Комитетчик бегло просмотрел врученные ему листки бумаги, аккуратно спрятал их в бумажник.

– Значит, фамилия сыщика Батурин? – вернулся он к прерванному разговору. – Как же клиенты к нему дорогу находят? Объявления дает, или его подвиги воспеты местным Конан-Дойлем?

– Нет, здесь дело посерьезнее! – поспешил Поволяев похвастаться осведомленностью. – Конечно, Лука Петрович помещает изредка в «Севастопольском листке» объявления о предоставлении услуг, но главное не это. Он связан с петроградским сыскным бюро «Минерва» и с подобной фирмой в Москве. Они-то и рекомендуют господам, которые едут в здешние края, в случае чего обращаться к Батурину.

– Что за «Минерва»? Какое-нибудь сообщество служителей искусства? – прикинулся комитетчик несведущим. Привычка перепроверять известные ему сведения не раз приносила Якову пользу.

Его собеседник, вовсе не задумавшись над странным обстоятельством – сотрудник КОБа ничего не знает о том, что просто обязан знать, – начал рассказывать:

– Вы помните, как несладко пришлось жандармам, когда Временное правительство устроило на них гонения? Кто-то всерьез полагал, что такая люстрация предотвратит возврат к монархии. Лишившись возможности поступить на государственную службу, сотрудники политической полиции предложили свои услуги частному капиталу. Создав бюро, напоминающее американское агентство Пинкертона, они начали с защиты от уголовной преступности. А когда в стране дошло дело до политической борьбы, занялись обслуживанием партий и отдельных деятелей. Говорят, «Минерва» объединяет чуть ли не всех бывших жандармов, которые весьма преуспели в своем нынешнем ремесле. От денежных клиентов у них отбоя нет, поэтому все, кто с ней связан, процветают. Мне Лука Петрович согласился помочь лишь по старому знакомству.

– Работая на нас, он тоже не прогадает, – заметил Блюмкин, вспомнив сумму, обозначенную в расписке. – Ладно, хватит о делах, пора и поужинать. Должен признать, что в неудаче нападения на Шувалова отчасти виноват я сам. Забыл вас предупредить о его хорошем владении системой самозащиты джиу-джитсу. Я высоко ценю наше сотрудничество и надеюсь, мы расстанемся полностью удовлетворенными: я – чувством выполненного долга, вы – полученным вознаграждением. Давайте выпьем за успех. Потом кликните официанта, пусть несет заказ. Мне то же самое, что и вам.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Стрелки на часах показали без десяти минут три, когда в коридоре послышались торопливые шаги. В замке заскрежетал ключ. Прикрыв лицо фуражкой и сложив руки на груди, Петр старательно изобразил спящего. «Ай, я молодец – верно угадал! – обрадовался он. – Выдержки у подкупленного милиционера хватило всего на пять минут. Он занервничал из-за того, что в камере по-прежнему стоит тишина, бросился выяснять, в чем дело. Полагаю, планом это не предусматривалось… Ну, давай, милый, буди меня, – получишь еще один сюрприз».

Тотчас поручик ощутил, как ему на плечо опустилась сильная рука и начала энергично трясти.

– Господин офицер, просыпайтесь, – зазвучал прямо над ухом напряженный шепот. – Вы что, записки не бачили? Времени ж зовсим трошки осталось!

Резким движением головы Шувалов освободился от фуражки. Прямо перед собой он увидел испуганное лицо Куценко. Тот продолжал удерживать одну руку на плече офицера, другая висела свободно. Оружия в ней не было. Петр молча показал взглядом на потолок. Милиционер удивленно поднял глаза и немедленно поплатился за любопытство. От несильного, но точного удара костяшками пальцев по кадыку у бедняги перехватило дыхание. Не давая ему опомниться, Петр захватил кисть руки Куценко, и, вставая с кровати, вывернул ее таким образом, что посланец заговорщиков поневоле улегся на освободившееся место. Одновременно поручик завладел наганом милиционера. Ощутив на губах дуло собственного оружия, пленник благоразумно понял, что его призывают к полному молчанию.

В таком положении они пробыли несколько томительных минут. Когда погас свет, Петр чуть сильнее прижал ствол револьвера и сказал отчетливо:

– Лежи неподвижно, считай до трехсот. Услышу, как зашуршит солома, застрелю. С такого расстояния я и в темноте не промахнусь.

Вскочив на ноги, поручик уверенно проскользнул к двери. Захлопнув ее, он не стал тратить время на поиски засова, а просто повернул ключ, оставленный Куценко в замке. В последний момент Петр решил прихватить всю связку. Сомнительно, что в полной темноте ему удастся справиться с незнакомыми запорами, зато увесистые железяки на большом проволочном кольце смогут неплохо послужить в ближнем бою. В барабане нагана всего семь патронов, так что это импровизированное оружие тоже может пригодиться. Чтобы ключи не звякали, он их быстро связал носовым платком.

До лестницы, упомянутой в записке, Шувалов добрался без приключений. Здесь по расчетам Петра начиналась самая опасная часть путешествия, поскольку засада могла быть устроена уже во дворе. Не исключено, что едва поручик откроет дверь, загремят выстрелы. Однако что-то подсказывало, что кульминацией этого спектакля должно стать именно его появление на улице. Даже пролетка в действительности могла поджидать («Глухой ночью у городского управления милиции?!»), да только не затем, чтобы отвезти в безопасное место, а скорее наоборот. Вполне вероятно, что после поездки в ней беглецу суждено бесследно исчезнуть – скажем, уйти на дно с камнем на шее, добавив попутно хлопот начальнику контрразведки. Тому бы заниматься без устали расследованием взрыва, а тут придется переключать внимание на поиски пропавшего коллеги.

И все же Петр решил поберечься. Он залег па ступенях лестницы, сильным толчком распахнул дверь, а сам, едва приподняв голову над порогом, обратился в слух. Нарушенная скрипом дверных петель, во дворе опять установилась ночная тишина. Даже цикад не было слышно, не говоря о выстрелах, выкриках команд, топоте бегущих людей, обутых в тяжелые сапоги. Шувалов отсчитал шестьдесят ударов сердца, пригнулся, выскочил во двор и сразу кинулся вправо. Привалившись к стене, наставил револьвер в сторону водосточной трубы, темневшей при свете звезд на углу здания. По-прежнему не замечая ничего враждебного, осторожно двинулся в том направлении.