Ящик водки. Том 4, стр. 80

Дальше. Про утечку умов. Да, в России есть высокотехнологичные отрасли. Они производят оружие. Оружия столько не нужно. Не нужно, и это хорошо! Что делать инженерам, физикам, технологам? Копать канавы? (А может, в лагерек?) Граждане патриоты, ну пожалейте же их! Это же цвет нации. Разрешите им уехать работать за границу. Там их с руками хватают. Там они их чему-нибудь научат и сами научатся. Станет в России поспокойней, посытнее, и они вернутся. С новыми связями, идеями, знаниями. Или это непатриотично? Патриотично — это когда инженер в ларьке торгует.

Еще. Про развал государства. Да оглянитесь же! Посмотрите правде в глаза! Он уже начался! СССР развалился. Сепаратизм регионов. Чечня. Национальные автономии. Александр Исаевич Солженицын в статье «Как нам обустроить Россию» давно писал, что распад СССР — историческая закономерность.

Историческая закономерность, как учит старый русский патриот Карл Маркс, не зависит от воли людей. Тем более от их правителей. Любых, коммунистов или демократов, не важно. Как нам избежать развала России без насилия? Не знаю!

Или кто-то сейчас, после Чечни, готов сказать (да что там сказать, подумать!), что Россию нужно сохранить даже ценой насилия? крови? гражданской войны? И тогда это патриотично? А давайте спросим у матерей тех мальчиков, которые погибли в Чечне? А у матерей тех мальчиков, которым еще предстоит служить в армии? Или они не патриоты?

Я отнюдь не утверждаю, что распад неизбежен. Я только хочу сказать, что на сегодня не видно обнадеживающих тенденций, свидетельствующих об укреплении государства.

Теперь попроще. Про то, что Россия никому не нужна. Разве антидемпинговые расследования по русскому текстилю в Европе и по металлу в США не доказывают, что это так? А вот хоть бы и иначе: а почему мы вообще кому-то должны быть нужны? Кроме самих себя? Разве кто-то из других наций присягал нам помогать? То, что народ нужен только самому себе, это нормально!

Ну, про обанкротившуюся страну совсем просто. Правительство Рыжкова оставило на Россию внешний долг 100 миллиардов долларов. Справедливости ради нужно заметить, что правительство Тихонова (уже забыли такого?) внешнего долга практически не имело. Куда дели эти 100 миллиардов, никто толком ответить не может. На экономику России (почти вдвое меньшую по объему, чем СССР) этот долг повесили неподъемной гирей. Теперь патриоты нам объясняют, что при Рыжкове было хорошо, а при Гайдаре, Черномырдине, Кириенко — плохо. Правильно! Проедали-то эти денежки вы, а отдавать — нам. Проедать — патриотично, а отдавать — кормить Запад. И ГКО тут ни при чем.

Наконец, про духовность и многострадальный народ.

Вот давеча смотрел я телевизор. Зюганов (лидер народно-патриотического движения) возлагает цветы у Мавзолея Ленина (германского шпиона). Упырь, продавшийся за тридцать сребреников врагу, уничтоживший миллионы русских людей (кто не верит — почитайте, почитайте же наконец «Архипелаг ГУЛАГ»!), ввергнувший страну в братоубийственную Гражданскую войну, сделавший государственной политикой захват заложников (русских, заметьте, заложников), расстрелявший Гумилева, выславший и уничтоживший цвет русской интеллигенции, является, оказывается, кумиром Геннадия Андреевича — лидера народно-патриотического движения. И знаете, что больше всего удивляет? Не поведение лидера, а то, что в этом никто не видит противоречия. По терминологии настоящих патриотов не заметить это противоречие и есть проявление духовности. А кто заметил, тот недуховный. Обозлившийся гад, не умеющий прощать. Не замечающий последующих великих достижений. Да… так и не научился я объективно, то есть диалектически, смотреть на историю. Знаете, как это у марксистских ортодоксов: с одной стороны, нельзя не признать, а с другой — нельзя не отметить.

Вот другие народы не прощают, судят палачей. Поскольку недуховные. А русские — духовные. Поэтому прощают и в колонны выстраиваются для достижения великих целей. Прощать учит великая русская литература. Платон Каратаев, Катя Маслова, князь Мышкин и т. д. Поэтому мы ею гордимся. А вот Хаджи-Мурата забыли. Бегом-бегом по школьной программе — пол-урока (помните — про чеченских стариков в разрушенном зале?).

А вот еще из телевизора: Геннадий Андреевич рассказывает кому-то, что у него близкий родственник (по-моему, дед) тоже был репрессирован. И вот есть у меня мечта. Пусть Геннадий Андреевич перед сном, уже закрыв глаза, представляет себе одну и ту же картину: на зябком осеннем ветру, в одном исподнем, стоит измордованный пожилой человек на краю им же самим вырытой ямы, и раскормленная чекистская морда целится из револьвера ему в затылок. Потому что он кулак, враг колхозного строя.

И пускай этот человек каждый раз идет с Геннадием Андреевичем рядом, когда Геннадий Андреевич, во главе колонны демонстрантов, идет по Тверской, распевая бодрые песни про крепкую броню и быстрые танки, утро с рассветом и широкую страну… А сзади Геннадия Андреевича состарившиеся вертухаи тащат портреты усатого генералиссимуса.

Может быть, тогда Геннадию Андреевичу будет легче прощать? Прощать непокаявшихся, не сожалеющих ни о чем, гордых в своей правоте и тащащих страну к светлому вчера. Или легче не голосовать за антисемитскую резолюцию. Или рассуждать про особую роль и духовность народа. А ведь за Геннадия Андреевича голосовало больше 40 процентов нации. Значит, они с этим согласны? А кто не согласен, тот не духовный и не любит Россию. Тот мерзкий злобствующий гад.

Тезис про особую русскую духовность выдуман. Специально. Сначала министром просвещения Николая Первого графом Уваровым (вместе с демагогией про православие, самодержавие, народность и про народ-богоносец). Потом подхвачен коммунистами. Чтобы мы их простили, без суда, даже без их покаяния. Просто потому, что духовные, не такие, как все. Самым сильным достижением русского народа было бы не клевать на эту красивую приманку, а сказать: «Мы такие же, как все народы, не хуже, но и не лучше». Кстати, с этим, насколько я понимаю, согласен даже такой русский патриот (для которого я тоже мерзкий русофоб), как Борис Абрамович Березовский.

Великий русский философ (официально, царским рескриптом признанный сумасшедшим) Чаадаев сказал: «Есть вещи и поважнее, чем любовь к Родине, например — любовь к истине». Настоящий патриотизм, на мой взгляд, состоит не в том, чтобы петь народу сладкие сказки, а чтобы говорить ему правду. Как сказал Александр Исаевич в своей нобелевской лекции, «одно слово правды весь мир перетянет».

Кстати, правда не становится ложью в зависимости от того, кто ее произносит. Даже если это такой грешник, как я.

P. S. А некоторые мои коллеги поспешили сказать, что они со мной не согласны. Интересно узнать, а с кем они согласны? С Геннадием Андреевичем или Борисом Абрамовичем? А впрочем, пусть. Это политика. Пойте сладкую сказку дальше. Про захватывающие перспективы, про огромный потенциал. Кстати, и про духовность не забудьте. Иначе некомплект.

Еще. Я в Москве. Всегда. Изредка выезжаю в Нью-Йорк, когда вызывает издатель. И семья моя здесь. Можете приходить с еврейским погромом. Хоть я и не еврей. Теперь, после думского позора, к сожалению. Шолом.

Светлана Кулешова

ЛЮБИТЕ КНИГИ? ОРИГИНАЛЬНО…

…Начнем с «Ящика водки». На всякий случай напомню. Это такой политический сериал, написанный в жанре диалогов. Бизнесмен Альфред Кох и журналист Игорь Свинаренко вспоминают свою жизнь, год за годом, начиная с 1982-го. Каждый год, как будто что, вспоминается ими за бутылкой водки. Вспомнить они намерены все, на это потребуется ящик. Уже выпито 15 бутылок. Итак, том третий. Года с 1992 по 1996-й. Включительно. Начнем с предисловия. К первой книжке его писал Леонид Парфенов. Ко второй — Татьяна Толстая и Дуня Смирнова. К третьей (сегодняшней) — Валерия Новодворская. Парфеновское предисловие уже забылось, предисловие девушек из «Школы злословия» помню прекрасно — оно было жизнерадостным и немного кокетливым, нынешнее — мрачно до чрезвычайности. Например, есть там такие слова: советская действительность навсегда научила авторов выживать, а не бросаться на амбразуры. Не желать невозможного, бегать по волнам, уступать дорогу неизбежности. Я хорошо отношусь к авторам, и мне их безумно жалко, а им жалко меня. И в этой взаимной жалости капиталиста, журналиста и облезлого злого диссидента — надежда не только для нас… (дальше уже не интересно).