Повелители теней, стр. 77

Пока Джилли бежал к Таврику, уворачиваясь от огней (это оказались пучки травы, пропитанные маслом), он краем глаза успел заметить Ясгура-Хегруна, несущегося на Таврика с копьем в руке. Рядом с мальчиком стояли два человека с мечами, они разрезали веревки. Как только его освободили, он, к ужасу Джилли, прыгнул вперед и пошел на могучего могонца грудью. Он ловко отбил копье и ударил Хегруна по лицу металлической рукой, свалив его на землю.

Хегрун, хоть и лишился копья, не собирался сдаваться, он пнул Таврика ногами так, что тот упал рядом с ним. Пока тот барахтался в пыли, Хегрун поднялся на ноги и захохотал.

Джилли изо всех сил спешил к бывшему вождю. «Я до тебя доберусь, — мрачно думал он. — Еще несколько шагов…»

Два события произошли одновременно. Из темноты вынырнул огромный черный силуэт, всадник с конем, понял Джилли. Он успел заметить, как всадник двинул коня на Хегруна, прежде чем страшная тяжесть придавила его к земле.

— Я же говорил, что мы ценим твое общество, — донесся до его ушей знакомый голос, пока он пытался очистить лицо от грязи. Ему показалось, что он заметил, как всадник сажает Таврика на коня. Потом последовал удар по голове, и больше он ничего не видел.

На топком берегу реки Бернак стоял рядом с дымящейся ямкой, а Истрегул вглядывался в ночь. Все они видели драму, разыгравшуюся на вершине хребта у Беш-Дарока, трое Повелителей Теней ушли, а Бернаку было интересно, что станет делать Истрегул теперь.

— Парню повезло с союзниками, — произнес он. — Выбраться из такой западни…

— Ты все узнаешь позже! — резко оборвал его Истрегул.

Бернак стиснул зубы, сдерживая гнев, направляя его в нужное русло, заставляя работать на себя.

— Какая жалость, что твои Слуги сваляли такого дурака и позволили ему ускользнуть. Надеюсь, остальные не такие… рассеянные.

Черный Жрец обернулся, от него волнами исходила ненависть.

— При жизни Хегрун был обычным человеком, что и сказалось. К тому же, что может сделать мальчишка, кроме как вернуться в город, который окажется в наших руках еще до рассвета.

— Так обещали тебе Слуги, — возразил Бернак. — Как ты можешь быть таким уверенным?

— Я продумал каждую деталь, каждое звено в цепи. Все сработает. — Он указал на Бернака рукой. — Не испытывай мое терпение. Я не терплю насмешек.

Истрегул развернулся и пошел к своей лошади, сопровождаемый несколькими Слугами, двое из которых тащили ослабевшего, безжизненного шамана. Бернак позволил себе улыбнуться. Он наблюдал, как все они работали с Истрегулом, рыли коническую яму, чертили какие-то узоры, потом стояли, вглядываясь в изумрудное сияние, поднимающееся вверх, вдыхали пар, исходящий из самого сердца магии. Потом заставили жаждущих мести духов подняться в виде зеленых искр и поместили их в рот одурманенного шамана.

Все это Бернак наблюдал, понимая неведомым ему чувством, что именно происходит, что означает каждый шаг процедуры, как все соединяется между собой и как это будет работать. Старый шаман был привязан к двоим из свиты Истрегула: один служил для входа, другой для выхода. Ему вспомнились слова, когда-то произнесенные Обаксом, что Слуги — скульпторы человеческих душ, они могут обработать человека как мрамор, вытачивая, отсекая, полируя, даже склеивая рассыпавшиеся обломки.

Теперь, когда Бернак осторожно пробирался по грязи к своей лошади, слова Сокрытого о том, что за Жрецом необходимо присматривать, показались ему особенно справедливыми. Бернак уже знал, кто из вождей кланов принадлежит Черному Жрецу и кто готов пойти за ним, но он ничего не знал об отношениях Жреца со Слугами. Все ли Слуги его союзники или только некоторые?

Сидя в седле с намотанными на руку поводьями, он прислушивался к словам песни, которую где-то впереди пели всадники. Слова были простыми и прекрасно укладывались в ритм скачки. Он улыбнулся и посмотрел через плечо на своих гвардейцев:

— Передайте всем, мы выступаем. Им будет потом о чем петь!

ГЛАВА 28

В холоде, темноте, в оковах, Сувьель отчаялась. Холод этот был тяжелым и всепроникающим холодом каменных стен, никогда не видевших света; она находилась в клетке, вертикально поставленном гробу без верха, к которому она была прикована. Сувьель хотела бы поплакать, но ее глаза были пусты и сухи. Она закричала бы, но наложенное на нее заклятие заперло ее голос на замок. Единственной преградой между давящим на нее отчаянием и ею самой был щит ее разума.

Несмотря на кромешную тьму, ее чувства могли исследовать окружающее помещение. Некоторое время назад, когда несколько Слуг снова пришли после заключения ее сюда, чувства стали понемногу возвращаться. В темноте можно было различить слабые очертания, изгиб челюсти, блеск глаз — достаточно, чтобы понять, что перед ней находится несколько злобных физиономий.

— Какая сила, — пробормотал один.

— Как тщетно, — засмеялся другой.

Потом пелена упала… и снова поднялась, как моргнувшее веко. Все длилось какой-то миг, но она увидела, как ее гости окружили чью-то закутанную с ног до головы фигуру, выводя ее из комнаты.

Увиденное произошло совсем недавно, она была уверена в этом. Была ли эта фигура ее товарищем по несчастью? В этом каменном мешке было еще человек десять, она чувствовала их присутствие. Ей вспомнился рассказ Бабреля о том, как дети бежали, спасаясь от железных клеток, покрытых символами, от каких-то творимых над ними обрядов… Сувьель содрогнулась от холода, сковывающего ее тело и пронзающего ее душу. Она пыталась представить, что Икарно Мазарет с ней, вспоминала теплые объятия его рук, нежность его поцелуев…

Через некоторое время, возможно через час или больше, пришли еще посетители. На этот раз Койрег Мазарет и трое Слуг. К этому времени Сувьель уже различала гораздо больше деталей, она заметила мрачное удовлетворение на лице Койрега, когда тот приблизился к ней. И ощутила на щеках его горькое дыхание.

— Ты сдашься, — произнес он. — Ты будешь служить.

«Никогда», — хотела она ответить, но смогла только пошевелить губами.

Койрег засмеялся, тонко и неприятно:

— Желания моего хозяина не знают границ, он подчиняет себе все. Сейчас он собирается железной хваткой удержать город Императоров. Скоро прилетят ночные охотники. Загорятся леса, крепости падут, и родится Великая Империя Теней. Ты увидишь это, ты восхитишься, ты станешь служить!

Лишенная голоса, она могла только отрицательно качать головой и цепляться за образ Икарно, спасаясь от наплывающей на нее пустоты… которая отступила. Как и в предыдущий раз, она подняла глаза и увидела, как ее тюремщики ведут к выходу бледную, почти размытую фигуру. У двери эта фигура развернулась, и Сувьель увидела собственное лицо: молочно-белые глаза на прозрачном лице глядели не нее.

Потом они ушли, и тьма снова сгустилась и начала давить на нее. Ее мысли и чувства закрутились кругами кошмаров. Она боролась за хотя бы проблеск надежды, силясь вспомнить, что было в ее голове до их последнего возвращения. Это было что-то ценное, значительное, что-то прекрасное.

Но ничего не приходило. Все воспоминания уже ушли навсегда.

Бардоу слышал звуки штурма, грохот боя, пока он со своими шестью охранниками карабкался по длинной темной лестнице, ведущей на укрепленную стену. Обычно эти лестницы были прекрасно освещены, но теперь большинство слуг либо попрятались, либо просто сбежали. При свете факелов, которые несли охранники, или случайно оставленных на лестнице ламп Бардоу заметил, что большинства знакомых ему гобеленов больше здесь не было. Трофеи, решил он. Или просто на растопку.

Ему на ум приходили воспоминания о счастливых временах, но он только что оставил Таврика в комнате для больных в одном из этажей Шпиля, рядом с комнатой Алель, и эти воспоминания не могли пробиться через его мрачные мысли. Прошло уже больше часа с того момента, как Оружейник со своими всадниками вернулся с наследником, а вскоре после этого Ясгур и его армия появились и набросились на западную стену. По словам Таврика, тело Ясгура захватил дух его отца Хегруна, который и приказал идти на Беш-Дарок. Прежде чем вселился дух, Ясгур обещал выпустить войска повстанцев из города без битвы.